На солнечной стороне. Сборник рассказов советских и болгарских писателей
Шрифт:
В три часа ночи выпустили шлак.
Полещук пригнал ковши для чугуна. Ковши, заросшие чугунной накипью, давно не выбивались. Вместо тридцати пяти тонн котел вмещал десять, стены его заросли ноздреватым серым чугуном.
Полещук, забравшись в пустые ковши, вычерпал из них дождевую воду, закрыл крышками. Стали пробивать летку. Но летка не давала чугуна. Илья приказал прожечь кислородом. Кислорода не было. Нужно получить со склада по специальному разрешению директора.
А печь шла полным ходом.
Привезли
Клокочущая жижа выбилась из летки.
Чугун тек с журчанием, бело-оранжевого цвета.
Высокий, светловолосый помощник горнового с грязным, захватанным руками носом и золотистыми распушенными усами, секунду тому назад осторожно, брезгливо вытянутыми двумя пальцами, уберегая усы, докуривавший цигарку, теперь, прикрывая лицо защитно согнутой рукой, разгребал железным шестом чугунную гущу, давая ход, одновременно сбивая ногами листы железа, прикрывавшие от дождя канаву.
Нестерпимая жара сушила его лицо. Казалось, еще немного — и его белокурые пышные усы сморщатся, запахнет паленым, и лицо осветится желтыми веточками горящих усов. Но он отскакивал и, скаля зубы, приложив руки ко рту, кричал:
— Пошел!
Полещук принял во второй ковш чугун. Ковш быстро наполнялся.
Илья подошел к нему, поздоровался и спросил, почему мало посуды.
Полещук сказал:
— По теории на семьдесят тонн.
— А на самом деле?
— Двадцать.
Илья посмотрел на Полещука и сказал тихо, серьезно:
— Отцепляй паровоз, давай вези еще посуды.
Полещук шепотом сказал:
— Больше нет посуды.
Илья как-то чрезмерно спокойно, медленно подошел к горновому и коротко бросил:
— Забить летку. Посуды нет.
Забить летку с ходу — это почти безнадежно.
Глоба, наклонившись над пушкой, поспешно забивал комья глины.
Опустили над леткой железный фартук, вмиг ставший красным, прозрачным.
С размаху загнали пушку в леточное отверстие.
Но пушку выбило оттуда.
Чугун растопил конец ствола, превратив его в изогнутую белую сияющую сосульку.
Неудержимо чугун выпирал из домны.
Выпустить металл на литейный песчаный двор было нельзя. Песок набух водой; соприкоснувшись с ним, металл будет взрываться, словно гранаты, связанные пачками, калеча и разрушая.
Чугун грозил вылиться из наполняющегося ковша на пути. Сваренные чугуном рельсы — катастрофа, остановка всего доменного цеха.
Илья позвонил директору. Сонный голос ответил ему. Потом директор стал кричать:
— Безобразие! Анархисты! Почему не доложили? Откуда я знал, что будет столько металла!
Илья сказал в трубку, что он по плану должен давать двести шесть тонн и он их дал.
Илья бросил трубку и побежал к ковшам. Трубка висела,
Илья понял: единственное — это отцепить паровоз и гнать его в депо, привезти оттуда стоящие на ремонте ковши.
Илья побежал к ковшам — чугун хлюпал, приближаясь к краю. Но паровоза не было.
— Где паровоз? — бросился он к Глобе.
Глоба взглянул вниз, снял шапку, вытер лицо, сказал глухо:
— Полещук угнал. Понял, чем здесь пахнет, — ну и угнал.
Дутье прекратили. В домне слышалось грозное ворчание. Показывая обожженные руки, Глоба сказал:
— Вручную забивать пробовал — не вышло.
Илья подошел к доменщикам, смотревшим на него с надеждой, спросил:
— Так что же, товарищи, будем выпускать на литейный двор, в скраб, другого выхода нет.
Доменщики знали, как будет рвать чугун на мокром литейном дворе, какой огненной картечью будут разлетаться во все стороны брызги чугуна. Они знали, как высоко могут взлетать взъерошенные чугунные глыбы в воздух от соприкосновения с водой.
Но выхода действительно не было.
И люди встали по своим местам.
Но вдруг все услышали клубящееся, воркующее пение гудка паровоза…
И все невольно остановились и повернули головы.
Черный паровоз мчался по путям, толкая вперед себя огромный грушевидный ковш-термос типа клинга с большим объемом, но маленьким входным отверстием.
Поймать чугунную струю с ходу в этот ковш была почти невозможно.
Струя чугуна, не попав в отверстие, ударившись о плечи ковша, будет бить сжигающим фонтаном. Машинист должен сразу суметь точно установить ковш — или чугун хлынет на будку, прожжет ее, и тогда конец машинисту.
Обычно эти ковши долго и тщательно устанавливают для наполнения перед пустым желобом.
Кроме того, нужно было сдвинуть два переполненных ковша так, чтобы не расплескать чугуна. Чугун, попав на рельсы, застынет на них, заварит скаты, и паровоз окажется прикованным под падающей струей металла.
Дождь громко шуршал.
Паровозный фонарь выхватывал из тьмы две косые полосы из толстых дождевых струй.
Все остальное было погружено в черноту.
Даже над шлаковой горой не было привычного багряного отблеска.
Паровоз не замедлял хода. Дождевые струи ударялись о него, разбиваясь в пыль. Паровоз, зажатыми в колодки тормозов колесами скользя по рельсам, толкнул ковши. Выплеснувшийся чугун, упав на землю, громко взорвавшись, ударил в упор чугунными брызгами.
В треске, в грохоте, в клубах рвущегося горячего пара скрылось все.
Оранжевая толстая кривая струя чугуна, казалось, висела в этом мраке.
Потом вдруг чугун взметнулся вверх косым высоким светящимся крылом.
Это струя чугуна упала на плечо котла-термоса.