На рубеже веков. Дневник ректора
Шрифт:
Для «Труда» на следующий четверг:
«Избирательная кампания окончательно определила для граждан нашей страны, что жизнь — театр. Все распределено, актеры выходят с написанными ролями в своих «политических роликах» и достаточно убедительно произносят тексты, сообразуясь с моментом. Владимир Вольфович заиграл в эдакого чуть ли не квасного патриота, все на фоне русского пейзажа, березок и осинок, а Григорий Алексеевич на фоне толпы своим убедительным голосом убедительно, как всегда, обещает «достойную жизнь». Обманут по обыкновению, конечно, все. Сменил имидж и Геннадий Николаевич, баллотирующийся в подмосковные губернаторы, — эдакий малахов-ский раздумчивый паренек. Но особенность этой избирательной кампании заключается в том, что задействован и тот вид театрального действия, который искусствоведы называют «комедией дель-арте». Это когда точных ролей не написано, а есть общая наметка сюжета и актеры текст фантазируют. Несколько актеров, играющих по этим правилам, меня и восхитили. Задано было: посещение Шойгу птицефабрики, Тяжлов встречался с женами и семьями ветеранов Чечни и Афгана, а Лужков шествовал по московской поликлинике. Лужкова сопровождал, как всегда не в меру подобострастный, Павел Горелов. Все это вместе вызывало некоторую брезгливость
Утром ездил в министерство, отвозил письмо, потом пытался попасть в музей Серебряного века, куда меня направила Н. Л. Дементьева, посмотреть насчет художника для платоновской комнаты. В институте провел несколько совещаний: деньги, Интернет, зарплата за январь. Выборы все ближе и, соответственно, финансирование все мельче. Завтра на семинаре обещал быть В. Г. Распутин.
30 ноября, вторник. Диктор НТВ так закончил выпуск вечерних новостей: «О дальнейшем развитии скандалов вы узнаете из наших дальнейших выпусков». Сами эти скандалы не живописую, это обычная, выраженная по-русски борьба за власть, где и вилы оружие. Кремль борется с Лужковым, Лужков со всеми остальными, а Березовский с Абрамовичем за деньги и депутатскую неприкосновенность. Надеюсь, за деньги все получат свое. Скандалы, повторяю, не берусь живописать, потому что ничто так быстро не забывается, как скандалы.
Вечером на семинаре был Вал. Григор. Распутин. Выглядит он плохо, больной. Позже на семинаре рассказал, что глаза посадил, покрывая своим мельчайшим почерком так лист почтовой бумаги, что с него потом можно было выпечатать до шестнадцати страниц на машинке. Его речь перед студентами была интересна, умна и выразительна. Он говорил о том, как начал писать, как много для начинающего писателя значит среда, поддержка товарищей. К счастью, умница Аня Кузнецова вынула магнитофон и включила, записав все рассказанное. Для истории все не пропадет, Аня эти записи куда-нибудь пристроит. А для себя я хотел бы отметить, сколько общего у нас оказалось в судьбе. Это, видимо, общие места поколения. Та же газета, та же среда, тот же пролом через журналистику. Интересно, что у нас обоих страсть «к уплотнению» и, кажется, общие методы. Я ведь тоже, когда работаю на компьютере, пользуюсь, не как все, двенадцатым шрифтом, a всего лишь десятым. Почему в свой семинар я всегда приглашаю людей патриотически мыслящих и твердой народной ориентации в творчестве? Видимо, это связано с тем, что я сам, скорее «западник» в литературе, я ее люблю, да и студенты много читают Запада, так вот, отчетливо понимая корневое значение народной жизни для литературы, я и приглашаю писателей, которые «прививают» моим студентам то, чего не могу дать сам.
Во время семинара я все время чуть-чуть нервничал, а интересно ли это ребятам? Уже после, в коридоре, я успел перехватить Дениса Савельева. «Денис, интересно было, я что-то закомплексовал?» — «Да я Распутина с детства обожаю».
Вечером мне принесли пятничную статью в «МК». Она посвящена имиджу Путина и полна цитат из некого тайного доклада РТР. Есть в этом докладе и строки, касающиеся меня. Их тон мне понятен. Я довольно остро пишу о телевидении, не забывая РТР, и в частности Сванидзе, и, конечно, этот документ, рассчитанный на утечку, — со мною рассчитывается. Вот как пишет некто Ирина Ринаева: «От зрителя не удается скрыть тот факт, что заполнены только два первых ряда, весь актовый зал с плюшевыми занавесками на самом деле пуст!» Это плохой пример «путинской трансляции». А вот хороший — на который надо равняться: «Речь идет о материале, который был посвящен визиту в Литинститут. Хором подводящий синхрон студента-«ботаника», в котором он пытается поразмышлять об образе «крутого руководителя» и о том, что такой лидер как Лебедь, молодежи не нужен. Хороша ошибка — спокойный, скромный разумный Путин и суетливый, заискивающий Есин в пижонском павлиньем кашне. Наконец-то показан полный зал…» Ну, мне-то не показалось, что я заискиваю, но я хотел бы посмотреть на любого другого человека и руководителя, который не проявил бы некоторого внимания к премьер-министру, приехавшему в его учреждение как гость. Ну, завидуют моему кашне. Простим и будем снисходительны.
1 декабря, среда. С раннего утра в институте началась конференция «Русская литература в контексте мировой культуры». Докладов было много, и все они на надлежащем уровне, то есть более или менее точно имитировали науку. Доклады постараемся напечатать.
Вечером смотрел по НТВ какое-то частное расследование, проведенное по поводу кражи ребенка. Поразили даже не факты, а спрос и расценки. За 25 тысяч можно купить ребенка в возрасте 1,5–2 лет с пакетом документов. Скупка часто идет и в родильных домах. Из новорожденных наибольшим спросом пользуются еврейские дети. Я еще не могу осмыслить этого факта: на вывоз? Большое ли количество среди евреек — бесплодных? Кстати, и это расследование было проведено по поводу ребенка из еврейской семьи.
2 декабря, четверг. «Труд», как я и предполагал, «отредактировал» мой последний материал. Весь пассаж, касающийся Ю. М. Лужкова, таинственно исчез. Это, конечно, не государственная цензура, а просто цензура собственника, который внимателен к собственным сокровенным интересам.
3 декабря, пятница. День состоял из двух событий: визита Ильи Шапиро и зашла после лекции Мариэтта Омаровна.
С Чудаковой поговорили о наших немецких делах, о моих принципах выбора студентов для посылки, с которым не всегда фрау Виббе может согласиться. Конечно, последней ближе Кацура, которая уже была в Германии на стажировке полгода и еще ездила сама по старым связям, и образцовый Павлик Лось, оставшийся работать на «Немецкой волне». Аню я еще помню, когда брал ее из Института военных переводчиков. Возможно, фрау Виббе, служившей в Москве в посольстве под руководством Казака, это было роднее, своя дисциплинированная душа. Но для меня важен был Илья Кириллов, который все же вызрел в интереснейшего критика, и Маргарита Черепенникова, которая, я уверен, еще напишет отличную диссертацию. Русские вообще зреют медленно. Что касается Ильи Шапиро, то речь опять шла о его долге институту в 61 тыс. долларов. Он его вроде бы готов платить, но позже, а институт не готов долг ни прощать, ни особенно долго терпеть. Сложность этой ситуации заключается в том — Илья подчеркнул, что она возникла в известной мере из-за нерадивости главбуха О. В., которая не выставила весной счетов, то есть ситуация повторялась, как и с Финкельбаумом, — что мы разрываемся между тем, что можем потерять все, и тем, что удастся что-то спасти.
5 декабря, воскресенье. Читал Троцкого, ездил в Колонный зал на вечер романса. В метро через весь вагон катил инвалид на тележке без обеих ног. Никто не бросил в его кружку ни копейки. Время ожесточилось.
«Труд» уже несколько лет ведет открытый конкурс романса. Все тот же блестящий, нестареющий зал. Когда-то самый престижный в Москве. В один вечер на люстрах горит 18 тысяч лампочек! Недаром несколько дней назад я вспоминал, что соскучился по «Полонезу» Огиньского. Это естественные вкусы моего поколения — соскучился и по романсам, которые всегда были частью русской культуры. Концерт был замечателен, такое большое количество молодых талантливых людей. Я с жадностью вглядывался в их прекрасные лица — им жить в следующем веке. Опять поймал себя на том, что моя собственная жизнь заканчивается, а впереди все так интересно. Лучше всех пели, как ни странно, грузины, молодой дуэт из Тбилиси: Нино Аразашвили и Давид Отиашвили. В их исполнении был такой милый аристократизм, кавалерство, возвышенность. Я просто ахнул, будто бы проснулся прошлый век. Все еще было мило срежиссировано. Молодых лауреатов и дипломантов «поддерживали» и «приветствовали» члены жюри, наши признанные мастера. Здесь было несколько мини-представлений, которые устроили Бор. Штоколов, Ведерников, Варгузова. Совершенно неотразимым оказалось трио, состоящее из двух молодых басов и мэтра Добрынина. Пели они «Ямщик, не гони лошадей». Впечатление тонкого и изысканного удовольствия все равно не передашь, можно только перечислить исполнителей.
Вечером позвонили из подмосковного Пушкина: электричка сбила насмерть нашего преподавателя Сережу Иванова. Все время ездил на велосипеде, бегал, делал зарядку, хотел прожить долго. У меня сразу в голове возник его развод: не ушел бы к молодой жене, не жил бы на даче, был бы жив. Вспомнил, как ездили с ним на какой-то выездной семинар, разговаривали. Вся его жизнь, от первых его журналистских рассказиков, прошла на моих глазах. Хороший был парень, добрый и отзывчивый.
6 декабря, понедельник. Утром начался пятый конгресс Всемирного Русского Собора. С большой неохотой поехал туда, исключительно ради институтских связей. Но все оказалось любопытнее. Может быть, в отличие от прошлых разов и я подошел ко всему более доброжелательно.
Конечно, в первую очередь порадовал зал; возможно, это особенность церковной архитектуры: президиум и то, что мы называем «зрители», — сидят напротив друг друга и по объему почти равны. В зале всего до десяти рядов, но зал длинный, следовательно, есть возможность все разглядеть. Вспомнилось тут же, что монахи часто поют, встав в церкви кругом. Хорошо узнаваемого народа была тьма; поменялось время — поменялось отношение так называемых политиков, но для этого нужно было начать и выстоять. Первым, кого я встретил, был Зюганов. Поговорили о том, о сем. Подошел Розов. Любое прямое слово стоит мне всегда напряжения, но тем не менее я сказал, что компартией недоволен, потому что много читаю Ленина, понимаю, что компартия перестает быть компартией. Но голосовать буду за нее. У меня вообще появилась теория, что Дума всегда должна быть не подпевалой, а оппонентом президента. Если на выборах в Думу у компартии будет большинство, то, конечно, я смогу голосовать за президента более широкого социального спектра, скажем — за Путина.
Позже встретил и Алешу Подберезкина, баллотирующегося по Центральному избирательному округу — тому самому, куда он не пустил меня в надежде победить самому на выборах в Мосгордуму. Я ему отказал подписать обращение к избирателям. Алеша, с которым мы всегда были в хороших отношениях, широко раскрыл глаза: дескать, почему? Но я всегда помню профессиональное предательство и коммунистов, да и наших «духовников». Распихивание по всем местам верных «своих» к хорошему не приводит.
Медленно стал разглядывать президиум. Сразу узнал Распутина, сидящего с краю, потом Панину, а с ней рядом, вижу, сидит вроде бы какой-то толстомордый синагогист, а когда стал приглядываться — оказалось, что это Лужков. В президиуме были Патриарх, Вешняков, председатель Центризбиркома, Игорь Иванов, министр иностранных дел, Рушайло, министр внутренних дел… кого-то, наверное, еще подзабыл. Прозвучала целая куча однообразных по мысли приветствий: президент, мэрия, Дума, Совет Федераций, Путин. Это было соревнование спичрайтеров. Речи пишут плохо. Лучше всех говорили верховный муфтий России и, может быть, Зюганов. Муфтий говорил об общей родине: из этой земли поднялись, в эту землю уйдем, о том, что одни — правоверные, а другие — православные; говорил об этике, об общих корнях религий, о том, что некрасиво ругать выбранное правительство, каждый заслуживает то правительства, которое имеет. «Каково ведро, такова и крышка». Много было у других ораторов и неуклюжих, и неловких слов. Игорь Иванов начал так: «Ваше Святейшество, уважаемые члены правительства!» Вообще, слово — вещь опасная; по некоторым выступлениям я понял, что человек, которому слово дано от природы, может себя опустошить формулировками. Рушайло много цитировал Бердяева. Как всегда, свое «пустоутробие» показали Федулова — бывшая пионерская деятельница, возглавившая сейчас Российское женское движение (в свое время она ходила в пионерском галстуке), и Черномырдин. Последний больше всего напирает не на понятие правды и правдивой жизни, так свойственные русскому менталитету, а на закон. Я его понимаю, ему хочется установить закон денег и заставить всех по нему жить. У него самого денег достаточно.