Мясной Бор
Шрифт:
— Ничего, — застеснялась Марьяна. — Сама управлюсь.
Не спала она как следует вот уже восьмые сутки. Присела на лавку, блаженное тепло принялось обволакивать ее. «Отдохну немного, разденусь и начну мыться», — подумала Марьяна. Туман сгустился, и все для нее исчезло. Очнулась и понять не может, где она и что с нею. Сырые волосы разметались по подушке, белье чистое на ней, рубаха и кальсоны, простыни белые. «Померла, наверно, я на фронте, — подумала Марьяна, — и это в рай меня определили».
Подошел к ней военврач.
— Летчики твои спрашивают: где наша сестричка, — сказал он. — Отсыпается, говорю, потерпите. Они в соседней палате. А Вторая ударная ваша прорвалась, — продолжал врач. — Слух был: начали выходить из окружения.
«Слава богу, — подумала Марьяна. — Скоро увижу Олега».
— Одежду твою сожгли… Новое обмундирование получишь. В кармане гимнастерки бумага была, помимо красноармейской книжки. Я сохранил.
Это был листок, который вручил ей на прощанье комбат Ососков. Марьяна развернула его и медленно прочла:
БОЕВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
на хирургическую сестру 322-го отдельного медсанбата старшину медицинской службы КАРАВАЕВУ Марьяну…
Тов. Караваева участница Отечественной войны с июня 1941 года. В 322 омсб работала в должности хирургической послешоковой сестры. Как медицинская сестра подготовлена хорошо. К работе относится серьезно. Всегда проявляет заботу о раненых и больных красноармейцах и командирах, от которых получила много писем и благодарностей. Дисциплинирована, выдержана, принимает участие в партийно-массовой работе. Является агитатором. Политически грамотна, морально устойчива.
Партии Ленина — Сталина предана.
Подпись командира медсанбата и печать… Все, мол, правильно, так оно и есть на самом деле.
Доктор в медчасти летчиков был прав, когда сказал Марьяне, что 2-я ударная армия прорвалась. Но правота была, увы, относительной… 19 июня красноармейцы 24-й стрелковой бригады и 3,74-й стрелковой дивизии полковника Витошкина, усиленные танками 29-й бригады, после жестоких боев взломали оборону врага на восточном берегу реки Полнеть и вышли на соединение с частями армии Власова, наступавшей с запада.
На острие прорыва шли танки. Именно с ними и встретились бойцы 314-го полка 46-й стрелковой дивизии, в которой служила Марьяна. Но выход танков на западный берег Полисти еще не означал, что коммуникации 2-й ударной восстановлены. Ситуация сложилась такая: танкисты проломили оборонительные сооружения, которые немцы спешным порядком возвели внутри захваченного ими коридора. Затем вдоль узкоколейной дороги, построенной с таким трудом полтора месяца назад, ко 2-й ударной прорвалось одиннадцать танков Т-34 во главе с командиром роты лейтенантом Азаренком.
Танки буквально утюжили узкую полосу вдоль узкоколейки. Они давили дзоты и блиндажи, уничтожали пулеметные гнезда. Но коридор не расчистили, выходить окруженцам было негде. Едва танки прошли, гитлеровцы вновь полезли на дорогу, лихорадочно закреплялись, закрывая прорыв.
Бои принимали скоротечный и острый характер. Следом за ударными танками, например, шла сформированная по указанию командарма Коровникова танко-десантная рота лейтенанта Антонюка. На броне танков сидели десантом саперы. Если боевая машина получала повреждение, они занимали круговую оборону, и держали до тех пор, пока их товарищи вводят танк в строй. Десант этот уберег танкистов от многих бед. Они, как и танки Азаренка, все же добрались до первых цепей 2-й ударной.
…Едва началась танковая атака — не повезло машине воентехника Сироты. Снаряд разорвал гусеницу, и тридцатьчетверка беспомощно замерла на месте.
— Надо выходить, ребята, — сказал Сирота.
Механик-водитель Буров выбрался первым, за ним — другие. Оставили в башне танка сержанта Углова, чтобы находился там у пулемета, был начеку, следил за обстановкой. И тут ситуация обострилась. Едва они принялись заменять поврежденные траки, появились немецкие автоматчики, пришлось бросить работу, взяться за оружие. Володя Углов здорово помог, вращал башню и посылал в разные стороны очереди. А пока он стрелял, Буров с друзьями гусеницу исправили. Потом повели машину догонять остальных. И пока шли на соединение, экипаж воентехника Сироты восемь дзотов разрушил, раздавил полдюжины противотанковых орудий да еще несколько десятков оккупантов отправил на тот свет.
Весь день девятнадцатого, ночь на двадцатое, еще день и следующую ночь по всей длине узкоколейки, на левой ее стороне, если смотреть с востока на запад от Мясного Бора, на участке до берегов реки Полнеть гремел жестокий, ни на час не стихавший Зой. Во второй половине дня 21 июня боевые машины 29-й танковой бригады развернулись и прошли этот страшный путь в обратную сторону. Снова броневыми телами они утюжили дзоты, которые немецкие саперы сумели восстановить за эти двое с небольшим суток. Трупов было невиданно много. Вперемежку с оккупантами, которых срезали очереди танковых пулеметов, лежали бойцы 2-й ударной и частей, пытавшихся пробиться к ней на выручку. Сплошной слой трупов вдоль узкоколейной дороги, единственной тверди, по которой могли пройти тридцатьчетверки.
Еще перед этим кровавым броском командир ремонтного взвода изготовил и дал механикам-водителям крючья из толстой проволоки. Бывалым человеком был воентехник Григорий Крапивин, предвидел, что может случиться в пути.
После часа движения по жуткому ковру из мертвых тел гусеницы стали буксовать в мешанине из того, что недавно было живою плотью. Тогда и приводились железные крючья для очистки траков.
…Бойцы 59-й армии выбились из сил. Ведь враг не прекращал попыток закрыть коридор, не жалел на то усилий. Командарм бросил на подмогу два полка спешившихся кавалеристов и заново сформированную стрелковую бригаду.
— Поднажмите, ребятушки, — напутствовал их Иван Терентьевич, весь взъерошенный от присутствия на его КП Мерецкова и самого начальника Генерального штаба.
Поднатужились, поднажали — внутренние силы в русских людях удивительно беспредельны, отбросили врага, расширили проход вдоль узкоколейки. Узкий, правда, коридор, всего в полтыщи шагов шириной, а может быть, и того меньше, но все-таки какой ни на есть, а проход… Можно было выводить раненых и больных. Идти им приходилось всего несколько километров. Но это были такие километры, которые невозможно вообразить. Рука отказывается писать про ужасы Долины Смерти. И не потому, что трудно… Разве тем, кто входил в этот ад, было легче? Нет, попросту не найдется слов в русском, да и в любом языке, чтобы описать творившееся в простреливаемом с обеих сторон узком коридоре. И нет аналогов в практике смертоубийства тому, через что проходили бессмертные в своем величии и обреченности герои 2-й ударной.