Мы вернулись победителями
Шрифт:
Человеческая жизнь на фоне природы была не больше муравья, что попадает под подошву случайного прохожего. Подобно этому жернова времени перемалывают и человека. Единственная разница в том, что человек живет ради собственного удовольствия и потому боится его потерять в глазах смерти.
– Что за компания, в которой ты был? – спросила Юля.
– Мы познакомились в поле, когда уже все кончилось. Выжившие сослуживцы разъехались, кто куда: Ростов, Екатеринбург, Владивосток. А эти были из нашего города, с одного района. Они ходили в соседнюю школу, представляешь? Наверняка, столько раз виделись на улице и даже внимания не обращали. А тут…
–
– Трудовика?
– Его самого. Пятьдесят семь лет. Он сказал, что как бывший десантник не привык отсиживаться в тылу. У него была контузия, скорее всего, отправили на гражданку из-за возраста.
Легко отделался – подумали и Юля и Рома, но промолчали. Не им было жаловаться – они курили на берегу родных мест, видели, что жизнь продолжается, в то время как остальные их одноклассники числились пропавшими без вести или удобряли почву. Пропавших без вести во время войны признавали погибшими лишь спустя два года по ее окончании. Долгие месяцы невыносимого ожидания, надежд, которые приходилось переживать родителям. Они будут верить, пока не увидят тело, пока не убедятся, что их плоть и кровь больше не дышит. Им наплевать на приказы и правила. Траур – все, что достанется им от войны.
Юля не отказалась от помощи Ромы. Он протянул руку и подтянул девушку к себе, чтобы снизить нагрузку на протез. Юля поблагодарила его взглядом.
Проходя вдоль озера, они дошли до небольшого частного сектора. Старые небогатые дома. Днем, когда нельзя было различить свет в окнах, трудно было понять, живет ли кто-то в домах. Мрачные, покосившиеся крыши напоминали о судьбах, сломанных войной. Если в них и оставалась жизнь, то ее качество оставляло желать лучшего.
Юля и Рома остановились на небольшом мосту через канал, глубиной не больше полуметра, усеянный кувшинками, какой соединял второе Суздальское озеро с третьим, самым крупным.
– В детстве мы часто гуляли здесь с отцом. Я помню, мы видели нерест щуки: несколько хвостиков плавали рядом с охранявшей их матерью. А зимой канал промерзал насквозь, и по нему ходили лыжники.
Юле тоже было что вспомнить. Она любила эти места. Мама часто говорила, как им повезло жить в городе рядом с озерами и парками, всегда есть куда сходить и никогда не бывает скучно. Зимой, прогуливаясь по тем же местам, что и большинство детей с ближайших окрестностей, Юля видела моржей – людей, нырявших в вырубленную во льду прорубь. Юля всегда закрывала глаза, когда взрослые мужики поднимались с купели по лестнице. Они ныряли голышом, выйдя из общественной бани.
Перегнувшись через перила, Юля и Рома видели свои отражения в темной воде. Над ними плыли густые облака и скрывались под кувшинками. Обычно в отражении собственный вид кажется куда приятнее, чем вживую: изъяны фигуры сглаживаются, кожа выглядит упругой и чистой, но не сейчас, сейчас по одному только выражению лица можно было судить о том, что Юля и Рома видели куда больше, чем должны в своем возрасте.
О чем они мечтали до войны? Выучиться на какую-нибудь профессию, ходить в университет и быть частью студенческой жизни – взрослой, ответственной, во всяком случае, больше, чем это было в школе.
Плевок Ромы разбил эти мечты. Лица разошлись кругами и стали еще более неприглядными.
– Пойдем? – спросил Рома. На одном месте было невыносимо находиться.
К третьему озеру вела тропинка между
– Ты знаешь, что это за дрянь? – спросила Юля, вглядываясь в коконы ветвей.
– Черемуховая моль, – ответил Рома. – Эта такая бабочка. Ее личинки отложили еще в прошлом году, и только сейчас они превратились в гусеницы и поедают листву. Выглядит жутко, но для человека они не опасны.
Юля посмотрела на Рому. Он всегда был таким умным? Вероятнее всего. Может ли война вообще сделать кого-то умным?
Юля не узнала своих чувств: всякий раз, когда она вспоминала школьные годы, ее одноклассники представали перед ней как фигуры на шахматной доске. Юля знала, кто на что способен: спортсмены, ботаники, одиночки, выскочки. Общаясь с ними в компании, Юля никогда не знала их на самом деле. Каким предстает человек в кругу сверстников? Пытается показать себя с лучшей стороны, выделиться. Каким он является на самом деле? Это можно узнать только в личном общении, и то, что видела Юля в Роме, удивляло ее. Рома не был умником, который вставляет свои пять копеек в любой разговор, он не пытался быть лучше, чем есть на самом деле, это и привлекало Юлю. Рома был похож на нее: раненный, искалеченный и живой.
С дерева свисала гусеница. Юля отвлеклась на размышления и уткнулась прямо в нее. Серая тварь, напоминавшая червя с несколькими парами конечностей, повисла между глаз Юли и скатилась на кончик носа.
Юля не успела понять, что произошло, как закричала и замахала руками:
– Убери! Убери ее!
Рома среагировал мгновенно: остановил Юлю, взяв ее за плечо, и сдул с носа гусеницу. Девушку переполняла тревога и собственная непредсказуемость: она и забыла, как люди ведут себя в подобных ситуациях, они боятся, кричат, становятся беспомощными. Юлю накрыли эмоции, чертова железная кочерга подкосилась на ветке, и девушка упала на колени. Разряд тока прошел от культи до самых ушей. Слезы брызнули с большей силой.
– Ты как? С ногой все в порядке? – Рома опустился к Юле и старался успокоить.
– Нет, – говорила она сквозь зубы. – Нет, – повторяла Юля ледяным голосом. – Ее нет.
Боль захлестнула, Юля бросилась на плечи Ромы и разрыдалась. Она слишком долго хранила эти чувства. Юля искала, зачеркивала и снова искала того, кто сможет разделить с ней всю ту боль, что копилась последние три года.
– Я не… – слова терялись в слезах Юли. – Ненавижу себя. Ненавижу все это.
Плечо Ромы взмокло. Он не находил, что ответить. Это и не требовалось. Юле, да и самому Роме, нужно было плечо, чтобы выплакаться. С глаз Ромы тоже текли слезы, он гладил Юлю по волосам, таким мягким и вкусным, с запахом хозяйственного мыла, по спине, какую он мог полностью обхватить.
– Я тоже, – сказал Рома в ответ чувствам Юли. – Не знаю, как с этим жить.
Юля громко всхлипнула, а затем произнесла так, чтобы услышал один Рома, больше никому она не могла доверить это:
– А я не хочу…
Рома крепче сжал девушку. Он не знал, что сказать, кроме: «Я тоже». Это была бы чистая правда, но он молчал. Не хотел, не был готов. Не сейчас. Сейчас все внимание должно было достаться боли, что наполняла Юлю. Боль Ромы никуда не денется. Она с ним навсегда. Он еще найдет время выплеснуть ее.