Мятеж на «Эльсиноре»

Лондон Джек

Да, это очевидно. Но очевидно также и нечто другое. На этом судне, пересекающем в настоящее время южную часть Атлантического океана для обхода мыса Горн зимой, имеются налицо все элементы морской трагедии и ужаса. Мы нагружены человеческим динамитом, который в любой момент способен разорвать на части наш маленький плавучий мирок.

Глава XXV

Дни бегут. Юго-восточный пассат резок, и небольшие всплески волн время от времени наводняют мои открытые иллюминаторы. Вчера каюта мистера Пайка была залита водой. Это самая сенсационная новость за довольно долгий промежуток времени. Три висельника царствуют на баке. Ларри и Карлик

немного, довольно безобидно подрались. Мозг Муллигана Джекобса продолжает гореть. Чарльз Дэвис пребывает в одиночестве в маленькой стальной каюте и выходит из нее только затем, чтобы взять на кубрике стой обед. Мисс Уэст играет и поет, лечит Поссума, стирает и во все остальное время занята своими изящными работами. Мистер Пайк заводит фонограф через день, во время второй послеполуденной вахты. Мистер Меллер прячет расщелину на своей голове. Я сохраняю его тайну. А капитан Уэст, еще более далекий, чем когда-либо, сидит на сквозняке в сумрачной каюте.

Сегодня мы тридцать седьмой день в море, и за это время ни разу не видели ни одного судна. Зато сегодня с палубы видно было одновременно не менее шести судов. Пока я не увидел эти суда, я не мог как следует себе представить, насколько пустынен этот океан.

Мистер Пайк говорит, что мы находимся в нескольких стах милях от южно-американского берега. А между тем, кажется, что еще вчера мы вряд ли были дальше от Африки. Большая бархатистая бабочка летала над нами сегодня утром, и мы полны догадок и предположений. Как могла она прилететь из Южной Америки, за сотни миль, да еще при пассатах?

Южный Крест, разумеется, виден уже в течение нескольких недель; Полярная звезда скрылась за выпуклостью земли, а Большая Медведица, в своем зените, стоит очень низко. Скоро и она скроется, и мы будем проходить Магелланов пролив.

Я вспоминаю драку между Ларри с Карликом. Вада рассказывал, что мистер Пайк следил за ней некоторое время, пока, рассерженный их неуклюжестью, не надавал обоим пощечин и не заставил их прекратить, заявив, что, пока они не сумеют показать больше искусства драться, он обязуется справляться сам со всем битьем на «Эльсиноре».

Представить себе, что ему шестьдесят девять лет, выше моих сил. И когда я смотрю на его колоссальную фигуру и ужасные лапы, он представляется моему воображению мстящим за убийство капитана Соммерса.

Жизнь жестока. В пяти тысячах тоннах угля на «Эльсиноре» тысячи крыс. У них нет никакой возможности выйти из своей стальной тюрьмы, так как все вентиляторы затянуты крепкой стальной сеткой. В предыдущее плавание с грузом ячменя они размножились. Теперь они заперты в угле и должны будут пожрать друг друга. Мистер Пайк говорит, что, когда приедем в Ситтль, в трюме их останется дюжина или два десятка самых крупных, свирепых и сильных. Иногда, проходя мимо вентилятора в задней стене командной рубки, я слышу их жалобный писк и визг далеко из-под угля.

Другие, более обласканные судьбой крысы живут в промежутке между палубами на баке, где сложены запасные паруса. Они вылезают по ночам, бегают по палубе, крадут в кубрике пищу и лижут росу. Кстати, мистер Пайк не хочет больше видеть Поссума. Оказывается, по его совету, Вада поймал крысу в западню в отделении вспомогательной машины. Вада клянется, что это был родоначальник всего крысиного рода, и что, по самым точным измерениям от носа до кончика хвоста, в нем было восемнадцать дюймов. Оказывается также, что мистер Пайк и Вада, заперев двери в каюте мистера Пайка, стравили крысу с Поссумом, и Поссум был побежден. Им пришлось убить крысу самим, а когда все было кончено, с Поссумом случился припадок.

Мистер Пайк не переносит трусов, и его отвращение к Поссуму безгранично. Он больше

не играет с щенком, даже не говорит с ним и, проходя мимо него по палубе, всякий раз мрачно смотрит на него.

Я читал «Руководство к плаванию по Южному Атлантическом океану» и вижу, что мы сейчас входим в полосу самых прекрасных в мире солнечных закатов. И сегодня вечером мы уже видели образчик такого заката. Я был у себя и перебирал мои книги, как вдруг мисс Уэст крикнула мне с трапа рубки:

– Мистер Патгёрст! Идите скорее. О, идите же скорее!.. Вы не должны упускать его!

Половина неба, от зенита до западной части горизонта, была сплошным, чистым, ровным золотом. И сквозь это золото на горизонте горел солнечный диск более яркого золота. Золото неба становилось все более ярким, затем на наших глазах потускнело и начало окрашиваться в красноватый цвет. Когда красный цвет стал гуще, то все золотое поле и горящее желтое солнце покрылись легкой дымкой. Тёрнеру [12] никогда не случалось изобразить такую смелую оргию золотого тумана.

12

Тернер (1775–1851) – знаменитый английский живописец, любивший изображать эффекты воздуха и освещения и передававший их с поразительной силой.

Внезапно по горизонту потянулись сквозь туман плотные очертания пассатных облаков, и по мере того как каждое облако становилось рельефнее, верхняя часть его окрашивалась в розовый цвет, тогда как пульсирующая середина оставалась голубовато-белой. Я говорю это преднамеренно: все краски этой картины пульсировали.

По мере того как рассеивалась золотая дымка, краски становились все более яркими и смелыми: бирюзовые превращались в зеленые, а розовые – в кроваво-красные. Пурпурные и темно-синие оттенки длинных морских волн позолотила оргия красок неба, и по воде поползли, подобно гигантским змеям, отраженные красные и зеленые полосы. Потом все это великолепие быстро потускнело, и нас окутал теплый мрак тропической ночи.

Глава XXVI

«Эльсинора» – поистине корабль душ, мир в миниатюре. И потому, что она – маленький мирок, рассекающий ширь океана, подобно тому как наш большой мир рассекает пространство, постоянно возникающие странные совпадения кажутся поражающими.

Например, сегодня днем на корме. Дайте мне рассказать это. Тут была мисс Уэст в полотняном матросском платье девственной белизны с открытым воротом и черным шелковым галстуком, завязанным морским узлом под широким матросским воротником. Ее гладко причесанные волосы, чуть-чуть развившиеся на ветру, были великолепны. И тут же находился я, в белом полотняном костюме, белых туфлях и белой шелковой рубашке, такой же безукоризненной и аккуратно одетый, как и она. Буфетчик как раз подавал мисс Уэст хорошенький чайный прибор, а на заднем плане виднелся Вада.

Мы беседовали о философии, или, вернее, я ее экзаменовал. От очерка предсказаний Спинозы о современном духе, через последние физические открытия сэра Оливера Лоджа и сэра Уильяма Рамсэя, я, как всегда, дошел до де-Кассера, которого цитировал, когда мистер Пайк заревел приказания команде.

«Созерцательное чувство рождается при перенесении в лазурь чистого познавания, достижимого только для очень немногих человеческих существ, – цитировал я. – Жизнь уже не хороша и не преступна. Она – непрестанная игра сил, не имеющая ни начала, ни конца. Освобожденный Разум сливается с Мировой Волей и принимает часть ее сущности, которая является сущностью не моральной, но эстетической…»