Мятеж на «Эльсиноре»
Шрифт:
Что случилось вслед за тем, что было сделано – я не знаю; я только слышал время от времени глас архангела, так как наступил мрак и полил проливной дождь горизонтальным потоком. Он наполнил мне рот и легкие, словно я очутился за бортом. Казалось, что он льется не только сверху вниз, но и снизу вверх, проникая под мою зюйдвестку, сквозь клеенчатый плащ, под наглухо застегнутый воротник и в высокие непромокаемые сапоги. Я был ослеплен, оглушен всем этим нападением на меня грома, молнии, ветра, темноты и воды. А властелин здесь, на корме, вблизи меня, жил и спокойно двигался среди всего этого, изрекая свою мудрость и свою волю жалким созданиям, которые
Как это случилось, я не знаю, но мисс Уэст и я стояли рядом, цепляясь за перила и прижавшись друг к другу под защитой навеса. Моя рука, обвивая ее талию, крепко ухватилась за перила, ее плечо было плотно прижато к моему, и одной рукой она крепко держалась за мой плащ.
Час спустя мы пробирались через корму к рубке, помогая друг другу держаться на ногах в то время, как «Эльсинора» прыгала и ныряла в бурных волнах. Ветер, затихший было после дождя, снова достиг силы шторма. Но доблестное судно было в полном порядке. Кризис прошел благополучно, и судно было цело, и мы были целы, и с мокрыми лицами, сияющими глазами смотрели друг на друга и смеялись в ярко освещенной рубке.
– Разве можно не любить море? – воскликнула с восхищением мисс Уэст, выжимая воду из распустившихся от дождя и ветра прядей своих волос. – А людей моря! – воскликнула она, – властелинов моря! Вы видели моего отца?..
– Он властелин! – сказал я.
– Он властелин! – повторила она за мной.
А «Эльсинора» поднялась на высокую волну и легла на бок, так что нас толкнуло друг на друга, и мы, ошеломленные, вместе отлетели к стене.
Я пожелал ей спокойной ночи внизу у трапа и, проходя мимо открытой двери кают-компании, заглянул туда. Там, к моему удивлению, сидел капитан Уэст; я думал, что он еще на палубе. Его штормовой костюм был снят, сапоги заменены туфлями. Он сидел, откинувшись на спинку большого кожаного кресла, с широко открытыми глазами, и следил за полными видений клубами сигарного дыма на фоне дико раскачивавшейся каюты…
Сегодня в одиннадцать часов утра Ла-Плата задала нам трепку. Накануне был настоящий шторм, хотя не очень жестокий. Сегодня ожидалось гораздо худшее, но оказалось просто космической шуткой. В течение ночи ветер настолько стих, что мы в девять часов утра подняли все паруса. В десять часов мы покачивались в мертвом штиле. Но к одиннадцати в южной части неба начал нависать мрак.
Нахмуренное небо низко опустилось над нами. Наши высокие мачты, казалось, скребли по тучам. Горизонт сузился вокруг нас так, что стало казаться, будто он едва ли в полумиле от нас. «Эльсинора» была замкнута в крошечном мирке тумана и воды. Молнии играли. Небо и горизонт так близко придвинулись, что, казалось, «Эльсинора» сейчас будет поглощена, втянута ими в себя.
Затем небо разорвала раздвоенная от зенита до горизонта молния, и влажный воздух окрасился в зловещий зеленый цвет. Дождь, сначала небольшой и начавшийся при мертвом штиле, превратился в поток из огромных, струящихся капель. Все гуще и гуще становился зеленоватый мрак; Вада и буфетчик зажгли в каюте лампы, несмотря на то что было всего двенадцать часов дня. Молния сверкала все ближе и ближе, пока судно не было охвачено ею кольцом. Зеленоватый мрак непрерывно сотрясался пламенем, сквозь которое более ярко сверкали разделенные молнии. Они становились все сильнее, по мере того как стихал дождь, и так плотно
А ветра не было. И ничего не случилось. «Эльсинора» приготовилась к худшему с оголенными реями и свернутыми парусами, кроме нижних топселей. Топсели, намокшие от дождя, неуклюже свисали с рей и шлепали, когда судно качало. Тучи рассеялись, день прояснялся, зеленоватый мрак перешел в серый сумрак, молнии прекратились, гром отдалился от нас, а ветра все не было. Через полчаса засияло солнце, гром время от времени рокотал вдали, а «Эльсинора» все еще покачивалась в полном штиле.
– Этого никогда нельзя знать заранее, сэр, – проворчал, обращаясь ко мне, мистер Пайк, – тридцать лет тому назад как раз на этом месте я потерял мачту в порыве ветра, налетевшем точно так, как сейчас.
В это время наступила смена вахт, и рядом со мной стоял мистер Меллер, пришедший сменить помощника.
– Это одна из самых скверных частей океана, – подтвердил он. – Восемнадцать лет тому назад это же произошло здесь и со мной. Мы потеряли половину своих мачт, двадцать часов стояли стоймя на бимсе, груз передвинулся к одному борту, и мы затонули. Я двое суток плавал в шлюпке, пока нас не подобрало английское судно. Ни одной из остальных шлюпок не нашли.
– «Эльсинора» прекрасно вела себя вчера, – весело заметил я.
– Ну, это были пустяки, – проворчал мистер Пайк. – Подождите, пока вы увидите настоящий шторм. Это поганое место, и кто-кто, а я буду доволен, когда мы отсюда выберемся. Я предпочел бы полдюжины ревунов мыса Горн одному здешнему. А что вы скажете, мистер Меллер?
– То же самое, сэр, – ответил тот, – те, юго-западные ветры – честны. Вы знаете, чего от них следует ожидать, но здесь ничего не предугадаешь. Лучшие капитаны могут споткнуться здесь.
– «Как я узнал… без всякого сомненья…», – напевал мистер Пайк из «Селесты» Ньюкомба, спускаясь по трапу.
Глава XXIX
Солнечные закаты становятся все более оригинальными и живописными у берегов Аргентины. Вчера мы наблюдали высокие облака, белые с золотом, разбросанные щедро и в беспорядке по западной части неба, в то время как на восточной стороне горел второй закат – быть может, отражение первого. Как бы то ни было, восточная часть неба была покрыта бледными облаками, бросавшими лучи млечного белого и голубого света на голубовато-серое море.
А накануне нас захватила великолепная вакханалия на западе. Опираясь на океан, целые ярусы облаков громоздились друг на друга, обширные и высокие, так что мы, наконец, увидели Большой Каньон, в тысячу раз превосходивший Колорадский. Облака приняли те же очертания слоистых, зубчатых розовых скал, а все углубления их заполнились опалово-голубыми и лиловыми тонами.
Морские указатели говорят, что эти удивительные закаты солнца объясняются пылью, высоко вздымаемой в воздухе ветрами, дующими в пампасах Аргентины.