Н - 7
Шрифт:
Город закрыт, и в этом случае словами дело не ограничивалось — запрещающими табличками служили разрушенные дороги и взорванные мосты. Железнодорожные пути, по которым мы ехали, спешно возвели поверх бороны выжженной и изрядно оплывшей после дождей земли — кто-то все же вспомнил, что внутрь города пройти дозволяется. Вот покинуть — нет.
— Нисколько не отвлекаете, — улыбнулся я кончиками губ и оглядел собеседника.
Светлые волосы, зачесанные набок. Высокий лоб без морщин, прямой нос, узкие губы и волевой подбородок. Назвал бы ровесником, но внешность обманчива. На плечах — пальто, застегнутое до верхней пуговицы. В вагоне все еще холодновато — я и
— У вас, у единственного, гербовой перстень развернут внутрь ладони, — обратил он внимание на деталь моей левой руки. — Не знаю, как к вам обратиться.
Вслед за ним я перевел взгляд на зачерненную дужку — в сочетании с крупными и яркими камнями иных перстней на руке она не должна была выделяться.
— Самойлов, из мастеровых. — Поклонился я и неловко попытался встать, сберегая поврежденную ногу.
Рядом звякнула трость, прислоненная к столу. Угораздило же — прямо по месту старого перелома…
— Не утруждайтесь, — приподнял тот ладонь и в свою очередь протянул руку для пожатия, скрывая легкое разочарование. — Шевалье де Клари.
«И тут никакой тайны», — виделось в его глазах. — «Просто коммивояжер».
Хотя явно калечный юноша с тростью, двигающийся вместе со всеми в Любек, наверняка еще мгновение назад казался ему интересной загадкой. Еще бы — такие крупные перстни, от которых шибает Силой, на руках. Да еще эта увечность вместе со специально скрываемым гербом — раздолье предположений для умирающего от скуки.
— Распродаете товар? — Улыбнулся шевалье. — Самое правильное место.
— Надеюсь, изделия моей семьи пригодятся в этом конфликте и сберегут немало жизней, — разразился я рекламным лозунгом. — Не интересуетесь? — Подвигал я пальцами, стараясь поймать в гранях самоцветов рассветное солнце за окном вагона.
— Я приехал зарабатывать, а не тратить, — уклонился шевалье, тихо рассмеявшись. — В этом составе, полагаю, у вас не будет покупателей.
— Отчего же? — Изобразил я беспокойство.
— Вы и вправду считаете, что этим будущим охранникам, мародерам, преступникам и великосветским болванам, прибывшим пить за деньги нанимателя, хватит ума подумать о собственной безопасности?
— Я думал, что они едут воевать против ДеЛара. — Постарался я отразить растерянность и смущение в голосе.
— Против Палача выйдут совсем другие люди. — Покровительственно произнес де Клари. — Один человек. — тут же поправился он. — Как только они найдут этого безумца.
Правила благородной войны предполагают равенство защищающихся и нападающих: по количеству и боевому рангу. Традиция, рожденная во времена турниров, подогретая легендами о равных армиях, за которых выставляли биться один на один самых лучших, мифами о Давиде и Голиафе — как и всякая сказка, редко когда воплощалась в жизнь. Ведь зачем воевать, если нет численного превосходства и уверенности в победе?..
Но на этот раз так сложились звезды, что пыль со старых сводов и правил пришлось сметать. И была тому весьма объективная причина, далекая от рыцарства и благородства. Имя ей — жадность.
Жадность Золотых поясов Ганзы: охраняемых сильнейшими свободными «виртуозами»… — и умудрившихся наэкономить даже на контрактах с ними. Годы безопасности заставляли их пересматривать договоренности, отгрызая себе процент за процентом; жадность двигала ими — хранители огромных сокровищ, они были готовы удавиться за золотой талер, из которого и собирались их богатства. И покуда Палач сидел в своем Биене под присмотром, все сходило
Но когда Палач вышел из своего Биена и сжег дворец одного из них, вместе с ним самим, домочадцами, свитой и охраной, а остальные возопили в ужасе, требуя немедленно уничтожить угрозу их жизням — оказалось, что тщательно выписанные контракты более не предусматривают атаку. Только пассивная оборона, только щиты, только поддержание охранного периметра. Так что любые вопли «идите и убейте его!» наталкивались на непонимание людей, связанных не долгом, а договорными обязательствами. Во всяком случае, не за эти деньги — указали «виртуозы» и предложили пересмотреть свои контракты. С учетом наценки за риск. С учетом пепла их соратника, что летал в воздухе. С учетом прагматизма ДеЛара, что не стал штурмовать дворцы и твердыни, а принялся методично выжигать порты и склады, раз за разом ударяя по самому ценному, что есть у Ганзы: по ее кошельку. Выходило очень дорого.
Настолько дорого, что очень быстро к уважаемому князю ДеЛара направили посредников и смиренно предложили правила благородной войны. Дуэль равных от каждой стороны — Победитель получает жизни побежденных. Для фанатика, одержимого местью за семью, предложение идеальное. Что же касается Золотых поясов — они получали время на то, чтобы найти кого-нибудь подешевле, готового надежно решить старую проблему.
Да вот незадача: кровников у ДеЛара, готовых убить его бесплатно, не было — Палач убил их раньше. Лучших из лучших свободных «виртуозов» Пояса уже наняли, и расценки их, от которых хочется скрипеть зубами, знают. А вот иные личности подобной чудовищной силы — в кланах. Кланы же, в наглости и бесцеремонности своей, требовали даже не денег и прощения долгов — они желали власти и влияния. Словом, ситуация уже добрую неделю сводилась к тому, что Ганза пыталась кого-нибудь нанять, а ДеЛара сидел в отеле, пил чай и терял терпение.
И вся интрига, мусолимая телевидением и бумажными изданиями, как раз в том, кто выйдет против ДеЛара в поединке один на один. Добровольцев под это дело как-то не сыскалось, да и за деньги не было желающих: какой смысл всю жизнь идти к высочайшему боевому рангу, чтобы вместо заслуженного богатства, славы и убийства заведомо слабейших подвергать свою жизнь риску?
Поговаривают, что уже кого-то наняли. Так же ходят слухи, что «виртуоза» нанял какой-то один из пяти Золотых поясов, тут же объявив себя отдельной стороной благородной войны: мол, деньги-то мои, и биться «виртуоз» будет только за меня. Остальным предлагалось решать проблему с ДеЛара самостоятельно. Если остальные не справятся — значит, такова их судьба. Закладные и долговые расписки Ганзы всегда выпускались в копиях, равных количеству Золотых поясов, так что, если кто-то умрет, выжившему достанется больше. Ну а Палач достаточно разумен, чтобы убить слабых первыми. Слухи, шепотки, версии — из каждого радиоприемника, газетной страницы и приоткрытой двери купе.
В любом случае, пройдет еще десяток дней до крайнего срока, и Ганзейцам придется кого-то выставить — или их придет убивать весь благородный мир.
— А как полагаете зарабатывать вы? — Изобразил я вежливое внимание.
— Двухмиллионный Любек остался без закона. Это скверно, — шевалье постучал сложенными замком ладонями по столу. — Кому-то надо охранять банки и офисы от наших попутчиков, — с иронией мазнул он взглядом в сторону выхода из вагона-ресторана.
— Весь мир смотрит на Любек. Вряд ли злодеям удастся уйти от наказания. Есть же камеры, телефоны, свидетели! — постарался я показать возмущение.