На карте не значится
Шрифт:
Голос Рынина вывел Шерстнева из невеселой задумчивости:
– Пора и нам, Василий Иванович..,
Да, последний моряк с предпоследней шлюпки уже поднимался по трапу. Пора подгребать и последней, капитанской шлюпке.
Уже крепчал ветер и все выше поднималась беспокойная волна…
КОЛЯ ПЕТРОВ СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ КАПИТАНУ
Радостно переговариваясь, успокоившиеся моряки по очереди поднимались на корабль. Там их сразу же отводили в
Шерстнев поднялся последним. И его поразили необычные тишина, темнота и безлюдие на палубе. Странно было и то, что из товарищей с «Невы» здесь никого не было.
Трое незнакомых, в непромокаемых плащах, стояли перед Шерстневым. Дальше виднелись еще двое, с автоматами, мрачно поблескивающими в полутьме. Между автоматчиками - Коля Петров.
– Иди за мной и не оборачивайся!
– приказал провожатый в плаще.
Грубое обращение и акцент поразили Шерстнева, и его обожгла мысль: «Немцы!»
В этот момент он услышал впереди возню и крик Петрова:
– Это фашисты, Василий Иванович!
С нелегкой для своих лет стремительностью Шерстнев рванулся обратно к борту. Но тяжелый удар настиг его сзади и свалил с ног.
– Дай сюда свет!
– раздался возглас по-немецки.
Луч прожектора метнулся на палубу и осветил пытающегося встать Шерстнева и Колю Петрова, которого автоматчики держали под руки.
Отчаянным усилием Коля вырвался и бросился на помощь Шерстневу.
– Стой! Буду стрелять!
– крикнул по-русски немец в плаще, выхватывая пистолет.
– Стой!..
Коля не остановился. Но добежать до Шерстнева ему не удалось. Навстречу, один за другим, раздались несколько выстрелов. Ноги его подогнулись, и он опрокинулся навзничь. Рука, в последнем усилии протянутая к Шерстневу, с глухим стуком вяло откинулась на железную палубу.
– Зачем стрелял?
– опросил другой немец в плаще.
– Они все коммерческие. Военных среди них нет. ’
– Если он побежал, - надо было стрелять!
– жестко сказал стрелявший.
– Жалеть нечего: он русский!
– Ну ладно. Сбрось его за борт. А мы пошли.
Шерстнева, который уже встал, подхватили под руки и грубо потащили вперед. Спустя несколько минут его втолкнули в тесную, освещенную каюту. Там были еще трое вооруженных немцев. Они прижали Шерстнева к стене и быстро обыскали, вывертывая из карманов все содержимое. Сорвали с. руки часы. Сдернули с шеи шерстяной шарф.
Потом Шерстнева снова подхватили под руки, вывели из каюты и потащили мимо орудийной башни, между каких-то надстроек, до люка, у которого стояли автоматчики. Один из них открыл крышку, и Шерстнева бесцеремонно сбросили в зияющее отверстие.
«Кажется, конец», - подумал Шерстнев. Но заботливые руки товарищей подхватили его на лету и поставили на ноги.
– Василий Иванович, вы?
– услышал он шепот Борщенко.
– Больше там никого нет?
– Нет, больше там никого нет, - с трудом сказал Шерстнев.
– Коли Петрова уже не будет.
– Сейчас, Василий Иванович, мы вас устроим, чтобы вы прилегли, - не поняв последних слов Шерстнева, продолжал Борщенко.
– Сейчас… Потерпите…
– Нет больше Коли Петрова!
– громко повторил Шерстнев, и голос его дрогнул.
– Погиб Коля! Бросился на помощь мне - и его убили.
Наступила мертвая тишина. Молчание было тяжелое и долгое.
– Как это случилось?
– спросил, наконец, Женя Муратов.
Шерстнев рассказал. И снова несколько минут стояла тишина. Потом все завозились, зашептались.
– А где раненые?
– спросил Шерстнев у Борщенко.
– Их сразу же забрали в корабельный лазарет.
– А Борис Андреевич?
– Я здесь, Василий Иванович, не беспокойтесь, - отозвался Рынин.
– Василий Иванович, - зашептал в ухо Шерстневу протиснувшийся к нему комсомолец Сережа Степанов.- А у Жени Муратова фашисты нашли в кармане Гитлера… Что-то будет? Наверно, Женю повесят.
– Рисунок, что ли, какой?
– забеспокоился Шерстнев.
– Нет, слепил из хлеба.
– А где Женя?
– Здесь, в углу, с Лешей. Женя!.. Иди сюда!.. Женька!..
– Сейчас!
– отозвался тот из угла, где шептался с Лешей Парменовым.
Шерстнев подозвал Борщенко, и они о чем-то тихо переговорили.
– Ну, кому я нужен?
– спросил пробравшийся на голос Степанова Муратов.
– Женя, какого Гитлера нашли у тебя фашисты?
– спросил Шерстнев.
– Я его, Василий Иванович, разделал под орех! Слепил настоящим палачом, с топором на плахе…
– Когда тебя вызовут, скажи, что делал не ты,- посоветовал Сережа Степанов.
– Назови кого-либо из погибших.
– Зачем я буду скрываться? Я им еще и не то сделаю за Колю!..
– Здесь, ребята, придется вести себя осторожнее, - строго сказал Шерстнев.
– Мы тут подумаем, что делать. И вам придется нас слушаться. А пока ползите в свой угол.
Комсомольцы послушно убрались.
– Кирилл!
– позвал Борщенко.
– Ну зачем тебе Кирилл?
– хрипя и шепелявя, отозвался Пархомов.
– Куда ты запропал и почему тебя не слышно?
– Заехал я фрицу в ухо, а он мне ответил в зубы. И другой фриц ему помог. Расквасили Кириллу Пархомову нос и губы. Трудно говорить…
– Ну, коли так, - молчи. После потолкуем. Если тебе трудно говорить, то слушать ты сумеешь.
– А мне, сукины дети, ребра наломали, еле дышу… - подал голос Кузьмич.
– Вот что, Андрей, - сказал Шерстнев.-Скоро начнут таскать людей на допросы. Пока мы все вместе, надо кое о чем договориться…