На качелях XX века
Шрифт:
Н.И. Гаврилов — узколицый худощавый брюнет в пенсне, работавший перед тем в Германии у Косселя [110] , известного исследователя белков, был большой фантазер, способный верить своим иногда невероятным фантазиям и в жизни, и, к сожалению, в науке. Выделив в работе, проводившейся под руководством Н.Д. Зелинского, из автоклавного гидролизата белков ангидриды аминокислот — дикстопиперазины, он уверился, что эти циклические вещества входят в структуру белков, и вся дальнейшая его деятельность на протяжении полустолетия сводилась к поиску экспериментальных доводов в пользу этой «дикстопиперазиновой теории» строения белка, невзирая на то, что наука пошла совсем по другому руслу и, подтвердив полипептидное строение белков, предложенное Э. Фишером [111] , занялась выяснением вторичной
110
Коссель Альбрехт (1853–1927) — немецкий биохимик, физиолог. Создатель одной из первых теорий строения белков, основанной на допущении включения в их состав аминокислот. Лауреат Нобелевской премии (1910).
111
Фишер Эмиль Герман (1852–1919) — немецкий химик-органик, лауреат Нобелевской премии (1902). Основополагающие исследования по химии белков.
Вспоминаю такой характерный для него случай. На одном заседании, проходившем в большой химической аудитории, ожидался профессор П.П. Шорыгин [112] . Вошел Н.И. Гаврилов и заявил, что Шорыгина ждать не следует, так как его только что доставили в больницу тяжело раненого топором. Вдруг к общей радости и конфузу Гаврилова входит Шорыгин. Оказалось на поверку, что в больницу был доставлен какой-то Шарашкин, а Гаврилов вообразил и поверил себе, что это был Шорыгин. Так и в науке.
112
Шорыгин Павел Полиевктович (1881–1939) — химик-органик, академик АН СССР (1939). Основные труды в области химии натрийорганических соединений. Открыл реакцию металлирования органических соединений алкильными производными щелочных металлов (реакция Шорыгина). Внес большой вклад в развитие целлюлозно-бумажного производства; разработал новые типы полимеров для производства синтетических волокон, создал новые методы синтеза ценных душистых веществ.
Н.Д. Зелинский дал мне тему, к моему удовольствию, далекую от сферы интересов его «белковых помощников», но, к огорчению, далекую и от белка. Ему вообразилось, что пиролиз медной соли аминоуксусной кислоты будет протекать наподобие пиролиза соли (кальциевой) уксусной кислоты и даст аминоацетон, и поручил мне изучить этот пиролиз. К белку и пище это не имело ни малейшего отношения и надолго увело меня в сторону. Пиролиз этот и основном давал метиламин и ничего интересного с препаративной точки зрения не представлял. Но работа как-никак была выполнена. В отличие от нынешнего времени, дипломные работы тогда не защищались публично, а просто зачитывались по отчету.
Была весна 1922 г. Существовала вероятность оставления меня при университете. Мне надо было сдать экзамен по теоретической механике и зачет по факультативному курсу (по выбору). Последний я получил у Раковского (термодинамика). Механику я подучил наспех, как мог. Незадолго перед тем ее сдал В.И. Спицын и изложил мне обстановку. Я отправился сдавать Бухгольцу [113] . Это была массовая операция. Готовилось человек 20–30, получил задание и я. В комнате в «новом здании» МГУ были только готовящиеся. Заглянул Виктор Спицын. Я жестом потребовал у него учебник, который и был мне немедленно вручен. Это мне очень помогло, и таким образом я ответил Бухгольцу сносно.
113
Бухгольц Николай Николаевич (1880–1944) — специалист по теоретической механике, автор знаменитого учебника «Основной курс теоретической механики». Профессор механико-математического факультета Московского университета.
Университет был окончен. Я получил в канцелярии справку о том, что мною выполнены все требования и сданы такие-то экзамены. Диплома в то время не полагалось.
В рассказе я опустил мои занятия и мои экзамены по биологическим предметам. В 1921 г. усилиями профессуры и таких наших корифеев, как А.П. Терентьев, из естественного отделения физико-математического факультета было выделено химическое отделение этого факультета, и с моими сданными биологическими предметами я оказался в положении чеховского Фендрикова [114]
114
Из рассказа А.П. Чехова «Экзамен на чин».
Я был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию. «Протолкнул» это дело, за что я ему век благодарен, А.П. Терентьев. С тех пор я на всю жизнь прочно связан с университетом.
В 1921, 1922 и последний раз в 1923 гг. все мы от Н.Д. Зелинского и И.А. Каблукова до последнего студента (их было еще немного) 25 января справляли старинный университетский праздник — Татьянин день. У нас это происходило в самом большом помещении химического факультета — зале большого органического практикума. Всегдашний шутник и затейник Александр Петрович Терентьев написал к этому дню в 1923 г. оперетку «Химпука», музыка была откуда-то заимствована. Декораций не требовалось: действие происходило в лаборатории. Студенты Криволуцкая, Меерсон, Грибков и кто-то еще исполняли главные роли — самой Химпуки и студентов Пробиркина, Колбина и Ретортина.
Они пели:
Химпука, сюда, Химпука, Без вас такая, право, скука и т. д.В дуэте победителей Пробиркина и Химпуки фигурировали слова:
Вместе пойдем химическим путем! Вместе мы славу, счастье обретем! Будем служить науке, как Кюри! Тара ра рИ, тара ра рИ!Эта оперетка была лишь одним веселым эпизодом. Веселье длилось всю ночь, а утром становились к рабочим столам. В Татьянин день обычно весьма ощутимая черта, отделяющая научный генералитет от нас, стиралась и, кажется, всем было одинаково весело, радостно и просто.
Жизнь семьи
Я описывал до сих пор чисто учебную линию событий, и мне придется вернуться назад, чтобы яснее стала и бытовая картина. Прежде всего о жизни в Щелкове, где была моя вторая половина сердца — отец и мать, братья и сестра и где я бывал лишь по праздникам.
Жизнь там стабилизировалась, и как ни скромно жили, но призрак голода отошел. Весной папа собственноручно возделывал маленький, но идеально организованный огород в расположенном над Клязьмой садике при нашем школьном «особняке», для чего педагогическая работа оставляла ему достаточно времени. Он, действительно, в душе был земледельцем, любил рыхлить землю до состояния пуха и следить за каждым ростком на грядах. Отец говорил, что никогда в Бахрушинском приюте не чувствовал себя таким счастливым. Это высказывание было вполне искренним, но вряд ли вполне верным, поскольку по моему поводу он говорил: «Смотрите, вот редкость нашего времени — вполне счастливый человек!»
Мама стряпала: распаривала рожь, пропускала ее в машинке и варила ржаную кашу, месила тесто, пекла черный хлеб, варила картошку. В ранний, наиболее голодный период, она счищала с мороженой картошки шелуху, тоже пропускала в машинке и из шелухи на печке «буржуйке» пекла лепешки сладковатого вкуса и грибного запаха.
Не помню, в каком именно году городские организации стали выделять, в частности и школьным работникам, коллективные земельные участки. Папа и брат Вася участвовали в их обработке, посадке брюквы и посеве овса, а осенью — в уборке. Участки были километрах в 8-10 от Щелкова, так что это было не легкое дело. Отапливалась квартира сначала только «буржуйкой» — щепками, потом торфом. Это было уже комфортабельно. Вечерами папа читал вслух что-либо доступное ребятам, вроде «Отверженных» Гюго. С семьей он был гораздо больше, чем когда-либо. Но, увы, я этим почти не мог пользоваться.
Папе было всего лишь немного за пятьдесят, но по моей молодости мне он казался очень пожилым, и щемящая жалость охватывала меня, когда я думал, что ему не так долго жить. Сам он высказывал уверенность, что проживет до 65 лет, в этом возрасте умерли, дескать, все его дядья — Виноградовы, а он конституцией в них, а не в Несмеяновых. Так и случилось, об этом я скажу позднее.
Но на мирную трудовую жизнь моих родных в Щелкове нашла туча. Школу второй ступени, где заведующим был папа, намечено было преобразовать в торфяной техникум, где папе делать было нечего, с торфом он соприкасался только при топке печей. Папа стал искать возможности работать в Москве, а мама через много лет взялась за учительство. Семья переселилась в другую — «мамину» — школу, в квартиру поскромнее, из двух комнат. Вася остался доучиваться в торфяном техникуме, а Таню устроили и опытно-показательную школу-коммуну в одном из переулков на Остоженке.