На руинах
Шрифт:
«Хорошо».
Тая кивнула и, послушно стащив с себя казенные халат и платок, аккуратно повесила их на спинку стула. Вадим Сергеевич глянул на нее и был потрясен — в простеньком легком платьице, привезенном Алексеем из Парижа, молодая женщина была чудо, как хороша. Но сильней всего потрясла его ее стрижка.
«Тайка, да ты… да ты прямо фотомодель! Что за мужик-то у тебя, где ты его подцепила? Он что, жениться на тебе хочет или как?».
«Сейчас я ведро и веник принесу, Вадим Сергеевич, — не ответив на его вопрос, сказала она, — а зимний инвентарь в подсобке. Тоже сюда нести?».
Он расслабленно махнул рукой.
«Да ладно, не надо ничего, иди домой!»
С тех пор Тая надолго из дома не отлучалась — ходила к врачу, в магазин и прогуляться. Как раз до прихода Алексея она мыла полы и, открыв дверь, кинулась ему на шею, как была — в переднике, с мокрыми руками. Горячие губы осыпали страстными поцелуями его лицо.
— Алешенька! Люблю, люблю!
— Таенька, птичка моя, как ты тут жила без меня, что делала? Ты извини — не успел предупредить, что приеду.
— Я тебя все равно ждала, пойдем.
Через десять минут Алексей уже сидел за кухонным столом, наслаждаясь ее стряпней, а Тая, быстро домыв полы, села напротив него в своей излюбленной позе — подперев рукой щеку — и смотрела сияющими глазами.
— Как ты себя чувствуешь, что говорит доктор? — озабоченно спрашивал он.
— Хорошо чувствую и ребеночек тоже.
— Что ты целый день делаешь?
— Гуляю, в магазин хожу, к доктору хожу. Вчера гречку давали, я два часа в очереди стояла.
— А сегодня с утра ты выходила?
— Ходила — в угловой магазин.
— У вас здесь с утра все было спокойно? Что люди в магазине говорили, ты помнишь?
Тая озабоченно наморщила лоб, пытаясь вспомнить.
— Говорили, постное масло после обеда будет — я записалась, у меня пятьдесят шестая очередь. А с утра говядину давали, но я не стала стоять — ты в прошлый раз много привез, еще осталось.
Весело напевая, она собрала со стола грязную посуду и поставила в раковину. Потом подошла к Алексею сзади и, обняв, приникла к его спине упругой полной грудью. Он поймал ее маленькую руку и прижал к губам.
Спустя час откуда-то из-за стены донеслись звуки «Лебединого озера», и Алексей внезапно вспомнил, что творится в стране. Оторвавшись от прильнувшей к нему Таи, он выбрался из постели и начал одеваться.
— Ты уезжаешь? — голос ее звучал покорно, но во взгляде затаилась горькая обида.
— Нет, Таенька, я теперь нескоро уеду, но сейчас мне нужно сходить по делам. Хорошо?
Она сразу расцвела и радостно кивнула.
— Да, хорошо.
Алексей, уже одетый, присел на краешек кровати и погладил ее по руке.
— Слушай внимательно, что я говорю. Все деньги, что привез, я оставляю у тебя — спрячь подальше. Если вдруг не вернусь, ты их трать, поняла?
Руки Таи мгновенно вцепились ему в рубашку, глаза испуганно расширились.
— Как? Почему не вернешься? Уедешь?
— Нет, не уеду, но мало ли — время тревожное. Мне сейчас надо съездить в Теплый Стан, но вдруг меня задержат по дороге.
— Задержат, — растерянно повторила она, — почему?
— Да вот так, есть за что. Найдут и заберут, как миленького.
— Алешенька, родной!
Глаза ее налились слезами, спохватившись, он улыбнулся.
— Не пугайся, Таюша, все будет хорошо. Слушай дальше: если вдруг меня долго не будет, то дашь телеграмму Самсонову Леониду Аркадьевичу. Дай-ка мне мою планшетку, у меня тут записная книжка. Вот — я пишу тебе и кладу здесь на стол. Это очень хороший человек, и он тебе во всем поможет, ты его слушайся, поняла? Да, я твой телефон потерял, запиши мне его опять.
Тая повертела в руках бумажку с адресом Самсонова и положила обратно на стол, потом погладила планшетку Алексея.
— Красивая!
— Да, — согласился он, — документы в ней летом удобно носить, а то в рубашке карман маленький. Так пиши телефон.
Красивым крупным почерком Тая написала на вырванном из блокнота листке свой номер телефона, аккуратно сложила бумажку пополам и сунула ему в карман рубашки.
— А то опять потеряешь, — нежно проворковала она, посмотрела на него сияющими глазами и поцеловала в губы.
Чтобы не заблудиться, Алексей пошел к Кремлю прямо по улице Горького. Ближе к центру в переулках действительно стояли танки, нелепо смотревшиеся на мирных августовских улицах. Вокруг них толпились возбужденные мужчины и женщины, наседая на очумевших танкистов.
— Вы будете в нас стрелять, если прикажут?
— Кому вы подчиняетесь?
Те отмалчивались — они не очень хорошо понимали, зачем их спозаранку заставили пригнать сюда свои машины, да еще без боеприпасов. На тротуаре топтались потные и усталые солдаты, явно не знавшие, что им делать. Внезапно, получив от кого-то приказ, они попытались перекрыть улицу Горького, но толпа энергичных пожилых женщин немедленно прорвала заслон. Две бойкие тетки тут же взяли в оборот курносого солдатика с едва пробивавшимися над верхней губой усиками.
— Нет, ты скажи, неужели, если тебе прикажут, ты в нас станешь стрелять? Мы ж тебе в матери годимся.
Паренек сконфуженно крутил своим курносым носом, просил:
— Вы отойдите, а? А то еще заденут вас.
Алексей, не выдержав, мягко сказал женщинам:
— Отойдите, правда, устал пацан ведь, не видите разве?
Женщины тут же повернулись к нему, собираясь вступить в дискуссию, но не успели — от Кремля в сторону Белорусского вокзала хлынул поток возбужденных людей, смявших остатки солдатской цепочки. Они мчались, подобно стаду диких буйволов, гулко топоча по мостовой, сметая все на своем пути и дружно скандируя: