My December
Шрифт:
И больше похоже на указ. На который нельзя отказаться. Только согласиться.
Повиноваться.
Кивает головой. Выходит в центр комнаты.
И с новой музыкой начинает. Медленно плывет, взмахивает волосами. Делает еще более нежные движения, чем в первом танце.
Пьяная. Она была пьяная.
Потому что в реальной жизни ни за что не стала бы так извиваться над полом, даруя движения только одному ему из них двоих — ее Драко.
И ему плохо. От каждого ее жеста, от того, как ее тело движется в такт музыки.
Изумительно красиво.
Представить нельзя.
— Хватит, — отрезает вдруг он.
Но
Сжимает губы, пытается отключиться. Но не получается.
Нет никакой комнаты, никакого Забини. Только она в центре.
Только чертова она.
Он даже не замечает, когда она заканчивает и садится на прежние место. Она все еще вертится в его образе: плавно, красиво.
— Я загадываю.
Драко чуть ли не задохнулся от этого неестественно громкого голоса.
И очнулся.
Спасибо, блин, Забини.
— Гермионе, — он подмигнул неизвестно кому. — Ты же у нас сегодня дама.
Она захихикала в ответ и многозначительно покосилась в сторону слизеринца.
— Моя госпожа, — исправил он сам себя и продолжил: — Ты любишь кошек?
Драко перевел взгляд на гриффиндорку, которая выглядела удивленной.
Дурочка. Еще не поняла, к чему ведет Забини?
Тот вальяжно сидел, положив ногу на ногу. Взял в руки очередную булочку и быстро расправился с ней.
Даже в пьяном состоянии Блейз не мог не думать о том, что ему приходится общаться с грязнокровкой. Никогда прежде он не делал этого.
К тому же, хорошо общаться.
Будь его воля — он бы уже давно ушел отсюда, чтобы не видеть ее. Да что там — он бы и не приходил. Но слизеринец слишком сильно любил Драко, как лучшего друга. Слишком дорожил их общением, чтобы ссориться из-за гриффиндорки.
Тем более, сам Забини понимал, что с ним может произойти такая же курьезная ситуация. Полюбит грязнокровку или предательницу крови и будет мучаться из-за этого всю жизни. К тому же, он не испытывал к Грейнджер, как к человеку, особой неприязни.
Парень отпил еще немного из бутылки и передал ее Малфою.
Мулат был готов поддерживать друга во многом, только его интересовало кое-что другое: если бы Блейз влюбился в ту же Грейнджер, к примеру, год назад, когда староста еще презирал ее, то не отвернулся бы от него аристократ?
Невооруженным глазом было заметно, что Драко изменился. Что она его изменила. Маленькая грязнокровка, которую они всем Слизерином презирали. И Блейз знал, что она хороший, добрый человек, возможно, лучше, чем любая девушка на его факультете, но именно о таких вытирают ноги. И, какой бы великодушной не была Гермиона, факт оставался фактом, она — маглорожденная, она — заучка-Грейнджер. И даже любовь, или что там возникло у Малфоя, не сможет изменить этого.
— Что прости? — поперхнувшись переспросила девушка, явно не понимая причем тут кошки.
Да, у девушки есть Живоглотик, который сейчас видит десятый сон у нее под кроватью. Но разве Забини это интересно? Конечно, она не прочь об этом поговорить, но все же…
— Грейн… Моя госпожа, с этого момента и до завтрашнего утра, ты будешь кошкой. В переносном смысле, конечно. — протянул Блейз, чувствуя на себе что-ты-творишь-засранец взгляд Малфоя.
Драко понимал, сколько алкоголя пришлось на долю друга, но это явно выходило за рамки допустимого. Блейз что, решил окончательно развратить Грейнджер?
Увидев, что гриффиндорка до сих пор не может понять, что от нее хотят, Драко прислонил ладонь к лицу и заговорщически закатил глаза.
Вроде, умная девочка, а с фантазией плохо.
— Эм… то есть, я должна изображать… — начала Гермиона, чувствуя, как заплетается язык. Тело больше не подчинялось разуму, руки показывали что-то непонятное, а на лице застыла гримаса удивления.
Соображала девушка с трудом, считая, что до сегодняшнего дня алкоголь она пила лишь раз — в прошлом году в канун Рождества. И то, одну четверть бокала в компании родителей. А сегодня староста старост позволила себе выпить практически половину, мягко говоря, не маленькой бутылки, да еще и с двумя парнями из вражеского факультета в разгаре рабочей недели. И это бы заботило гриффиндорку, останься в ее голове хоть одна серьезная мысль.
Драко раздраженно выдохнул, делая глоток спиртного.
Мерлин, она неисправима!
— Да, Грейнджер. Ты должна изображать это несчастное животное, не знаю, чем оно заслужило такую участь.
Гермиона обижено поджала губы, испепеляюще посмотрев на Малфоя. И это действие, конечно же, сопровождалось хохотом Забини.
Это была самая нелепая ситуация в жизни девушки. Если бы ее сейчас увидели Гарри и Рон, было бы веселье. И Блейзу с Малфоем тоже.
И кто бы мог подумать, что Гермиона пойдет на это без всяких зазрений совести. Но гриффиндорке было так хорошо, так легко, будто бы в ее жизни не было никаких проблем и больше никогда не будет, а на все остальное — плевать. Грейнджер ощущала себя свободной, словно птица, и хотела делать все, что угодно, лишь бы это чувство никуда не уходило.
— Ладно… — пропищала девушка, становясь на четвереньки.
Желтенькая маечка задралась, оголяя плоский живот. Драко громко выдохнул, переводя взгляд левее — на ужасно коротенькие шортики, на впечатляющую длину которых заметил даже Блейз.
Слизеринец вспомнил вчерашнюю ночь, пожалуй, самую лучшую за всю жизнь аристократа. Ее затуманенный взор, аккуратную небольшую грудь, стоны. То, как она выдыхала его имя, словно это что-то священное.
И он бы делал это снова и снова, прижимая тело грязнокровки к себе, чувствуя ее неровное дыхание и учащенный пульс. Вновь и вновь, вдыхая такой охренительно-прекрасный запах шоколада, который, казалось, пронизывал ее всю с ног до головы.
И весь остальной мир был бы где-то далеко, за пределами комнаты, где находились он и она — Драко Малфой и Гермиона Грейнджер, когда-то враги, а теперь любовники. Он бы забыл, забыл на чертовы века о том, что ждет их в будущем, даже не вспоминал бы ни об отце, ни об этом гребанном задании. Лишь она, такая хрупкая и нежная, словно дитя. Смотрит на него с любовью, источая свет, обнимая своими тоненькими ручками его шею. Такая красивая, что словами не передать.
Его Грейнджер.
И не смотря на то, что Забини был другом Драко, делить Гермиону он ни с кем не хотел. И, конечно, слизеринец знал, что Блейзу совершено по боку на гриффиндорку. Но он был здесь лишним и алкоголь тоже. У них было так мало времени, а они тратили его впустую — просто чтобы забыться. Всего двадцать дней, двадцать чертовых дней до того, как придется выбирать.