На крыльях
Шрифт:
… Был уже вечер, когда Валентина Степановна вызвала Абрамова в штаб.
Косые струи дождя гулко барабанили по крышам, шумели в густых кронах тополей и каштанов и дико плясали на рябых лужах под электрическими фонарями. Сильный ветер со свистом подхватывал на лету тяжёлые капли и сердито и больно ударял ими в лицо.
В ночном небе часто вспыхивали трескучие молнии и тогда были видны низко повисшие над городом рваные тучи, а в мёртвом зеленовато-синем свете безжизненно замирали наклонённые деревья, птицы с приподнятыми крыльями и люди в неестественных позах. Затем всё мгновенно погружалось в темноту и оживало в сотнях звуков; где-то высоко орудийным залпом взрывался гром, и его грохочущие раскаты пробегали над землёй, медленно затихая вдали.
Прикрывая глаза ладонью и прижимая к себе планшет, Абрамов взбежал по ступенькам на крыльцо штаба. Отряхнувшись и притопнув сапогами об пол, он толкнул ногой узкую дверь и торопливо перешагнул через порог.
Валентина Степановна приняла его сразу. Разговор был короток:
— В Польше организовался новый партизанский отряд, — сказала она, — надо сбросить в место расположения его штаба комиссара отряда. Дважды это пытались сделать другие лётчики, но безуспешно. Я поручаю это важное задание вам. Гроза скоро пройдёт, а по маршруту погодка хорошая. Поняли?
— Так точно, товарищ командир.
— Горючего с дополнительными баками вам хватит на 14 часов, а лететь — 12. Но с маслом хуже: его хватит только на 11 часов. Насколько я помню, левый мотор на вашей машине в этом смысле ненасытный… Но и тут есть выход. Возьмите с собой запас масла и на обратном пути где-нибудь сядете и дозаправитесь или долетите на одном правом моторе.
— Ясно.
— Комиссара надо доставить любой ценой, даже если для этого придётся пожертвовать самолётом, — твердо сказала Валентина Степановна, посмотрела на Абрамова ласково и вместе с тем обеспокоенно и, подавая руку, тихо произнесла: — От души желаю вам успеха! Берегите себя, но задание выполните…
— Спасибо, товарищ командир, будет выполнено.
… Ночь — верный союзник смелых и толковых лётчиков.
Летели на высоте 3000 метров, за облаками, под звёздным сентябрьским небом. У пульта управления моторами стоял бортмеханик Глыбин, бортрадистом был Талалаев, а у пулемётной турели сидел стрелок Доронин. В общей кабине находился всего один «пассажир»…
Передовую пересекли в облаках, а вблизи цели снизились до 500 метров. Цель отыскали не сразу: земля погрузилась в темноту, усложнившую штурманские расчёты. Но всё же нашли. Дали с борта зелёную и красную ракеты.
— Что за чёрт! — удивился Абрамов, всматриваясь в землю.
Вместо трех костров внизу тускло светились две точки. Ответные ракеты также не совпадали с ожидаемыми сигналами.
— Это не они, — сказал Абрамов.
— Да, это не они, — подтвердил «пассажир», уже стоявший рядом с пилотом. — Неужели мне придётся вернуться и в третий раз?! Может быть, поищем запасную цель?
Абрамов ответил не сразу. Искать запасную цель, это означает потерю двух-трёх десятков минут, а масла уже в обрез. Не выполнить задания — нельзя! Валентина Степановна ясно сказала: «если нужно, пожертвуйте машиной». По существу, можно понимать её слова и как разрешение не считаться с собой. Надо только обязательно сохранить «пассажира». Ну что ж, в крайнем случае его можно отослать в хвост — там безопаснее.
Он посмотрел на Глыбина. Бортмеханик подумал о том же, но, поймав на себе взгляд командира, выпрямился и всем своим видом выразил готовность выполнить любое его приказание.
Абрамов принял решение:
— Будем искать запасную цель, — сказал он.
«Пассажир» понял всё. Он благодарно сжал плечо Абрамова и молча углубился в карту. На гладкой бумаге было напечатано условное изображение местности, лежащей далеко внизу. Чётко обозначены лини дорог, массивы леса, извилистая речушка и заболоченный луг.
За бортом же всё было черно, и земля угадывалась лишь необъятным тёмным пятном… Оставалось использовать только один штурманский метод: расчёт по курсу, времени, скорости и расстоянию.
Эти расчёты Абрамов производил лично. Сперва поточнее определил ветер, затем, сняв с карты курс и расстояние, повёл самолёт в новом направлении, идеально точно выдерживая скорость. Спокойствие, правильность расчетов и точность пилотирования привели к победе.
Цель № 2 была найдена!
Сделали круг на 300 метров, дали ракеты. Снова внизу засветились два костра… Продолжали кружить. Вскоре появился и третий костер, а в чёрном небе поочерёдно вспыхнули две зелёные, красная и ещё одна зелёная ракеты.
— Они! — с облегчением сказал «пассажир». — Ну, я пошёл…
— Да, теперь я могу разрешить вам распрощаться с нами, — улыбнулся Абрамов. — До свидания.
— Спасибо за доставку, — поблагодарил «пассажир», просто по-деловому пожал всем руки, так, будто они доставили его обычным пассажирским рейсом в Москву, и две-три минуты спустя одиноко повис на шёлковых стропах парашюта в польском ночном небе…
Часть обратного пути экипаж Абрамова летел на одном моторе: масло заканчивалось, а посадку решили произвести только на своём аэродроме. Следующей ночью и ещё через два дня Абрамов доставлял груз в «тот же адрес» и обратно также возвращался на одном моторе.
* * *
… Тогда один из участков фронта проходил вдоль магистральной дороги в районе Могилёва. В тылу врага находились в окружении 700 партизан. Боеприпасы у них быстро заканчивались. Выручить отряд было поручено пяти экипажам, в том числе и экипажу Абрамова.
Между Витебском и Невелем базировалась фашистская «школа ассов», на земле линия фронта была укреплена радиолокаторами и зенитками, а в воздухе беспрестанно и густо патрулировали Мессершмитты-110. Всё это вместе лётчики в шутку прозвали «второй линией Маннергейма», но пробиваться сквозь неё было делом далеко не шуточным.
Летели ночью. Над землёй висела плотная дымка, а на высоте самолёты временами вонзались в разорванные небольшие облака. Группа разделилась, каждый подлетал к передовой сам.
Абрамов пересёк фронт на высоте 3000 метров. Как будто всё в порядке… Но не прошло и двух минут, как справа и впереди в небе появились два мигающих огонька… Свои?! Или чужие?
— Отвлекают внимание, — догадался Абрамов.
— Точно, — кивнул Глыбин, — это фашисты!
И тут же стрелок Доронин доложил: