На день погребения моего
Шрифт:
— Как это, Вуд? «Странно»? Что это значит?
— Ну, я у него не спрашивал, что точно это значит, понимаешь? Он был китайцем.
Компания нервных, беспокойных людей, половина из них страдала от какой-нибудь лихорадки, они пожали плечами и перешли к другим темам.
— Вспомним 95-й, план Нансена относительно окончательного путешествия на север предусматривал, что со временем, когда общая нагрузка станет меньше, он будет одну за одной убивать ездовых собак и скармливать их остальным. Сначала, по его словам, другие собаки отказывались есть собачье мясо, но постепенно начали его принимать.
— Похоже, это происходит
— Боже мой, — жена генерала отложила столовые приборы и посмотрела в свою тарелку. — Сэр, это отвратительно.
— Не буквально...но мы действительно используем друг друга, часто — со смертельным исходом, с таким же лишением способности чувствовать и сознавать...каждый из нас знает, что в определенной точке настанет наш черед. Бежать некуда — только во враждебную безлюдную пустыню.
— Вы ссылаетесь на существующий мировой порядок в условиях капитализма и Трастов.
— Как оказалось, разница небольшая. Как иначе мы могли бы оказаться в этой ситуации?
— Эволюция. Обезьяна эволюционировала в человека, какой следующий шаг — во что превратится человек? Вот сложный организм, Американская Корпорация, например, в которой даже Верховный Суд признает юридическую личность — новый биологический вид, который превосходит по эффективности любого человека, неважно, какой он умный или могущественный.
— Если это вас успокаивает, можете в это верить. Я верю во вторжение извне. Они выступили против нас широким фронтом, мы не знаем, «когда» они появились впервые, ткань Времени разорвана, радикальное и безжалостное отрицание Времени, каким мы его знаем, которое выдавали нам в качестве надежного кредита мгновение за мгновением, наивность, которую они сумели перехитрить.....
В определенный момент все присутствующие поняли, что речь идет о плачевных событиях на Севере, дурном сне, от которого я до сих пор пытаюсь очнуться, который вверг великий город в горе и разрушения.
Покинув арктические просторы, «Беспокойство» устремилось на юг, используя столько топлива, сколько решились, выбросив за борт весь груз, от которого могли себе позволить избавиться, в отчаянной попытке попасть в город раньше, чем пароход «Этьен-Луи Малю».
— Не могу не поинтересоваться, что случилось с этими несчастными чертями, — размышлял Чик Заднелет.
Мрачный коричневый пейзаж северной Канады, усеянный бесчисленными тысячами озер, проплывал внизу на расстоянии лье.
— Великолепное местечко, чтобы приобрести поместье с видом на озеро! — воскликнул Майлз.
Ученые Экспедиции Форманса продолжали верить, что везут домой метеорит, как Пири и другие современные герои науки. Учитывая долгую историю падений метеоритов в северных регионах, не одна репутация была заработана с помощью арендованных кораблей и отсрочек выплаты жалования, а через несколько недель (желательно без бурь) они видели ледяные блики. Как раз перед появлением находки члены команды Форманса, внимательно рассматривая небо, определенно видели достаточно знаков. Но кто мог предвидеть, что упавший где-то вдали объект не просто завладеет сознанием, а заставит забыть прежние намерения и планы?
— Понимаете, он обманул нас, заставил классифицировать это как метеорит.....
— Объект?
— Пришелец.
— Всю вашу Экспедицию загипнотизировала скала? Вы хотите, чтобы мы в это поверили?
Следственная комиссия собралась в верхнем зале Музея музеелогии, посвященном истории институционального коллекционирования, классификации и выставок. Решение раздать запасы виски лишь ускорило падение уровня учтивости, о чем в ближайшие дни написали все газеты независимо от того, были ли они связаны с властями. Из окон башенки можно было увидеть масштабные разрушения, простиравшиеся до горизонта — обугленные деревья еще тихо дымились, искореженные стальные конструкции упали или опасно покосились, улицы возле мостов или паромных пристаней были запружены запутавшимися каретами, фургонами и трамваями, на которых население сначала пыталось сбежать, потом их бросили, и вот они лежали невостребованные, опрокинутые, поврежденные столкновениями и пожаром, похожие на животных, которые умерли несколько месяцев назад и которых еще не убрали.
До катастрофы украшенные усами лица с выражением оскорбленной добродетели за этим изогнутым столом принадлежали главным образом ставленникам мэра, которые были не большими мошенниками, чем того требовало время — порождения Таммани-Холла могли в случае необходимости обеспечить голоса в количестве, достаточном для членства в Попечительском совете этого новомодного музея. В отличие от членов попечительских советов более высоких учреждений, здесь ни у кого не было состояния или происхождения — горожане, если кто-то из них и хватал звезды с неба, это были не падающие звезды.
Научные светила — свидетели, которые до наступления Событий могли относиться к этим политиканам немного свысока, теперь не могли выдержать их пристальные, а иногда и инквизиторские, взгляды. Теперь они стали Архангелами муниципального возмездия для человека, в основном потому, что не осталось подходивших на эту роль — Мэр и большинство членов Городского совета стали одними из первых жертв огнедышащего Существа (в больших банках и торговых домах до сих пор царил полный хаос), поклявшись собраться заново в Нью-Джерси. Единственными сформированными частями, которым хватило смелости бороться с непосредственными последствиями, были Белые Крылья, с достойным подражания бесстрашием продолжавшие невообразимые работы по расчистке со своей обычной жизнерадостностью и дисциплиной. Сегодня фактически единственными движущимися фигурами на этом безлюдном пост-урбанистическом участке, которые можно было увидеть из окна этого зала, была небольшая группа воинов в колониальных шлемах, которые шли за повозкой для сбора мусора и одной из последних выживших лошадей Столицы.
Иногда эта комиссия по расследованиям проводила ночные заседания, заходя с бокового входа, где слабые и беззащитные приучились ждать столько, сколько должны. Ночью Музей являл собой аллею земных контрфорсов, он был неосвещенный и исполинский, тайные ходы между залами, внутри на уровне улицы несколько миниатюрных пивных садов, открытых допоздна благодаря доброте и мудрости районной полиции — камень за камнем в этой наклонной кладке, цвет желтой сажи в сумерках, размытый, словно фотография в журнале.