Мы будем жить

Эмма IL.Vento

– Я соскучился, – сообщил Джеймс, целуя Лили сначала в щеку, а затем быстро в шею. – Ты должна быть сегодня рядом со мной, – в голосе Поттера скользнули капризные нотки, а затем он приподнял уголки рта в легкой полуулыбке. – Сейчас…

Растолкав танцующих, Джеймс пробился в угол и отвел в сторону иглу патефона. Стоило музыке замолчать, как гостиная возмущенно загудела. Джеймс примирительно поднял правую руку вверх.

– Минутку внимания, – крикнул он. – Я всего лишь хотел напомнить всем, что в этой комнате есть поразительная девушка и я в нее по уши влюблен!

Студенты вновь зашумели, только теперь одобрительно, каждый посчитал своим долгом посмотреть в сторону Лили,

а она смущенно опустила голову, потому что в отличие от Джеймса всегда терялась, оказываясь в центре внимания.

Порывшись в пластинках, наваленных горой на небольшом столике, Джеймс поставил нужную и протянул раскрытую ладонь Лили.

Старенький патефон захрипел, а затем зазвучала медленная музыка.

– Можно тебя пригласить? – нежный голос дрожал от волнения.

К Сириусу обращалась стройная девушка с длинными рыжеватыми волосами и большими голубыми глазами – выпускница Пуффендуя. Выждав пару секунд, Блэк сахарно улыбнулся и кивнул. Лили успела перехватить взгляд, который бросила на Сириуса Марлин МакКиннон, а затем шагнула к Джеймсу и обняла его за шею.

Марлин изо всех сил старалась не думать о Блэке, но это выходило у нее на редкость отвратительно. Марлин все еще была жутко зла на него, оскорблена и унижена. И ожидала, что Сириус будет пытаться извиняться. И тогда, после многократных попыток, она подумает о том, чтобы снова начать с ним здороваться. Но Блэк вел себя так, словно ничего особенного не произошло и это в очередной раз доказывало, что он самовлюбленный эгоист, который следует за своими сиюминутными желаниями, не задумываясь о последствиях. На самом деле ей бы стоило возненавидеть Сириуса Блэка. Но Марлин не могла. Чертов Блэк прочно засел у нее в голове. И Марлин по-прежнему вздрагивала, когда он случайно задевал ее плечом в узком проходе, украдкой следила за ним на уроках, а еще было какое-то странное ощущение, что у Блэка неприятности.

Он много пил в тот вечер, много смеялся, а потом подошел к Лили и Алисе. Трудно было не замечать как к лицу ему этот тонкий темно-синий джемпер и черные джинсы, легкая бледность и двухдневная щетина. Сириус улыбался, затем ласково коснулся волос Эванс. И как только Поттер все это терпит? Так беспредельно доверяет своей девушке? Или своему лучшему другу? А может быть Поттеру достаточно уверенности в себе? Теперь Сириус говорил с Алисой. Алисе его слова явно не нравились, но она все равно краснела и хлопала глазами. Неожиданно Марлин разозлилась на обеих подруг, хотя те были ни в чем не виноваты. Задевало, что Сириус уже успел улыбнуться каждой симпатичной девушке, а на нее даже ни разу не взглянул. И зачем она только надела это короткое черное платье и эти лаковые туфли на высоких каблуках, в которых так болели ноги… Могла с тем же успехом появится в джинсах и старом растянутом свитере, какая разница, если ему все равно…

– Ты какая-то грустная, – заметил Эван Тернер.

Отбросив волосы на спину, Марлин повернулась к нему. Лучистые карие глаза, шапка каштановых волос, крепкие плечи, всегда безукоризненно вежливый, обходительный, внимательный, добрый и умный. О таком парне только мечтать можно. Нет, какая же она все-таки дура!

– Тебе показалось, – Марлин улыбнулась Эвану.

Тернер поставил бутылку со сливочным пивом на стол и шагнул к ней.

– Знаешь, мне каждый раз хочется сказать что-нибудь забавное, чтобы заставить тебя улыбнуться. У тебя потрясающая улыбка, – он немного смутился, а затем вдруг погладил ее указательным пальцем по щеке. Секунду Марлин пыталась понять свои ощущения, а Эван уже стал наклонять голову, собираясь ее поцеловать.

Марлин попятилась.

– Не нужно,

Эван.

– Почему? – Тернер предпринял попытку взять ее за руку. – Марлин, ты мне давно нравишься. Я бы очень хотел чтобы мы… – он осекся, посмотрев ей в глаза.

Разочарованно вздохнув, Тернер сделал шаг назад, увеличивая расстояние между ними.

– Извини, – Марлин опустила голову.

Сделав крупный глоток из бутылки, Эван только невесело усмехнулся.

– Ладно, я понял, – он покосился на спину Блэка. – Удачи, Марлин, – с этими словами Тернер смешался с толпой.

Почувствовав головокружение, Марлин ушла в туалетную комнату, умылась холодной водой, заново накрасила губы, а когда вернулась, то увидела, что большинство студентов разбились на парочки и сейчас кружились в медленном танце.

Марлин застыла на месте. Вряд ли Сириус помнил, что когда они танцевали на дне рождении Поттера, звучала эта же песня. Сейчас Блэк бережно держал за талию девушку в легкой белой юбке. Марлин поразило ее лицо – немного грустное, очень нежное и светлое, словно она минуту назад сошла с полотна Боттичелли. Если бы он был сейчас с какой-нибудь глупой расфуфыренной куклой, то Марлин бы это задело гораздо меньше. Но Сириус так осторожно сжимал ее пальцы, так нежно касался спины и плеч, что глаза защипало от подступающих слез.

Хотелось, чтобы Сириус на нее посмотрел. Хотя бы раз. Пусть даже мимолетно.

Подойдя к одному из столов, Марлин нашла чистый стакан, разбавила в нем клюквенный сок и виски и быстро выпила. Алкоголь, обжигая горло, полился в желудок, а затем ударил в голову.

Музыка снова загрохотала так, что стены гостиной буквально затрясись. В воздух взлетели руки, а десятки ног тут же стали неистово топать по полу выбивая ритм. Толпа подхватывала слова, а припев запевала хором. Сейчас в Хогвартсе было мало поводов для радости, поэтому каждый собирался взять от этого вечера все.

Судя по всему, Блэк считал ниже своего достоинства скакать от радости, потому что он устроился в кресле, наблюдая за происходящим со скучающим видом.

Собрав всю решимость в кулак, Марлин вышла в центр гостиной. Прикрыла глаза, стараясь почувствовать музыку, глубоко вдохнула, набирая в легкие воздуха, а затем начала двигаться.

О том, что она прекрасно танцует, Марлин слышала столько раз, что это уже начало надоедать. Маленькой, она не могла устоять на месте, стоило кому-то просто начать ритмично хлопать в ладоши – сразу же начинала кружиться. В семилетнем возрасте Марлин всерьез увлеклась балетом, но примерно через пару лет родители решили сменить страну, и пришлось все бросить. Она давно забыла кабриоли и томбе, но сохранила безупречную горделивую осанку и никак не могла избавиться от привычки чуть-чуть задирать подбородок. Живя с родителями в Италии, Марлин посещала уроки тарантеллы, в Марокко, ее, загорелую и черноволосую, часто принимали за местную, там же Марлин влюбилась в чарующие восточные мелодии и научилась играть с платками не хуже тех девочек, которых матери учили этому с раннего детства. А уж в умении кружиться в вальсе или танго ей никогда не было равных.

Мужские взгляды жадно липли к ее гибкой подвижной фигуре, к ее длинным ногам, следили за волосами, распадавшимися по плечам, и снова возвращались к разгоряченному, пылающему огнем лицу. Скоро вокруг Марлин образовалось небольшое пространство, танцующие расступились, освобождая место. В какой-то момент Марлин даже забыла, зачем она все это затеяла, ей было невероятно хорошо и легко, она была абсолютно свободна и счастлива. Ей не нужно было думать, руки и ноги сами знали что делать, нужно было только улыбаться и растворяться в музыке. Последнее она умела лучше всего.