Мужчина, женщина, ребенок
Шрифт:
Трус — у тебя даже не хватает духу употребить это местоимение в единственном числе. Говори за себя! Они как раз проезжали Плимут.
— Я к тебе здорово привязался, — добавил он. Наконец-то я выразил свои чувства. Хотя бы частично.
Мальчик долго не отвечал. И только когда до аэропорта Логан осталось меньше часа езды, он заговорил.
— Это правда?
— Что именно?
— Вы правда мой отец?
Роберт посмотрел на мальчика. Черт возьми, он имеет право знать правду.
— Да,
Да, ты можешь проклясть меня, мальчик. Я этого заслуживаю. Тем, что не сказал тебе правду в ту самую минуту, когда впервые увидел тебя. Тем, что не говорил тебе ее до тех пор, пока ты сам меня не заставил.
А теперь — на этот раз сознательно — опять тебя бросаю.
— Это хорошо, — сказал мальчуган. Но в голосе его звучала грусть.
Роберт вопросительно глянул на него.
— Мама часто рассказывала мне об отце. О том, что он хороший и добрый. И веселый.
— Правда?
— И когда я с вами познакомился… Даже когда я в первый раз увидел вас в аэропорту, я подумал, что, может быть, мой отец немножко похож на вас.
Так вот в чем причина моих страхов. Или, наоборот, надежда? — подумал Роберт. Что я встречу своего сына, v понравлюсь ему. Что он меня полюбит. Таким, каков я есть.
Роберт перегнулся и погладил мальчика по плечу. Жан-Клод обеими руками взял его руку и крепко — очень крепко — ее сжал.
Роберт не мог на него смотреть. Он смотрел вперед, повторяя себе, что нельзя спускать глаз с дороги. И зная, что это ложь.
Мальчик все еще крепко сжимал его руку.
И Роберт сказал себе: я не могу его отпустить.
Не могу.
22
Детство Джессики и Паулы резко оборвалось.
Стоя на верхней площадке лестницы, Шейла услышала их разговор.
— Он больше никогда не вернется в этот дом, — твердила Паула. — Никогда, никогда, никогда.
Голос старшей сестры, как ни странно, звучал более спокойно:
— Это пусть мама решает.
Наступило молчание. Паула обдумывала ее слова.
— Как она может с ним разговаривать после того, что он сделал? — спросила она, наконец.
— Не знаю, — отвечала Джессика. — Я надеюсь, что они… что они не разойдутся. Дети из распавшихся семей всегда какие-то пришибленные.
Снова молчание. Паула пыталась вникнуть в проблемы взрослых.
— Ой, Джесси, мне так страшно. Все стало совсем другое.
— Не бойся. Я о тебе позабочусь.
Опять молчание.
— А кто позаботится о маме?
Шейла постучала и открыла дверь. Джессика сидела на кровати, обняв Паулу. При виде нее обе девочки явно обрадовались. Она присела на краешек кровати.
— Ну и денек сегодня выдался! — заметила она, через силу улыбнувшись.
— Что теперь будет, мама? — с тревогой спросила Паула.
— Папа скоро вернется. Постепенно все образуется, — ответила Шейла.
— Неужели мы когда-нибудь снова будем счастливы? — спросила Паула.
В окружавшем ее мире ничто больше не казалось надежным и прочным.
— Конечно, будем. Понимаешь, когда человек становится взрослым, он вдруг с ужасом узнает, что все люди далеки от совершенства. Все, даже его родители.
— Только не ты, — возразила Паула.
— Нет, и я тоже, — настаивала Шейла.
Джесси посмотрела ей в глаза.
— Ты все еще любишь папу, правда?
Шейла кивнула.
— Да, мы были счастливы почти двадцать лет. Счастливее всех, — и помедлив, добавила: — Ближе всех к совершенству.
— О боже! — горестно отозвалась Джесси. — Жизнь такая ужасная.
Шейла некоторое время обдумывала это утверждение.
— Да, детка, — согласилась она, наконец. — Порой она и вправду ужасна.
И тут внизу кто-то зазвонил в дверь. Неужели Роберт уже вернулся? Девочки явно не готовы к встрече с ним. Да и сама она едва ли готова.
— Я открою, — сказала она.
Он старается проявить деликатность, подумала она, спускаясь по лестнице. Не врывается в дом, а звонит, чтобы нас предупредить.
Шейла открыла дверь.
Перед ней стоял Гэвин Уилсон. Она лишилась дара речи.
— Простите за вторжение, Шейла, — сказал он. Ему было явно не по себе. — Но вы таким странным голосом отвечали по телефону. Я сильно встревожился. Вы уверены, что у вас все в порядке?
— Да, да. Просто когда вы позвонили, дети… — Она лихорадочно подыскивала правдоподобное объяснение.
— Да. Разумеется, — сказал он, заранее соглашаясь со всем, что она скажет.
Оба чувствовали себя крайне неловко, стоя у порога и не зная, о чем говорить дальше.
— Разве вам не пора быть в Вашингтоне? — спросила она, а про себя подумала: у меня наверное жуткий вид.
— Надеюсь, они еще день без меня обойдутся.
— Ммм… да, наверно. Может, вы… зайдете? — спросила она.
Гэвин, однако, почувствовал, что она этого не хочет.
— Боюсь, что мое вторжение было весьма некстати. Но я рад, что у вас все в порядке. Послушайте, я остановился в «Холидей Инн». Если я могу чем-нибудь быть зам полезен, позвоните. Но никоим образом не считая себя обязанной…
Заткнись, Гэвин, что за чушь ты порешь.
— Это очень любезно с вашей стороны, — сказала Шейла. И несколько некстати добавила: — Мой муж должен скоро вернуться. Ему пришлось поехать в аэропорт.
— Вот как, что-нибудь срочное? — спросил Гэвин.