Мы будем жить
Шрифт:
В подземельях похолодало. Лили, поеживаясь, торопливо шла по пустым гулким коридорам. Выбирая путь покороче, она свернула в узкий, мало кому известный проход, который еще осенью показал Джеймс. Здесь было очень темно, мрачно и неуютно, поэтому Лили ускоряла шаг. Стук каблуков гулким эхом отражался от стен, один из чадящих факелов мигнул и погас. Вопреки всеобщей уверенности в бесстрашии гриффиндорцев, Лили всегда неуютно чувствовала себя в темноте, поэтому почти перешла на бег, уже пожалев о своем решении срезать дорогу. И тут из мрака, прямо ей навстречу, вышли три взрослых парня в слизеринской форме.
– Вы только посмотрите, кто забрел к нам в гости! – Генри Мальсибер, самый рослый, самый крепкий и самый наглый из всей троицы, расплылся в гадкой улыбке.
– Да это же грязнокровка Эванс, – «подсказал» Эван Розье, – известная тем, что служит подстилкой Поттеру!
Первым желанием было влепить Розье пощечину. Но Лили презирала его так глубоко, что не оскорбилась. Поэтому она, не разжимая губ, попыталась пройти мимо, уговаривая себя не обращать внимания на этих уродов.
Мальсибер преградил ей дорогу.
– Уже уходишь? Какая ты необщительная, Эванс, мы вот хотим поболтать, все-таки столько лет вместе учимся, а ничего о друг друге не знаем, – Генри продолжал ухмыляться.
Лили сверкнула глазами и потребовала:
– Дай мне пройти!
Боковым зрением Лили заметила, что Розье медленно заходит за ее спину, отрезая обратный путь.
– А ты ничего, Эванс, я даже близок к тому, чтобы позавидовать Поттеру, – Розье облизал полные губы. Сердце испугано забилось, но Лили все еще старалась не поддаваться панике. – Отвалите! – выкрикнула она. – Иначе я… Рассмеявшись, Мальсибер подошел ближе. – Что ты сделаешь? Снимешь с нас баллы? Пожалуешься Поттеру? Резким и быстрым движением Лили потянулась за палочкой. Пальцы ощутили пустоту в кармане. Внутри все похолодело. Палочка осталась в сумке. А сумка в библиотеке. Ладонь Мальсибера легла ей на талию. Лили шарахнулась от него как от гадюки, врезаясь спиной в Розье. Тот тут же обхватил ее плечи, попытался погладить грудь и прошептал в ухо: – Мягкая… На свет вышел третий слизеринец, до этого хранящий гробовое молчание. Лили узнала Регулуса Блэка. В отличие от своих друзей, он казался безразличным и абсолютно спокойным. – Не знал, что грязнокровки вам по вкусу, – язвительно бросил Блэк. Обернувшись на него, Мальсибер оскалился. – Сейчас и попробуем… На лице Блэка ничего не дрогнуло, он лишь небрежно повел плечом. – Хочешь отобрать игрушку у Поттера? Он так просто это не оставит, – теперь в голосе Регулуса звучали предупреждающие нотки. Отвратительно липкий и жадный взгляд Мальсибера ощупывал ее фигуру, а Розье продолжал крепко держать, медленно ведя ладонью по ребрам. – Расслабься, Блэк, во-первых, мы его не боимся, а во-вторых, мы сотрём девчонке память, она ничего не расскажет. Ты только представь рожу Поттера, когда Эванс найдут голой в одной из квиддичных раздевалок! Кажется, Блэк снова что-то сказал, но Лили не слышала. Улучив момент, она, что есть силы, ударила каблуком по ноге Розье. Тот взвыл от боли. И Лили побежала. Так быстро как не бегала никогда в своей жизни. Но уже спустя несколько секунд сильные мужские руки грубо схватили ее за волосы, а затем прижали
====== Глава пятьдесят первая. Питер Петтигрю ======
она не предлагает выбора.
сама – закон, устав и правило. (и ты немой, послушной рыбою плывёшь туда, куда направили.) она, не слушая: “а надо ли?”, берётся разделять и властвовать (и не такие в ноги падали, стучась в её чертоги царские). Воздух был наполнен влагой и свежестью. Резко пахло свежей зеленью, в Запретном Лесу зацвели дикие яблони, жимолость и бузина, поляны и холмы золотились от вереска. По деревянному пирсу прыгали пуффендуйские первокурсники. Они бросали в воду камни, а когда побеспокоенный Гигантский Кальмар поднимался на поверхность и шевелил щупальцами, отпрыгивали и убегали, визжа от страха и восторга. По глади Черного Озера неожиданно побежала рябь, а затем резкий порыв ветра подхватил волосы Марлин, швырнул их девушке на лицо и сорвал с ее шеи легкий газовый шарф. МакКиннон ойкнула, и Питер поспешно вскочил на ноги, спеша догнать кусочек полупрозрачной ткани прежде, чем он коснется воды.
Часом ранее Питер одиноко бродил по территории замка, предаваясь унылым мыслям о своем настоящем и будущем. Семь лет назад, когда Шляпа после долгого раздумья и сомнений все-таки отправила Питера под алые знамена, пообещав, что в гриффиндорцах он сможет найти то, чем так страстно хочет обладать. Тогда Питер чуть ли не впервые в жизни был по-настоящему счастлив и чрезвычайно горд собой. Он никогда не забывал повязывать яркий гриффиндорский галстук, расстраивался до слез, когда гриффиндорская сборная проигрывала квиддичные матчи, потом Джеймс Поттер принял его в свою крутую компанию, у Питера появились друзья и защитники… Еще в прошлом году Сохатый частенько заводил разговоры
Марлин, сидящую на берегу озера с какой-то книгой, он узнал издалека. Походив кругами, Питер, кое-как пригладил рубашку, подтянул брюки, застегнул пуговицы на манжетах, несколько раз вздохнул и только потом, прочистив горло, поздоровался. МакКиннон обернулась, приветливо улыбнулась и махнула рукой. Питер истолковал этот жест как приглашение подойти.
Вместо привычной школьной формы на Марлин были синие джинсы, белая футболка и легкая ярко-красная куртка. МакКиннон казалась усталой, но ее серые глаза светились, смотрели смело и прямо, заставляя Питера смущаться и опускать свои глаза вниз. Стараясь найти тему для разговора, он спросил Марлин о дементорах (не так давно газеты писали о том, что одно из этих существ бродит по окрестностям Хогсмида), а МакКиннон стала рассказывать о замке Гоуска в Чехии, где, по преданиям маглов, обитали чудовища, после встречи с которыми люди седели и теряли дар речи. Этими легендами заинтересовалось Министерство Магии. Маглы завалили вход огромными камнями, но, разумеется, это не могло остановить дементоров, обитавших в темных подземельях уже почти пятьсот лет – это выяснила группа ученых и специалистов по Темной Магии, среди которых был и мистер МакКиннон. Марлин говорила увлеченно и подробно, а Питер украдкой косился на девушку. В свете закатного солнца ее кожа казалась удивительно нежной, словно фарфоровой, Петтигрю так и тянуло протянуть ладонь и коснуться теплой щеки.
Питер не умел вести себя с девушками, а рядом с Марлин терялся так, что начинал заикаться и забывать слова. Очень хотелось принять какую-нибудь небрежную, но эффектную позу, смотреть на МакКиннон немного снисходительно, взять и запросто обнять ее за плечи, может быть сделать какой-нибудь комплимент… Но, наверное, со всеми этими умениями нужно было родиться, Хвосту же оставалось только таращиться на Марлин с глупым щенячьим восторгом и улыбаться так широко, что начинали болеть скулы.
Когда Питер вернулся с шарфом, Марлин уже справилась с волосами, стянув их в высокий хвост на макушке. Ветер усилился, теперь он сгибал верхушки деревьев, старая береза угрожающе заскрипела, солнце спряталось за тучей, стало холодно и темно.
– Питер, бежим! – крикнула Марлин, торопливо сунув книгу в сумку. – Быстрее!
Начинался ураган. Со всех сторон, прикрываясь от летящей листвы и мелких веток ладонями, к замку торопились студенты. Вспышка молнии на миг озарила все вокруг, а затем, сотрясая землю, раскатисто грянул гром.
Идея пришла в голову Питера неожиданно.
– Хочешь, покажу кое-что? – он, замирая от собственной смелости, придержал Марлин за рукав и осторожно потянул за руку, смыкая пальцы вокруг запястья. Питер повел девушку по коридорам, ведущим к Северной башне. Астрономию Марлин, как Питер уже успел узнать, не посещала, поэтому вряд ли была в этой части замка. Преодолев все ступени и запыхавшись, они вышли на большую открытую площадку – отсюда студенты в ясные ночи наблюдали за звездами и планетами. Сейчас площадка была пуста. Марлин немного удивленно приподняла брови, подошла к краю, облокотилась на кованый парапет и ахнула. Тяжелые, налитые влагой тучи закрыли собой почти все небо и сейчас стремительно наступали на замок. Пугающая черно-синяя громада нависала над Запретным лесом, почти касалась вершин холмов и стелилась над озером. Вдалеке были различимы длинные дождевые полосы: непогода бушевала уже где-то в окрестностях Хогсмида, а Хогвартс звенел стеклами, иногда слышались хлопки закрываемых окон и чьи-то возбужденные голоса. Молнии входили в землю раскаленными до бела ломаными линиями, все гремело и стонало, страшно выл ветер, деревья пригибались к земле и трещали. А затем хлынул первый весенний ливень. Торжествуя и буйствуя, он безжалостно сек траву и крыши мощными водяными струями, стучал по стенам, бил по поверхности Черного озера с такой силой, что оно казалось кипящим. Капли суетились, толкались, падали на землю, превращаясь в журчащие ручьи и лужи, звенели и пели. Промытая водой листва сияла, воздуха было столько, что кружилась голова, а все вокруг жадно впитывало живительную влагу. Марлин подставила ладони под дождь и рассмеялась от радости, а Питер рассмеялся в ответ. Как Сириус мог не хотеть быть с ней? Или предпочесть Марлин кого-нибудь другого? Питер был уверен, что никогда не сможет этого понять. Блэк ее не заслуживал. Она не должна была думать о нем, переживать из-за него, а уж тем более плакать. Никаких особых иллюзий Петтигрю не строил – такого как он Марлин точно не выберет, но надежда все равно жила где-то в глубине души, пусть Питер и боялся себе в этом признаться. Он переживал свою влюбленность со всеми «прелестями»: бессонными ночами, ревностью, усиленным сердцебиением, внутренними метаниями и желанием видеть предмет своего обожания как можно чаще. Он робел, страдал, раз за разом трусил даже поздороваться с Марлин, и, конечно же, намеревался унести эту тайну с собой в могилу. – Вот и все, – с легким разочарованием протянула Марлин, когда дождь начал стихать. – Смотри! – ее лицо озарилось улыбкой. Из-за туч показался синий клочок, а затем золотистые солнечные лучи засверкали в каждой капле воды, в каждой росинке, пропитали воздух, и над озером выгнулась яркая широкая радуга. – Можно спросить тебя об одной вещи? – Марлин почему-то нервничала. Питер с готовностью кивнул. – Конечно. О чем угодно, – он сделал крохотный шаг, чтобы оказаться к ней поближе. Продолжая находиться мыслями где-то далеко, Марлин застегнула куртку, сложила руки на груди, помолчала еще несколько секунд, прежде чем снова повернуться к Питеру. – Ты, наверное, не должен мне этого рассказывать, вы ведь друзья, – расплывчато начала она. – Но мне, правда, очень нужно знать. Сириус… – Марлин покраснела и поправилась, – Блэк что-нибудь говорил… обо мне… после того как мы… – МакКиннон нахмурилась, но так и не произнесла слова «расстались». А у Питера вырвался досадливый вздох. Конечно, глупо было надеяться, что Марлин вот так просто забудет Сириуса. Как он это делает? Что такого кроме красивого лица есть в нем, почему он так сильно нравится всем девушкам без исключения? Он ведь только смеется над ними, Питер даже не был уверен, что Сириус помнит имена всех, с кем он встречался или спал. Последнее шло обязательно, так Блэк закреплял свои победы. Марлин действительно этого не понимает? Или думает, что с ней будет иначе? Она была такой несчастной, что Питеру стало ее жаль. – Нет, – даже врать не пришлось, – он ничего не говорил. Может быть с Джеймсом… но не со мной. Не расстраивайся, – не выдержал Питер, испугавшись, что Марлин сейчас расплачется. – Он дурак. Марлин грустно улыбнулась. – Это не он дурак, а я идиотка. Ладно, пойдем, холодно, – Марлин поежилась, а затем взяла Питера под локоть. Спускаясь по ступеням, Марлин болтала так весело, словно и не было минуту назад в ее голосе такой тоски и грусти. Питер вспомнил шутку, услышанную пару дней назад от Джеймса, немного путано пересказал ее, но Марлин уловила суть и рассмеялась. Чувствуя себя окрыленным, Петтигрю продолжал сыпать теми остроумными фразочками, которые рождались на языке у Поттера каждый день. Вскоре Марлин хохотала уже искренне, а Хвост поражался тому, что почти не тупит, не делает пауз, не спотыкается… В какой-то момент ему даже показалось, что Марлин бросила на него заинтересованный взгляд, Питер расправил плечи, и тут смех Марлин осекся. На площадке, забравшись с ногами на подоконник, сидел Сириус. Рядом с ним валялась грязная скомканная мантия. По полу полз сизый сигаретный дым. Питер поразился тому, как быстро изменилось лицо Марлин. Ее скулы тут же вспыхнули, заострились, глаза распахнулись, а уголки губ нервно дрогнули. А еще Питер понял, что больше не чувствует ее пальцев на своем локте. Блэк окинул Марлин равнодушно-надменным взглядом и затянулся. – Ты куришь? – вырвалось у Марлин. Сириус усмехнулся. – А я думал, что ты со мной не разговариваешь. Она досадливо поморщилась. – Не разговариваю! – отрезала Марлин, теряя на этой фразе свой боевой запал, потому что после она говорила тихо. – Просто от этой привычки трудно избавиться, да и вредно… Словно в подтверждении ее слов, Сириус закашлялся. – Так вот, оказывается, что мне нужно делать, чтобы ты начала обо мне беспокоиться – навредить себе. А если так? Резко прогнув спину, Сириус сделал вид, что соскальзывает с подоконника вниз. Высота была непугающей, вряд ли больше пяти метров, но этого бы вполне хватило, чтобы пробить себе голову. Испуганно ахнув, Марлин дернулась в сторону окна, но Сириус в последний момент зацепился пальцами за подоконник, выпрямился и рассмеялся. – Ты ненормальный, Блэк! – выкрикнула МакКиннон сердито. Вообще они вели себя так, словно были только вдвоем. Питер перетаптывался на месте, чувствуя себя не в своей тарелке. Блэк и МакКиннон буквально впивались в друг друга горящими глазами, казалось, если бы Питер ушел бы, то они или бы подрались, или бы начали целоваться. – С нормальным тебе было бы скучно, – Блэк затушил окурок и спрыгнул на пол, перекидывая мантию через локоть. – Ладно, вы гуляйте. Я бы составил вам компанию, но ты ведь наверняка все еще меня ненавидишь, поэтому не буду отравлять твой вечер своим присутствием, – он криво улыбнулся Марлин. – Под твою ответственность, Хвост, – впервые Сириус посмотрел на Питера, и у того екнуло в груди. Лениво и неторопливо он пошел вниз по ступеням, уже спустился на целый пролет, а затем оглянулся и позвал: – Марлин… «Не обращай на него внимания, пожалуйста, не надо», – мысленно кричал Питер. Весь вид Марлин говорил о том, что Блэк ее достал, но она все-таки повернулась в его сторону. – Тебе очень идет, – он указал на ее прическу, а затем, наконец, ушел. Сначала Марлин держалась, но затем ее губы задрожали. Она села на место Сириуса и закрыла лицо ладонями. Пожалуй, это была самая глупая ситуация, в которую Питер когда-либо попадал. Никогда прежде Хвост не казался себе таким никчемным и ни на что не способным. Кажется, она плакала. На самом деле, сейчас был идеальный момент, чтобы совершить настоящий мужской поступок. Например, догнать Блэка и набить ему морду. Потому что он снова вел себя как последняя сволочь. Еще Питер мог обнять Марлин, встряхнуть ее, поцеловать, сказать, что она замечательная, убедить в том, что она заслуживает лучшего парня… Марлин порывисто вздохнула, подняла на Питера красивые грустные глаза и тихо спросила: – Сириус что, с кем-то подрался? Почему она снова говорит о Блэке?! – Не знаю, – Питер пожал плечами. Особенно больно было слышать в ее голосе тревогу и какую-то прямо-таки трогательную заботу о Сириусе. – У него все руки сбиты, не заметил? И он уже несколько дней ходит сам не свой, а еще почти ничего не ест ни за обедом, ни за ужином, – оказывается, Марлин все это замечала. – Питер, он в порядке? У него все хорошо? В ответ Питер только покачал головой. – Не знаю, – тупо повторил он, а затем, встретив ее молящий взгляд, признался. – Правда, не знаю. В гостиную они возвращались в полном молчании. Едва шагнув в дверной проем, Питер услышал взрыв хохота. Он быстро осмотрел свою одежду, чтобы убедиться, что смеются не над ним. Но на него никто не обратил внимания, центром смеющейся компании был Поттер, который рассказывал какую-то очередную сногсшибательную историю. – … а мозгов у него нет, потому что не в ту стену на вокзале вбежал, – закончил Джеймс. – Эй, Хвост, – позвал он. Взглянув на Марлин, которая поднималась по лестнице к девичьим спальням, Питер, махнув рукой, тоже пошел наверх. У него не было ни малейшего желания хохотать над поттеровскими шуточками и изображать безудержное веселье, хотелось забраться в свою постель, отвернуться к стене, размышляя о собственных несчастьях и разочарованиях, вдоволь повздыхать, а затем подремать. В комнате был Блэк. Мрачный и хмурый. Таким он ходил уже неделю, рявкая на каждого, кто спрашивал о причинах такого отвратительного настроения. Бродяга умудрился повздорить даже с Поттером, хотя эти двое всегда демонстрировали исключительное взаимопонимание, особенно когда появлялись секреты, которыми они не считали нужным делиться ни с Питером, ни с Римусом. Поймав недобрый взгляд, Питер сразу же попятился, попытался бочком проскользнуть в ванную комнату, но Сириус уже задал вопрос. – У тебя новый лучший друг? – съязвил Блэк. – Вернее, подруга… Покраснев, Хвост затряс головой. – Мы просто так… болтали о всяком, – он всегда боялся смотреть Сириусу в глаза, поэтому опустил голову. Он слышал тяжелые шаги Блэка, кажется, он отошел к окну, потом снова вернулся. – Болтай. Только не ляпни лишнего, понял? – Блэк хлопнул Питера по плечу. – Лучше расскажи, какой я замечательный человек. Тогда я даже сделаю вид, что не замечаю, что ты пялишься на ноги моей девушки. Все это Сириус говорил так пренебрежительно и снисходительно, что сердце Питера наполнилось черной злостью. Хотелось сказать Блэку что-то обидное, задеть за живое. – Не знал, что она твоя девушка, – вырвалось у Питера внезапно, и он так испугался, что чуть не прихлопнул свой рот ладонью. Теперь Блэк посмотрел на него так, словно с ним заговорил шкаф или табуретка. Он усмехнулся, скривил губы в усмешке и отбросил челку со лба. – Считай, что у нас сложный период. Но светлое будущее. Поэтому не путайся у меня под ногами. С этими словами Сириус вышел, громко хлопнув дверью. А Питер, выхватив палочку, в отчаянии засадил в стену оглушающим заклинанием, а потом поплелся убирать осыпавшуюся штукатурку и чинить разбитый светильник.
====== Глава пятьдесят вторая. Квиддич ======
Чтобы выигрывать, прежде всего, нужно играть.
Альберт Эйнштейн
Первая майская неделя выдалась по-летнему жаркой. Все окна в Хогвартсе были распахнуты настежь, на подоконники первых этажей ложились пахучие зеленые ветки, яблони и вишни кутались в розовато-белое марево, среди густой травы бурно цвели гиацинты, в лесной тени звенели ландыши, в весеннем шуме сливалось журчание воды, жужжание пчел и птичий свист. Приближалась пора экзаменов, но погода отбивала желание учиться даже у самых стойких студентов. Казалось, что стрелки часов, висящих в кабинете Трансфигурации, движутся особенно медленно, профессор Бинс рассказывает в два раза скучнее, чем обычно, а мадам Спраут и вовсе издевается, загоняя старшекурсников в душные теплицы. На занятиях половина слов учителей пролетала мимо ушей, конспекты заканчивались, едва успев начаться, а пергаменты украшали рисунки и завитушки. Едва услышав звук колокола, ученики, на ходу засовывая учебники в сумки, спешили на берег Черного Озера или во внутренний двор замка, рассаживались на скамейках или прямо на траве и не уходили, пока солнце не начинало клониться к западу. Вместе с сумерками в Хогвартс приходила совсем другая жизнь. Весна затронула каждого, проникла в кровь, все, даже первокурсники, были или влюблены, или же собирались влюбиться. Повсюду: на ступеньках Астрономической башни, в пустых классах, в коридорах и на лестничных площадках целовались парочки, из книг вылетали записки с сердечками, девушки распускали волосы и красили губы, а совы сбрасывали на их головы цветы. Филч рыскал по замку до самого рассвета, приводил к деканам нарушителей, пойманных после отбоя. Деканы, вздыхая, смотрели на переплетенные пальцы, на сияющие глаза своих учеников и учениц, а затем, понимая, что все равно ничего не смогут поделать, отпускали, пригрозив в следующий раз непременно наказать.
Школа дышала еще одним событием. Об этом шептались на последних партах, громко спорили на переменах, заключали пари, делали ставки и прогнозы. Финальный квиддичный матч сезона стремительно приближался, в турнирной таблице команды разделяло незначительное количество очков, соперники были достойны друг друга, а значит, игра обещала быть потрясающей. Вечное противостояние Слизерина и Гриффиндора обострилось и уже давно вышло за рамки факультетской вражды, приобрело идеологические черты, щедро приправленные политикой, суждениями о чистоте крови и абсолютно разными взглядами на то, что заслуживает права называться добром и злом. Только вчера команды едва успели растащить в разные стороны своих капитанов, уговорив их приберечь боевой дух до игры. А уже сегодня директор лично отчитал гриффиндорских болельщиков, которые, направляясь на обед, в громких и далеко не самых цензурных выражениях отзывались о слизеринцах.