На карте не значится
Шрифт:
– Тут то же самое, - сказал он и глубокомысленно добавил: - У русских много Иванов и Андреевичей… А спросите, майор, кто были его последние начальники?
Борщенко твердо запомнил фамилии эсэсовцев, названных Шакуном. И вдруг засомневался, - кто из них майор, кто капитан. Но это же надо сказать! Спина сразу вспотела…
Майор повернулся к нему.
– Кто были твои последние начальники? И почему ты понес сейчас околесицу о твоей фамилии? Зачем выдумал новую?
– Последними моими начальниками были Мейер и Кунст!
– отрубил Борщенко и добавил: - Мне так часто приходилось менять свои фамилии, что я теперь сам в них путаюсь!
– Ты не запутался, а заврался, любезный!-оборвал майор.
Борщенко еще больше вытянулся, а майор перевел:
– Он был в распоряжении гауптштурмфюрера Эрнста Мейера и штурмбанфюрера Густава Кунста.
Отметив, что майор при переводе добавил имена и звания, Борщенко зарубил все это в памяти и еще более насторожился.
Реттгер заглянул в бумажку и, неудовлетворенный, задал новый вопрос:
– А кто был твой непосредственный начальник?
Никаких других фамилий Шакун не называл. Что отвечать? Кажется, влип!
– Почему не назвал своего непосредственного начальника?- спросил майор.
– Кто он?
– Шарфюрер Бауэр!
– выпалил Борщенко, решив, что если нужно еще какое-то лицо, то лучше его выдумать, чем растеряться и ничего не ответить.
С замиранием сердца он смотрел, как вчитывался Реттгер в свою шпаргалку, как недоуменно поднял голову и посмотрел на мнимого агента. Потом опять уставился в бумажку, пожал плечами и вопросительно обернулся к Хенке:
– Бауэр? Это после его откомандирования из Киева, что ли?
– Так точно, господин штандартенфюрер!
– подтвердил Хенке, не желая ставить себя в неловкое положение.- Это после откомандирования его из Киева…
– А почему же он не назвал унтерштурфюрера Зейтца?
– недовольно сказал Реттгер.
– Шакун указывает эту фамилию. Спросите у него, майор, о Киеве…
– Кто в Киеве был твоим непосредственным начальником?- строго спросил Клюгхейтер.
– Унтерштурмфюрер Зейтц!
– отчеканил Борщенко.
– А Бауэр кто?
– Это - после Киева…
– Аа-а… Майор повернулся к Реттгеру.
– Все верно. Унтерштурмфюрер Зейтц был в Киеве, а Бауэр - это после Киева.
Реттгер отложил в сторону бумажку, подумал и сказал:
– Спросите, майор, с какой целью он был заброшен на советское судно? Что ему было поручено?
– Я должен был установить, куда следовал караван и его маршрут!
– объяснил Борщенко.
– А по прибытии на место сообщить об этом и получить указания,
– А как сообщить?
– У меня был портативный передатчик!
– Где он теперь?
– Утонул!
– Ты сам должен был обеспечить передачу?
– Нет, господин полковник! Со мной был радист,
– Он жив?
– Он погиб, господин полковник!
– Позывные и шифр сохранились?
– Никак нет, господин полковник! Все погибло с радистом!
– Как же ты теперь свяжешься со своим Начальством?
– Теперь я под вашим начальством, господин полковник!
Реттгер сухо улыбнулся.
– Пожалуй, этот для нас подойдет, - повернулся он к Хенке.
– Зачислите его в команду охранников.
– Он, кажется, посмышленее Шакуна, - заметил Хенке.
– Смышленее вашего зубастого чурбана быть не трудно, - с издевкой сказал Реттгер.
– Пусть будут вместе. Только запомните: когда придет пора срезать головы этим славянским насекомым, - вы мне доложите.
Реттгер опять перенес свое внимание на Борщенко:
– Майор, предупредите его, что он будет в команде охранников.
– Бугров! Будешь охранником!
– перевел Клюгхейтер.
– Никогда ни одного выстрела я не совершу по заключенному!
– твердо заявил Борщенко.
– Это исключается!
Клюгхейтер посмотрел на Борщенко с изумлением.
– Это как же тебя понять?
– спросил он, по-новому всматриваясь в лицо Борщенко.
– Отвечай!
Борщенко почувствовал, что сорвался с роли, и стоял молча, не находя, как ответить.
– Что он говорил?
– заинтересовался Реттгер, наблюдая за лицом Борщенко.
– Он говорил, что будет стараться, - коротко передал Клюгхейтер.
– Но он отвык стрелять.
– Черт его знает что за странный агент!
– удивился Реттгер.
– За время пребывания в советском тылу он не мог практиковаться в стрельбе, - пояснил майор.
– Был все время в трудной обстановке…
– Аа-а… Ну тут он быстро восстановит свою прошлую практику.
– Реттгер задумался.
– Спросите его, майор, - не поручали ли ему следить за Рыниным?
– Никак нет, господин полковник!
– несколько оправившись, ответил Борщенко.
– А ты хорошо его знаешь?
– продолжал допрашивать Реттгер.
– Познакомился только на судне.
– Как он к тебе относится?
– Он мне доверяет.
Реттгер подумал и сказал:
– Прикажите, майор, чтобы завтра ровно к двум он явился сюда! Я попробую использовать его в разговоре с Рыниным. А сейчас пусть уходит - у меня от него заболела голова…
– Бугров!
– повернулся к Борщенко майор.
– Завтра в два часа дня ты должен быть здесь, А в восемь вечера явишься ко мне.
– Слушаюсь, господин майор,
– Повтори приказание!
– Завтра в два часа быть здесь, для разговора с Рыниным. А в восемь вечера - явиться к вам.