На грани анархии
Шрифт:
Ханна подняла левую руку, чтобы заправить прядь волос за ухо. Что-то с этой рукой было не так.
Джулиан прочистил горло и указал пальцем.
— Что случилось?
— Меня пытали.
Он не мог оторвать глаз от ее гротескно изуродованной руки.
— Как?
— Он ломал мне пальцы. Нарочно. В наказание, если я делала что-то, что ему не нравилось. Несколько раз, просто так. Они заживали криво, а потом он ломал их снова. И снова.
Ноа вздрогнул. Лиам Коулман помрачнел. Перес строчила заметки, разинув
Ханна не двигалась. Она не отрывала глаз от лица Джулиана.
Дрожь пробежала по его позвоночнику. Инстинктивно он потянулся правой рукой к двум пальцам левой руки, сломанным в детстве. Несчастный случай, всегда настаивала его мать.
Он мысленно увидел лицо своего брата. Эта жестокая, тонкая улыбка. Подобие улыбки. Имитация. Тем более леденящая душу, поскольку очень напоминала настоящую.
Прошло пятнадцать лет, а он не забыл. И никогда не сможет забыть.
Тогда это была правда. Все было правдой.
Джулиан встретил взгляд Ханны и увидел в ее глазах облегчение. Она поняла, что он поверил. Ее подбородок слегка приподнялся.
— Так где же он? — спросил Джулиан, сохраняя нейтральный голос и выражение лица. — Что он может сказать в свое оправдание?
— Он мертв, — отозвался Коулман. — В доме в Уотервлите, когда он преследовал нас, я сразился с ним. Он пытался убить Ханну и меня. Защищаясь, я выстрелил в него три раза и ударил ножом в живот.
У Джулиана закружилась голова. Смерть Гэвина потрясла его больше, чем все предыдущие. Его сводный брат. Драгоценный, любимый сын его матери. Мертв.
Внутри него клокотало множество эмоций. Он ждал печали, удара скорби. Не дождался.
Он знал, что должен чувствовать. Он должен страдать от слабости, ужаса и потери. Джулиан не почувствовал ничего из этого.
Онемение распространилось по его телу. Возможно, это шок. Может быть, что-то другое.
Его старший брат напоминал большую и зловещую тень. Он всегда казался больше, чем жизнь. Слишком злой, чтобы умереть.
Жестокий и хитрый отморозок. Достаточно жестокий, чтобы мучить свою собственную плоть и кровь и наслаждаться этим. И достаточно умный, чтобы избежать наказания.
Никто, кроме Джулиана, никогда не видел этого. Во всяком случае, до Ханны. И уж точно не его мать, которая поклонялась земле, по которой ходил Гэвин.
Теперь, наконец, правда вышла наружу. И Гэвин мертв.
Джулиан тяжело вздохнул. Его мать будет опустошена, в ярости, вне себя. Он должен будет позаботиться о ней, разобраться с последствиями и опередить их. Но что касается самого Джулиана...
Его брат больше никогда не будет дразнить или высмеивать Джулиана. Он больше никогда не будет золотым мальчиком их матери. Джулиан освободился от него навсегда.
Возможно, даже у апокалипсиса есть свои плюсы.
— Ты убил Гэвина, — произнес Джулиан. — Именно это ты хочешь мне сказать?
—
Глаза Ханны мерцали. Джулиан перевел взгляд на Коулмана. Он выглядел как человек, знакомый с убийствами. Человек, который убивал часто и без зазрения совести.
— Ты арестован, — сообщил Джулиан, уже доставая наручники.
— Нет, — возразил Ноа. — Он не арестован.
— По протоколу...
— Ты слышал их, — откликнулся Рейносо. — Это была самооборона.
— Даже если и так. Мы обязаны взять его под стражу и провести расследование.
Ноа сделал шаг вперед.
— Мы только что это сделали.
— Все, что мы нашли на месте преступления, соответствует их показаниям, — подтвердил Рейносо. — Собака вцепилась в труп, что затрудняет вскрытие — если мы вообще сможем его провести.
— Мы всегда можем послать кого-нибудь в хижину Пайка в Манисти, — предложила Перес. — Обследовать подвал.
— Верно, — одобрил Ноа.
— Это займет у вас некоторое время, — заметил Коулман. — У нас ушло больше трех недель на путешествие. Повсюду анархия. И становится только хуже.
— Мы обязательно займемся этим, но я не вижу, как сделать это прямо сейчас, — подытожил Ноа. — Как шеф, я решаю. Мы никого не берем под стражу и не выдвигаем никаких обвинений. Мичиган — это штат, где действует принцип самообороны. По закону Лиам Коулман имел право применить огнестрельное оружие, чтобы защитить себя и мою жену от непосредственной угрозы нанесения тяжких телесных повреждений и смерти.
Джулиан хотел возразить, но ведь не он здесь главный? Ему нужно сказать матери, что он хотя бы попытался. Он не виноват в том, что начальник полиции отверг его предложение.
Он не чувствовал никакой личной неприязни к Коулману. Джулиан не тот, о ком Коулману следует беспокоиться.
— Отлично! — Он проглотил горечь на языке и поднял руки, ладонями наружу, в знак капитуляции. — Это на твоей совести, шеф.
— Принимается, — проговорил Ноа сквозь стиснутые зубы. — Я думаю, мы закончили. Моя жена прошла через многое и нуждается в отдыхе.
Перес и Рейносо сложили свои блокноты, засунули их обратно в карманы и застегнули куртки.
— Конечно, шеф, — ответил Рейносо.
Джулиан небрежно пожал плечами и засунул наручники обратно под куртку.
— Это тебе придется иметь дело с суперинтендантом. Не думаю, что она будет такой же понимающей, как я.
Ноа побледнел.
Джулиан повернулся, чтобы уйти.
— Джулиан, — поспешно обратился Ноа. — Могу я поговорить с тобой минутку. На улице?
Ноа последовал за Джулианом на заснеженное крыльцо. Рейносо и Перес ждали Джулиана в грузовике. Коулман и Ханна остались в доме.
Уже перевалило за середину утра. Воздух еще прохладный, но солнце выглянуло из-за ленты серых облаков. Ветра не чувствовалось.