На карте не значится
Шрифт:
Через минуту перед Хенке стоял Ганс, польщенный, что он будет выступать в качестве переводчика.
Хенке порылся в документах Кузьмича, отобранных при обыске на корабле, и спросил:
– Фамилия, имя?
– К^к твой имя?
– перевел Ганс.
– Кузьма Кузьмич Кузьмин.
– Почему три имя?
– не понял Ганс.
– Фамильный предок мой, как можно догадаться, был Кузьма, отец - Кузьма и я - Кузьма. Вот и получается три Кузьмы, - иронически пояснил Кузьмич.
– Есть еще и кузькина мать, но ее мы приберегли для вас…
Переводчик опять не понял и долго выяснял фамильную «многоэтажность» Кузьмича.
Хенке рассердился:
– Тебе трудно переводить, что ли?
– Нет, господин оберштурмфюрер. Я просто заинтересовался. У него мать - Кузька, которая хочет к нам…
– Интересоваться тебе не положено!
– обрезал Хенке.
– Его мать мне не нужна! Переводи сразу. Быстро!
– Слушаюсь, господин оберштурмфюрер!
После этого работа переводчика пошла аллюром.
– Спроси, что он знает о докторе Рынине!
– приказал Хенке.
– Ты доктор Рынин знает?
– спросил Ганс.
– Каждый знает доктора, когда у него лечится. А я разве лечился? У меня лишь однажды, еще во времена гражданки, заболел зуб. Доктор глянул, - надо лечить. А я говорю, - нет. Рви. Доктор вырвал мой зуб, здоровый еще зуб. Вот и все мои болезни… Коли бы у каждого доктор в жизни вырвал только по одному зубу, - пришлось бы докторам стать зазывалами… Да и когда мне было болеть и ходить к доктору Рынину? А за хозяйством кто бы стал смотреть? Доктор Рынин?.. А в хозяйстве у нас - и швабры, и метлы, и тряпки… И чтобы все было чисто, чтобы все было надраено и блестело. Нет, медицина не по моей части…
Ответив так обстоятельно, Кузьмич замолчал и презрительно поглядел на Хенке.
Ганс молниеносно отцедил из ответа Кузьмича те слова, какие понял, выстроил их в ряд и отрапортовал:
– Он, господин оберштурмфюрер, говорит, что Рынин вырвал у него здоровый зуб. И лечил каждого, и у каждого вырвал по-одному зубу. И еще Рынин следил за хозяйством, чтобы щетки, веники и тряпки были чистыми…
– А ты точно перевел?
– усомнился Хенке.
– Совершенно точно, господин оберштурмфюрер!
– испугался Ганс.
– Впрочем, возможно, Рынин для маскировки перед командой и значился на судне врачом, - заметил Хенке. Он подумал, пронзительно посмотрел на спокойного Кузьмича и задал новый вопрос:
– Что говорили о Рынине в команде?
– Что Рынин в команда говорил?
– перевел Ганс.
– Случалось. Разговаривал с нами. О науке. У него ведь черепная коробка наполнена хорошо. Не то, что у некоторых других, - покопаться не в чем… - Кузьмич при этом выразительно поглядел на переводчика и Хенке, ясно давая понять, чьи черепа он имел в виду.
– Он говорит, господин оберштурмфюрер, что у Рынина была полная коробка с черепами. Он их где-то выкопал…
– Странно, странно, - удивился Хенке.
– Гмм-м… Что же, он археолог, что ли?.. А может быть, они вскрывали могилы расстрелянных нами?.. Но если он врач, то как же он может быть доктором технических наук?.. Нет, путает что-то этот старик!.. Спроси у него, Ганс, где Рынин выкопал эти черепа?
– Где доктор так много это черепа копал?-спросил Ганс.
– Полный коробка черепа?
Кузьмич несколько минут смотрел на немца с недоумением, потом вдруг рассердился:
– Хочешь, чтобы я на доктора наклепал что-то?
Собака! Прохвост! Да я за советскую власть и за своих людей уже три раза кровь проливал! И под русским флагом я седым стал, когда ты еще на горшке сидел!
Кузьмич немного успокоился, расправил усы-сосульки и добавил:
– Да ты, голуба, большой прохвост… Прохиндей…
Ганс, выслушав горячую филиппику Кузьмича, понял ее с пятого на десятое и замялся.
– Он, господин оберштурмфюрер, что-то заговаривается.
– А все-таки что он сказал? Переведи!-приказал Хенке, заметив сердитое выражение на лице Кузьмича.
– Он, господин оберштурмфюрер, говорил, что из-за советской власти ему, уже седому, три раза кровь выпускали… А доктор Рынин что-то приклепал к хвосту собаки…
– Ага! Старик, стало быть, пострадал от советской власти… Так!.. Поэтому он, возможно, заговаривается… А еще что он сказал-
– Вас, господин оберштурмфюрер, назвал голубем с большим хвостом…
– Гмм-м, - удивился Хенке.
– Да, он и впрямь заговаривается.
Гестаповец еще раз внимательно посмотрел на Кузьмича. Тот опять уже был спокоен.
– Хватит ему вопросов!
– решил Хенке и приказал конвоирам: - Отведите его обратно в камеру и приведите… - Хенке посмотрел в бумажку, заранее приготовленную ему переводчиком, который возился со всеми отобранными документами, - …приведите сюда Муратова!
Хенке извлек из шкафа зловещую фигурку палача-Гитлера и поставил на стол, рассматривая ее со всех сторон.
Ввели Муратова. Голову он держал гордо и смотрел прямо, но был бледен. Встретивший его свирепый взгляд гестаповца не предвещал ничего хорошего.
Вошел переводчик и стал у стола. Ганс поспешно вышел.
– Это твоя работа?
– мрачно спросил Хенке.
– Да. Это сделал я.
– Женя понимал, что вряд ли уже вернется к товарищам. Было жутко.. Сердце тоскливо щемило…
Однако заняться Муратовым Хенке не смог. Дверь распахнулась, и в комнату шумно вошел командир подводной лодки, лейтенант Густав Рейнер.