На берегах Ахерона. Смертельные сны о вечном
Шрифт:
– Сейчас твоя внучка перестанет плохо себя чувствовать, ей просто нужно надеть вот это, - и протягивает мне маску, которую используют врачи анестезиологи.
– Что это?
– спрашиваю.
– Морфий, либо заснешь, либо тебе будет не до скорости, - смеется шофёр и тыкает мне в лицо своей маской.
– Не нужна мне твоя поганая маска, - грубо отвечаю я, уворачиваясь и отпихивая от себя маску.
Водитель, продолжая хихикать, убирает маску в бардачок. Пока боролась с шофёром, успела заметить, что тот не один - рядом с ним на переднем сидении сидит нечто, похожее на тень. Нечто черное, нематериальное.
Водитель подходит к нам, предлагая угощения бабушке и Т.
– Правда дураки?
– шипит он мне в ухо, поблёскивая на меня своими безумными глазами, - они так радуются этой яркой мишуре, не замечая того, что творится у них за спиной.
Чувствую даже капли слюны на коже, пока он шепчет.
– Убери его, - отвечаю я.
– Не могу. Да и зачем? В этом не будет смысла, она все равно придет.
Водитель касается пальцами моего лба. Ощущение как от липучки, которая пытается просочиться в поры. Отшатываюсь.
– Смотри в глаза!
– рычит он, - смотри, иначе она придет к твоей тете. У нее ведь тоже скоро день рождения? А потом? У тебя кажется?
Пугливо озираюсь на Т. Не хочу, чтобы эта пакость пришла к нам. Смотрю в глаза, проваливаюсь, просыпаюсь.
Нередко подобные сны, с предупреждением о собственной смерти, и ухода из жизни родственников в реальности не имеют продолжения. Конечно, чёрная тень смерти рано или поздно навестить всех нас. Но когда не указывается конкретная, или хотя бы примерная, дата смерти, подобные предупреждения не имеют смысла.
Такое ощущение, что кое-кто из покойных завидует живым. И напоминает им во снах своё memento more.
Толтекский маг из книг Карлоса Кастанеды Дон Хуан говаривал своему ученику, что смерть с самого момента рождения становится постоянной спутницей любого человека и всюду ходит за ним по пятам. Дон Хуан даже указал где она прячется: сзади, на расстояние вытянутой руки от левого плеча. Впрочем, Он часто выражался фигурально, стараясь воздействовать эмоционально на своего ученика, чтобы тот понял его слова не только на уровне сознания.
– С самого рождения, говорил Дон Хуан, - мы обречены вести безвыигрышную битву со смертью, а жизнь - это поле битвы.
Лимузин может символизировать текущую жизнь сновидицы, её скоротечность. Предложенная порция Морфина - символизирует практику сновидений, как способ уйти от этой реальности. Ведь Морфеус - Бог смерти и сна/древние греки весомо считали их братом и сестрой/. Водитель здесь играет роль юнгианского триксера. Его шутовство - ничем не прикрытая горькая правда. Сновидица переживает за здоровье пожилых родственников: бабушки и бабушкиной сестры. Она чувствует, как неотвратимо замаячила на горизонте чёрная тень смерти. Слова водителя-триксера: "Иначе она придет к твоей тете, обнадёживают, но лишь откладывают момент смерти на более поздний неотвратимый срок."
На этот раз смерть пришла забрать жизнь маленькой девочки, празднующую день своего рождения. Очень символично, и подтверждают слова Дон Хуана, что смерть неотвратимо преследует нас по пятам с самого рождения.
14. За нами следят
Прихожу в гости якобы к своему отцу. В реальности совсем другая квартира и совсем другой человек. Там много народу, но мне не хочется с ними общаться, поэтому я остаюсь в коридоре. Однако "папа" не хочет, чтобы я сидела там одна и все же представляет меня всем присутствующим. Они все на одно лицо: мужское, незнакомое, лишённое эмоций. Глаза словно сверлят тебя насквозь. Мне неприятно, хочу уйти. Попутно замечаю, что у "папы" такое же лицо.
Один из людей хватает меня за руку. В запястье что-то впивается. Наступает темнота. С трудом осознаю, что происходит и где я. Лежу на какой-то платформе, вокруг черное пространство. Слышится шепот и стоны. Понимаю, я тут не одна, нас как минимум человек 20, а то и больше. Пространство начинает вращаться и двигаться, наши платформы срываются с места и на жуткой скорости летят вперед. Почти ничего не вижу, из-за ветра глаза приходится держать полуприкрытыми. Но мельком замечаю какие-то препятствия на пути. Каким-то образом умудряюсь взять управление платформой на себя и не разбиться об надвигающуюся стену. Кому-то повезло меньше. Летели мы так довольно долго, а затем оказались в просторном помещении под землей.
Весь потолок в энергосберегающих лампах, хаотично расположенных под самыми неожиданными углами, пол земляной, а стены из кирпича - никакой штукатурки и краски. Мы все прибывшие, стоим посреди зала. Слева в углу несколько рядов скамей. Там сидят какие-то люди. Заметила того человека, который хватал меня за руку, еще одного мужчину лет 45, черные кудрявые волосы, маленькие глаза, довольно внушительный нос, очки в роговой оправе. Кажется, там присутствовала какая-то женщина в строгом костюме, и что больше всего меня поразило - там был Папа Римский. Нас всех согнали в кучу, как овец, и стали отбирать в группы, непонятно по какому критерию. Я оказалась в третьей. Всех, кто был не в первой группе, отвели в сторону скамеек, нас заперли какой-то перегородкой, чтобы мы могли наблюдать, но не вмешиваться. Вперед вывели двоих ребят из первой группы, один чернявый, классической еврейской внешности, молоденький совсем, второй постарше, высокий худощавый, коротко стриженные светлые волосы.
– Кто вы?
– спросил Папа Римский у тех двоих.
Первый промолчал, а второй повернулся к нам, улыбнулся и сказал:
– Надо полагать, я самый известный монах, за которым ведется наблюдение.
Дальше их запихнули в клетки и подвесили под потолок. Там что-то происходило, от клеток исходил яркий свет. И мне показалось, что ничем хорошим для тех двоих все это не кончится.
– За нами всеми следят, - убито проговорил человек, стоящий за мной.
Гляжу на потолок, в поисках своей платформы, но не могу её найти.