Мужчина, женщина, ребенок
Шрифт:
Она утвердительно кивнула.
— В таком случае ступайте.
Он протянул ей стакан и сел в кресло напротив.
— Ну?
— Что ну?
— Вы поняли, что я вам сказал?
Она кивнула.
— Ну и что?
Она посмотрела в стакан, а потом подняла глаза на него.
— Гэвин, я не обманываюсь. Вы… как бы это получше выразить… вы что-то вроде интеллектуальной кинозвезды, а я…
— Не трудитесь заканчивать эту фразу, Шейла. Вы не только умны и красивы, вы еще и чрезвычайно чутки. И если мой инстинкт меня не обманывает, то вы, как и я, — член БРД.
— Что такое БРД?
— Братство Раненых Душ. Дело в том, что я — его основатель.
— Вы ничуть не похожи на раненого.
— Я просто научился как следует это скрывать. Необходима некоторая доля цинизма. — Он остановился. — Я ведь еще не успел рассказать вам все вчера за обедом. Когда я уехал из Англии, а моя жена там осталась, она предпочла не только Оксфорд, а некоего профессора из Оксфорда. Очень симпатичного доктора философии. Поэтому звание кинозвезды, которое вы мне столь лестно присвоили, едва ли может компенсировать тот факт, что моя жена этого мнения отнюдь не разделяет.
Теперь его глаза омрачила тень печальных воспоминаний.
— Простите, — промолвила Шейла. — Я право не знаю, что сказать — разве признаться, что мне знакомо это чувство. Как вы его преодолели?
— В сущности, никак. Я даже не уверен, что мне это когда-нибудь удастся. Но время берет свое — оно регенерирует способность надеяться. Постепенно начинаешь верить, что тебе еще встретится человек, которому ты сможешь довериться…
Он посмотрел на нее.
— Я сама не знаю, на каком я свете, — отозвалась она. — То есть, я хочу сказать, что столько всего обрушилось на меня одновременно.
Он перевел дыхание и мягко спросил:
— В жизни вашего мужа появилась другая женщина?
Эти слова ее ошеломили.
— Понимаю, — сказал он, — вы не можете об этом говорить. Простите.
Но у Шейлы нашлось, что сказать.
— Гэвин, дело обстоит не совсем так, как может показаться. То есть… — она тряхнула головой, не находя слов. — То есть, я не могу объяснить…
— Шейла, я беру свой вопрос обратно. С извинениями. Это и вправду не мое дело.
Она даже не могла сказать спасибо.
— Как-нибудь в другой раз, — добавил он. — Когда вы сможете. Или захотите.
Он встал.
— Я знаю, мне пора ехать…
Она хотела что-то возразить, но он добавил:
— Так будет лучше для нас обоих.
Помедлив, она, наконец, сказала:
— Спасибо, Гэвин.
Он вынул блокнот, вырвал из него страничку, нацарапал на ней что-то и сказал:
— Вот мой телефон в Белом доме. И предупреждаю — если до конца недели вы со мной не свяжетесь, я позвоню сам. Мне надо знать, что у вас все в порядке.
Может, предложить ему остаться? — подумала она.
— В сентябре сразу после Дня Труда, я рассчитываю провести неделю в Кембридже. Но еще до этого обещайте мне позвонить. Я просто хочу услышать ваш голос. Пожалуйста. Обещайте.
— Обещаю.
— Мама, я не могу уснуть.
На площадке стояла Паула в пижаме.
— Детка, я сейчас приду! — воскликнула Шейла и добавила:
— Гэвин, это моя младшая дочь Паула. Паула, это доктор Уилсон из Вашингтона.
— Тот, который написал те книги и вовсе не такой воображала, как ты думала?
— Да, — улыбнулась Шейла. А Гэвин рассмеялся.
— Здравствуйте, доктор Уилсон, — сказала Паула. — Мне давно пора спать, — пояснила девочка.
— Тогда беги и ложись скорее в постель.
— Доктор Уилсон прав, — добавила Шейла.
— Ты придешь меня поцеловать, мама?
— Конечно, приду.
— Хорошо. Я буду ждать. Спокойной ночи, доктор Уилсон, — и Паула ушла к себе.
— Прелестная девчушка, — сказал Гэвин. — Вы уверены, что справитесь сами?
— Да, — ответила она и пошла проводить его к двери. Он остановился и посмотрел на нее с высоты своего роста.
— Мне очень хочется поцеловать вас, но теперь не время. Спокойной ночи, Шейла. Надеюсь, вы не забудете того, что я сказал.
Он легонько коснулся ее щеки. И вышел в темноту ночи.
Глядя на отъезжающую машину, Шейла подумала: интересно, что было бы, если б он меня поцеловал.
24
Роберта разбудил стук дождевых капель. День с виду казался зимним, а когда он открыл окно, на него и впрямь пахнуло стужей. Термометр показывал 15°. Зима. Четвертого июля! С точки зрения статистики, нечто немыслимое. Нигде, кроме Бостона.
Пройдя через холл, он заглянул в комнату Джессики, где накануне уложил Жан-Клода. Мальчик все еще мирно спал. События предыдущего дня явно его измотали. О господи, думал Роберт, глядя на его безмятежное лицо, что же мне делать?
Когда Жан-Клод проснулся, они выпили кофе с булочками. И поскольку сильный дождь не собирался кончаться, Роберт отказался от идеи ехать осматривать достопримечательности Лексингтона и Конкорда. Вместо этого он поехал в Бостон и поставил машину на стоянку МТИ.
— Здесь я преподаю, — сказал Роберт, когда они, шлепая по лужам, направились ко входу в здание.
В пустынном коридоре, ведущем к кабинету Роберта, гулким эхом отдавались их шаги.
Он отпер дверь, и на них пахнула затхлостью.
— Здесь вы занимаетесь математикой? — спросил мальчик, оглядывая высокие книжные полки.
— Отчасти, — улыбнулся Роберт.
— Можно, я посижу за вашим столом?
— Конечно.
— Я — профессор Беквит, — произнес мальчик полу-сопрано полу-баритоном, — угодно ли вам задать мне несколько вопросов по статистике?