Мышеловка

Трапезников Александр

— Ну говори, раз начал.

— Я… эта… слышь, знаю, кто замочил старика.

— Кто? — Я почувствовал охватившую меня дрожь, мускулы напряглись, а глаза просто впились в лицо смотрителя. Губы его шевелились, он никак не мог собраться с духом.

— Ладно, — произнес он наконец. — Потом скажу. Вечером. Жди меня часикам к десяти к себе домой. Да закуску не забудь приготовить. Тогда и потолкуем.

— Хорошо! — согласился я, несколько разочарованный. — Приходи. Только обязательно.

— Ну так! — крикнул он мне вслед… И еще громче: — Водки бери не меньше литра!

— Буду ждать! — крикнул и я ему. И лишь потом подумал, что, наверное, напрасно мы обсуждаем наши дела столь громко…

Теперь

мне захотелось посетить еще и проповедника Монка в его храме-капище. Поглядеть и послушать, о чем он толкует перед завороженными жителями Полыньи. Я не случайно назвал это уродливое здание айсбергом, по своему московскому опыту зная, что деятельность подобных сект видима лишь на одну восьмую часть; все остальное — скрыто от глаз непосвященных. Они начали вырастать на российской земле с середины восьмидесятых годов, как ядовитые грибы, обильно смачиваемые радиоактивными дождями. Впрочем, это явление расползалось по всему миру, приближая конец света.

Я открыл деревянные двери, взявшись за бронзовое кольцо, и ступил в полутемное помещение, где уже находилось несколько человек. И тотчас же громкий, чуть хриплый голос произнес:

— И вот еще один брат наш явился под сень Дома Радости, чтобы испить благоденственные капли из Чаши Жизни и Смерти! Приветствуем тебя, новый сподвижник нашей веры!

Я не сразу и сообразил, что Монк, стоявший на возвышении, окруженный четырьмя обритыми наголо служками в цветастых одеяниях, обращается именно ко мне. Он показывал на меня рукой, а в другой сжимал короткий жезл, с конца которого сыпались искры, наподобие бенгальского огня. Искрились и тонкие палочки, развешанные по стенам и углам помещения. Здесь пахло каким-то одурманивающим настоем трав, а лица собравшихся были как-то искажены, словно они преломлялись в амальгаме кривых зеркал.

— Привет, привет! — буркнул я довольно непочтительно. — Можете продолжать, вольно.

Монк постарался не заметить моей иронии, вновь обратившись к своей пастве, среди которой я заметил немало молодых людей. Была здесь даже Жанна — медсестра доктора Мендлева. Она отступила назад и отрокировалась ко мне, встав рядышком, почти касаясь моего плеча своей рыжей головкой. Ее зеленые глаза возбужденно блестели, будто только что она испытала плотское наслаждение.

— Я рада, что вы пришли, — шепнула она мне. — Вы не пожалеете. Это что-то… бесподобное.

— Вы уверены, Жанночка? — тихо сказал я. — Можно, я буду так вас называть? Не вешают ли вам лапшу на уши?

Она покосилась на меня, и я еще раз убедился в ее несомненной привлекательности: таких жгучих особ, способных сводить с ума неокрепших юношей, в средние века сжигали на кострах.

— Я всерьез займусь вами! — пригрозила она мне.

— Валяйте, — согласился я, нащупывая ее руку. Пальчики этой Салемской ведьмы податливо оказались в моей ладони, а коготки поскребли кожу. Зачем я стал заигрывать с ней? Не знаю. Наверное, подействовала вся эта одуряющая атмосфера, летящие искры, коварный терпкий запах и бубнящий голос Монка, чья речь не имела ни запятых, ни пауз:

— …вы прикоснулись к блаженству и оно не покинет вас более никогда и дома и в поле и в жизни загробной которая вижу я надвигается полчищами страшных существ детей ваших не бегите от них покиньте отрекитесь от близких несущих вам смерть лишь здесь освободитесь от уз и тягот и найдете приют и кров и счастье вечное а все остальное будет проклято мною служителем бога истинного потому что дана мне часть его и я есть он сам воплотившийся на земле и пришел чтобы открыть вам глаза и уйду с вами…

— Бред сивой кобылы, — прошептал я, вглядываясь в хрупкое, фарфоровое личико отца Монка, на котором выделялась длинная белая борода-кисточка. Маленькие и узкие глаза выдавали его монголоидное происхождение.

— Замолчите, —

строго отозвалась Жанна, сжимая мою ладонь. — А то быть беде. Он нашлет на вас Гранулу.

— А что это такое? Объясните мне, темному.

— Это — смерть.

— Тогда пусть он засунет эту Гранулу в свою попу. Пойдемте отсюда, Жанночка. Эта ахинея никогда не закончится.

Неожиданно медсестра легко согласилась. Мы выскользнули за дверь, оставив за спиной монковское «блаженство».

— Над вами предстоит еще много работать, — сказала Жанна, прищуриваясь на ярком солнце и оглядывая меня, как арабского скакуна. Только в зубы не посмотрела.

— А вы заходите как-нибудь вечерком, — нагло ответил я. — Тогда и поработаем.

— И приду! — с вызовом сказала она. — А теперь мне пора к доктору.

Я поглядел ей вслед, отметив стройные ноги, и усмехнулся.

Глава 11

Ходячий труп

Поужинал я вместе с тетушкой Краб, но перед тем установил в своем доме кое-какие ловушки для назойливых и незваных гостей. Если они обладали материальной плотью, а не представляли собой бестелесные существа, то непременно должны были попасться хотя бы в одну из них. Для этого я распаковал один из своих чемоданов и достал «маленькие хитрости», которые в общем-то держал для друзей, чтобы нам было веселее проводить время. Но обстоятельства требовали их использования сейчас. В коридоре, возле каждой из комнат, я установил на полу крошечные капсулы, которые с треском взрывались, если на них наступить ногой. В своей комнате, под карнизом, поместил свой любимый японский фотоаппарат, задав ему автоматический режим работы: каждые полчаса он производил моментальный снимок. Здесь же, на кровать, я положил диктофон, реагирующий и включающийся на звук или голос, прикрыв его сверху старой газетой. В подвале на обеих лестницах я натянул лески возле верхних ступеней, и тот, кто надумал бы спуститься сюда, непременно бы загремел вниз. Чердак я также оборудовал соответствующим образом: здесь я разбросал тонкую металлическую проволоку-петлю. Ступивший в нее так запутывался, что уже не мог освободиться без посторонней помощи. Она «схватывала» и стягивала и ноги и руки. Но самый главный сюрприз поджидал пришельца в зале. Тут я усадил за стол надутую в человеческий рост резиновую куклу, которая изредка поворачивала голову и реагировала на посторонние шорохи; при этом включался вмонтированный в нее магнитофон, и она произносила зловещую фразу: «Крови хочу, крови! Наконец-то ты явился — иди ко мне!..» А вслед за этим раздавался леденящий душу смех. Голова куклы ужасала оскалом трупа, пролежавшего по меньшей мере с полгодика в сырой земле. Для вящей убедительности я натянул на нее свой свитер, а на темечко нахлобучил найденную здесь же шляпу. Теперь посмотрим, кто кого больше напугает… «Заминировав» таким образом свой дом, я с чистым сердцем отправился к тетушке Краб на блины со сметаной.

За ужином моя верная помощница удивила меня еще одной новостью: ей удалось выяснить у пасечника Матвея, разводившего пчел на южной окраине поселка, любопытную деталь. За день до своего исчезновения к нему заходил за медом дед и вполне серьезно сказал, что чувствует, что скоро умрет. Буквально его слова звучали так: «Жить мне осталось дня три-четыре…» Что это было: ворчливая старческая болтовня или действительно ощущение надвигающейся смерти? Или он просто был уверен, что его убьют? И ошибся всего на сутки? Как бы то ни было, но его прогнозы сбылись… Почему же он не принял никаких мер, чтобы обезопасить себя? Может быть, он знал, что это невозможно? Тетушка Краб в своих изысканиях постаралась на славу и превзошла меня — я ей даже позавидовал. Вот что значит женская хитрость и пронырливость! Пришлось объявить ей еще одну благодарность.