На качелях XX века
Шрифт:
Коссель был морковного цвета немец, наружностью более напоминавший торговца, чем ученого. Внешностью своей, но не докладом, он очень меня разочаровал, так как я считал тогда, что его концепция — столбовая дорога неорганической химии, а не переулок, как оказалось позднее.
Ж. Перрен — невысокий, коренастый, лысый, с огромной головой Сократа и темными южными глазами, очень непохожий на своего голубоглазого, горбоносого сына, которого я узнал гораздо позднее, когда он сменил Жолио-Кюри [160] на его посту комиссара по делам атомной энергии Франции. Имя Жана Перрена было известно мне с ранней юности. Он непосредственно установил путем изучения броуновского движения истинные параметры молекул.
160
Жолио-Кюри Фредерик — (1900–1958) — французский физик, член Парижской академии наук (1943), общественный деятель, один из основателей и лидеров всемирного Движения сторонников мира. Лауреат Нобелевской премии по химии (1935, совместно с И. Жолио-Кюри) за открытие и исследование искусственной радиоактивности.
Раман с его черным
Незабываемое впечатление осталось от Нильса Бора, которого я знал по книгам еще с первых курсов университета, если не раньше, и очень хорошо понимал, какого масштаба человека я вижу и слушаю. Мне довелось еще два или три раза видеть его в Москве, последний раз я принимал его уже будучи президентом Академии наук СССР, незадолго до его смерти (фото 76). Поражал его жадный интерес к жизни нашей страны, к нашей науке.
Эти впечатления, однако, лишь редкие эпизоды. Главное научное общение шло в нашей лаборатории при встречах.
Мы, естественно, разговаривали о своей работе, удачах, неудачах, планах. Я помню, как однажды пришел к нам в лабораторию Георгий Степанович Павлов, который работал в 20-х гг. под руководством Н.Д. Зелинского, но не в помещении химфака, а на кафедре Института инженеров транспорта, где он преподавал. Мы с ним дружили, он участвовал в наших поездках на Кавказ; добавлю, что уже первое путешествие определило его судьбу: он женился на одной из наших спутниц, Е.А. Нырновой. То, о чем я говорю, произошло еще до Кавказа, то есть до 1924 г. Он принес к нам в лабораторию циклогексен, чтобы показать Николаю Дмитриевичу загадочное явление, которое он наблюдал, а сначала показал его нам: если вбросить в циклогексен платиновую чернь, он вскипает, и запах непредельного углеводорода исчезает. Это было рождение «необратимого катализа». Явление было изучено и вскоре опубликовано Н.Д. Зелинским и Г.С. Павловым, а затем составило целое направление работ Зелинского и его учеников.
Мне особенно много давало общение с А.П. Терентьевым. Когда, отойдя от классической тематики Н.Д. Зелинского, Михаил Иванович Ушаков начал искать свои пути и создал столь необычные вещи, как нитрат йода, нитрат хлора, мне эти необыкновенные неорганические соли — псевдогалоиды — были особенно близки и интересны, и мы обсуждали возможности разных поворотов этого блестящего исследования.
Уже после определившегося моего успеха в области ртутноорганических соединений К.А. Кочешков сказал мне, что он тоже решил переключиться на металлоорганические соединения, а именно — олова. Действительно, дело у него пошло. Первой его работой было осуществление взаимодействия йодистого метилена с металлом. Второй, более значительной, работой было изучение взаимодействия тетрафенилолова с хлорным оловом, приведшей к получению ранее неизвестного типа соединений — фенилтрихлорстананна и фенилстаноновой кислоты. Затем К.А. Кочешков высказал намерение действовать диарилоловом на диарилртуть с целью перенести радикалы с ртути на олово путем такой восстановительной реакции. Тогда я предложил сильно упростить дело, применив хлористое олово вместо дифенилолова. Он сказал: «Давайте сделаем это вместе». Я согласился, тем более что мой метод давал нам в руки любые диарилртути. Замысел оказался удачным, и мы выполнили несколько работ, синтезировав оловоорганические соединения через ртутноорганические. Метод этот не имел большого значения, но его можно было бы расширить. В моих записях того времени есть мысль о восстановлении ртутноорганических соединений хлористым хромом. Если бы эта мысль тогда была осуществлена, вероятно, нами был бы получен дибензолхром, через четверть столетия полученный Цейссом [161] иным путем. Мы же ограничились развитием этой работы лишь в сторону оловоорганических соединений. Так химик шагает по кладам, не имея металлоискателя.
161
Цейсс Гарольд — американский химик, профессор Иельского университета. Впервые установил (совместно с Минору Цуцуи) (1957) ароматическое бис-ареновое строение хромовых комплексов Хайна, известных с 1918 г.
Я часто задавал себе на протяжении жизни вопрос, что дал мне как ученику мой учитель Николай Дмитриевич Зелинский, учитель, с которым у меня в соавторстве не напечатано ни одной работы, который не подсказал мне ни одной мысли, не научил пользоваться литературой? Чем больше проходило времени, тем больше я удивлялся и вместе с тем больше ценил роль Николая Дмитриевича, было ли мое положение среди учеников Зелинского особенным? Да, в том смысле, что я с самых первых шагов искал самостоятельности и совершенно не стремился что-либо получить от Николая Дмитриевича кроме возможности работать в его лаборатории. Было ли справедливо при этом условии предъявлять какой-либо счет учителю? Конечно, нет. Надо быть бесконечно благодарным ему, что он не прогнал непокорного и неудачливого (с 1922 ко 1928 г.) своего аспиранта и ассистента, а позволял ему делать что угодно, и еще заботился о его материальном устройстве.
Ну, а как обстояло дело с другими, покорными и удачливыми, учениками? Я не вижу значительных отличий. И они, так же как и я, больше получали от старших товарищей, чем от шефа. Вместе с тем в тогдашнем «II практикуме», в котором и всего-то было шесть полноценных рабочих мест и работало вместе с временными обитателями в течение всех лет, вплоть до начала 30-х гг., человек десять, выросло четыре академика — Б.А. Казанский, А.А. Баландин, К.А. Кочешков и я, и по меньшей мере еще три крупных химика, которым лишь ранняя смерть помешала выдвинуться в первые ряды советских ученых, — М.И. Ушаков, Б.В. Максоров, В.В. Лонгинов. А ведь работа шла не только во «II практикуме», и из поколения чуть более молодого по времени окончания МГУ в «саду» Николая Дмитриевича выросли такие крупные ученые, как К.П. Лавровский, Ю.К. Юрьев [162] , Р.Я. Левина [163] , А.Ф. Платэ (фото 21) [164] ,
162
Юрьев Юрий Константинович (1896–1965) — химик-органик, доктор химических наук, профессор МГУ (1941). Открыл (1936) и изучил реакцию каталитического превращения фурана в пиррол, тиофен и селенофен (реакция Юрьева).
163
Левина Роза Яковлевна (1900–1970) — химик-органик, доктор химических наук (1940), профессор МГУ (1942). Основные исследования относятся к химии углеводородов. Воспитала большую школу химиков-органиков.
164
Платэ Альфред Феликсович (1906–1984) — химик-органик. Основные исследования относятся к химии углеводородов.
165
Турова-Поляк Мария Бенедиктовна (1899–1965) — химик-органик. Внесла большой вклад в развитие нефтехимии и катализа.
166
Шуйкин Николай Иванович (1898–1968) — химик-органик, член-корреспондент АН СССР (1953). Специалист по каталитическим превращениям циклических углеводородов.
167
Прокофьев Михаил Алексеевич (1910–1999) — химик-органик, советский государственный деятель, член-корреспондент АН СССР (1966), РАН (1991). Министр просвещения СССР (1966–1984).
168
Новиков Сергей Сергеевич (1909–1979) — химик-органик, член-корреспондент АН СССР (1974). Один из создателей отечественной школы химии нитросоединений.
169
Шилов Николай Александрович (1872–1930) — физикохимик, профессор МВТУ (1910). Специалист в области теории адсорбции и реакций окисления. Один из организаторов противохимической защиты русской армии в Первую мировую войну (1914–1918).
Возвращаясь ко «II практикуму», в жизни которого я участвовал с 1922 по 1936 г., скажу, что мы жили дружной семьей, работали вдохновенно и беззаветно с утра до вечера, иные годы и в воскресенья, не используя целиком для отдыха своего каникулярного времени. По-видимому, роль Николая Дмитриевича заключалась прежде всего в том, что он сам так работал и сам горел наукой. Его роль была ролью устройства зажигания в моторе. Удивительно чиста была атмосфера в коллективе. Мы радовались успехам друг друга, зависть была совершенно чуждым элементом жизни, так же как и какие-либо карьеристские соображения. Для нас было ясно, что нас слишком много, чтобы мы могли надеяться в будущем на профессорские роли в университете, а то, что советская эпоха вскоре выдвинет такие требования на кадры ученых, что не только всем найдется место, но ученых не будет хватать, нам просто не приходило в голову.
Я говорю, что мы учились друг у друга. Эта наука не всегда была со знаком плюс. Мы учились и тому, «как не надо». У В.В. Лонгинова, например, его высочайшая аккуратность иногда вырождалась в подмену работы протиранием стекол и натиранием стола специальной мазью. Химическая работа требует чистоты и аккуратности, но степень их должна соответствовать цели, а излишек их так же бесполезен, а значит, вреден, как вычисление результатов с точностью, превышающей точность эксперимента.
У профессора А.В. Раковского, казалось мне, его растущая и разносторонняя эрудиция подавляла творческое начало, и он гораздо больше получал от науки, чем давал ей. Многие в школе Николая Дмитриевича замкнулись в углеводородной химии, а богатства, которые вносит в вещество гетероатом, хотя бы азот, как это изучалось в школе Чичибабина, упускались. Химия получалась обедненной и однобокой.
За время с моего студенчества до 1925 г. резко изменился состав студенчества. С 1920 г. в университете начал действовать рабочий факультет. Обычный для дореволюционной России мужской состав студенчества из семей интеллигентов разного уровня с начала революции стал пополняться женщинами. На первом курсе в 1917 г. я запомнил всего три женских лица, затем число женщин быстро возрастало. В начале 20-х гг., с окончанием войн, появились студенты старшие по возрасту, а с середины 20-х гг. главную массу составили студенты и студентки тоже старшие по возрасту, которых «поставлял» рабфак [170] . Это были рабочие, среди которых было очень много членов партии [171] , фронтовиков. Самая атмосфера в университете изменилась, в его стены вошел «ветер страны».
170
Рабфак (сокр.) — рабочий факультет: 1919–1940 гг. учебное заведение для подготовки рабочей и крестьянской молодежи к обучению в высшей школе.
171
ВКП(б) — Всесоюзная коммунистическая партия большевиков.
Дореволюционные студенты учились из побуждений такого рода: так полагается, из соображений карьеры, из абстрактного интереса и любви к науке. Студенты нового типа шли на штурм науки из совершенно новых, отнюдь не личных соображений. Стране нужна была новая интеллигенция, новые специалисты самых разных специальностей, и была известная жертвенность в этом штурме. Специализация была нужна для страны, а не лично для них. Оставаясь рабочими, эти студенты и их семьи были бы лучше устроены материально, и, конечно, учеба была труднее, чем привычная работа на заводе. Глубокое уважение вызывал у нас их напряженный и результативный труд.