Мятеж на «Эльсиноре»
Шрифт:
Но делать было нечего, и в течение пяти минут «Эльсинору» трепало, словно в пасти гигантского чудовища, пока не были сорваны последние обрывки огромного паруса.
– Наш фок отправился в Африку, – засмеялась мне на ухо мисс Уэст.
Как и ее отец, она не знает страха.
– О, теперь мы смело можем сойти вниз я устроиться удобно, – сказала она пять минут спустя. – Худшее прошло. Теперь будет только дуть, дуть, дуть и сильно качать.
Дуло целый день. И поднявшееся волнение сделало поведение «Эльсиноры» почти непереносимым. Единственным способом устроиться удобно было забраться на койку, окружив
Он задержался еще немного и словно невзначай (что при данной обстановке было до смешного ясно) высказал то, что бродило у него в голове.
Сначала он ни к селу ни к городу спросил, не проявляет ли Поссум симптомов морской болезни. Затем выразил свое негодование по адресу матросов, потерявших фок, и сочувствие парусникам, на долю которых выпала лишняя работа. Потом он попросил разрешения взять у меня почитать книгу и, цепляясь за мою койку, выбрал на моей полке «Силу и Материю» Бюхнера и тщательно заполнил образовавшееся пустое место сложенным журналом, как это всегда делаю я.
Но он все еще медлил уходить и, стараясь подыскать подходящий предлог, чтобы поговорить о том, о чем он хотел, начал рассуждать о погоде Ла-Платы. И все это время я старался угадать, что за всем этим кроется. Наконец, это выяснилось.
– Кстати, мистер Патгёрст, – заметил он, – не помните ли вы случайно, как мистер Меллер сказал, сколько лет тому назад его судно здесь потеряло мачты и потерпело крушение?
Я сразу понял, в чем дело.
– Кажется, восемь лет тому назад, – солгал я. Мистер Пайк проглотил и медленно переваривал мои слова, пока «Эльсинора» позволила себе трижды перевалиться на левую сторону и обратно.
– Какое же судно затонуло здесь восемь лет тому назад? – размышлял он как бы с самим собой. – Кажется, придется спросить мистера Меллера. Я что-то не могу припомнить.
Он поблагодарил меня с непривычной изысканностью за «Силу и Материю», из которой, как я хорошо знал, он не собирался прочесть ни строчки, и направился к двери. Здесь он снова остановился, словно пораженный новой и совершенно случайной мыслью.
– А не сказал ли он, что это было восемнадцать лет назад? – спросил он.
Я отрицательно покачал головой.
– Восемь лет тому назад, – повторил я. – Я это хорошо помню, хотя не знаю, почему вообще запомнил это. Но он так сказал, – продолжал я с еще большей уверенностью. – Восемь лет назад, я в этом убежден.
Мистер Пайк задумчиво посмотрел на меня и, подождав, пока «Эльсинора» на минутку выпрямилась, вышел из каюты.
Мне кажется, я проследил ход его мыслей. Я уже давно знал, что у него замечательная память на все, касающееся судов, офицеров, грузов, штормов и кораблекрушений. Он – настоящая морская энциклопедия. Несомненно также, что он проникся историей Сиднея Вальтгэма. До сих пор он не подозревает, что мистер Меллер – Сидней Вальтгэм и только хочет знать, не плавал ли мистер Меллер с Сиднеем Вальтгэмом восемнадцать лет тому назад на судне, погибшем на Ла-Плате.
А пока что я не могу простить мистеру Меллеру сделанного
Глава XXX
Ужасная ночь! Удивительная ночь! Спал ли я? Кажется, спал урывками, но клянусь, что слышал каждую склянку вплоть до половины четвертого. Потом наступила передышка – стало полегче. Не было уже этого упорного сопротивления ветра. «Эльсинора» двигалась. Я чувствовал, как она скользила, ныряла носом и вздымалась вверх. До сих пор она накренялась, главным образом, на левый борт, а теперь одинаково сильно раскачивалась в обе стороны.
Я понял, что случилось. Вместо того, чтобы продолжать лежать в дрейфе, капитан Уэст повернул судно тылом к ветру и теперь шел впереди него. Это означало, что шторм действительно очень велик, так как капитан Уэст менее всего хотел бы плыть в северо-восточном направлении. Но, во всяком случае, качка стала не такой резкой, менее неприятной, и я заснул. В пять часов меня разбудил шум волн, обрушившихся на борт, катившихся по главной палубе и ударявших в стену моей каюты. Через открытую дверь мне было видно, как вода переливалась вверх и вниз по буфетной, а из-под моей койки, по полу, пенясь, катилось с полфута воды всякий раз, как судно переваливалось на правый бок.
Буфетчик принес мне кофе, который я выпил, сидя среди ящиков и подушек и балансируя, словно эквилибрист. К счастью, мне удалось вовремя его допить, потому что ряд страшных толчков сбросил все книги с одной из моих полок. Поссум, забравшись под защищенный борт моей койки, визжал от страха, когда море грохотало и гремело и когда на нас посыпалась лавина книг. А я не мог не усмехнуться, когда меня ударила по голове «Картонная корона», а перепуганного щенка – «Что не ладно на свете?» Честертона.
– Ну, что вы об этом думаете? – спросил я буфетчика, помогавшего приводить в порядок книги.
Он пожал плечами, и его живые, косые глаза казались еще живее, когда он ответил:
– Я часто видел так. Я старый человек. Я часто видел хуже. Слишком много ветра. Слишком много работы. Проклятая погода.
Я догадывался, что наверху было интересное зрелище. И в шесть часов, когда в моих иллюминаторах показался серый свет (в те промежутки, когда они не бывали залиты водой), я, как гимнаст, перелез через борт своей койки, поймал свои скачущие туфли и вздрогнул, всунув босые ноги в их холодную и мокрую середину. Я не стал одеваться. В одной пижаме я направился на корму, а Поссум жалобно укорял меня в измене.
Пробираться узкими коридорами было истинным подвигом. Время от времени я останавливался и цеплялся за все, что попадало под руку, так что концы пальцев у меня заболели. В минуты сравнительного затишья я двигался вперед. Но я ошибся в расчете. Основание широкого трапа, ведшего в капитанскую рубку, покоилось на поперечном коридорчике, футов в двенадцать длиной. Излишняя моя самоуверенность и необыкновенно дикая судорога «Эльсиноры» вызвали катастрофу. Она бросилась на правый борт так внезапно и с таким наклоном, что пол выскользнул у меня из-под ног, и я беспомощно поехал вниз по наклону. Мне не удалось ухватиться за перила трапа, но я вовремя поднял руку, чтобы защитить лицо, и, в высшей степени удачно перевернувшись и все еще падая, ударился плечом в дверь капитана Уэста.