На все четыре стороны
Шрифт:
Она взялась за нечищеную, позеленевшую бронзовую или медную ручку и осторожно выдвинула ящичек. Он приходился почти на уровне ее глаз, поэтому Алена совсем вытащила его из секретера и поставила на невысокий комодик, носивший номер 17. В комодике было всего четыре выдвижных ящичка. Цифры, написанные на закладке, словно бы встали перед ее глазами:
1 и 8
2-9
3-6
2-16
3-15
4-14
5-13
6-12
7-11
8-10
10-8
11-7
12-6
13-5
14-4
15-3
16-2
17-1
Алена посмотрела на тот ящичек из комода 17, который носил номер 1, и кивнула: подожди, мол, и до тебя черед дойдет. Сначала посмотрим на «Виноградины зеленые», Ш 0,5…
Это были или хрустальные, или стеклянные, очень тяжелые шарики прозрачно-зеленого цвета диаметром чуть больше сантиметра, гораздо больше напоминавшие, если честно, недозревший крыжовник, чем виноград. Но у французов свой собственный менталитет, кажется, они о крыжовнике точно так же не слышали, как о смородине. Ладно, виноград так виноград.
Думая то о винограде, то о крыжовнике, Алена принялась перебирать шарики. Они были похожи, как близнецы-братья: все просверлены насквозь, гладенькие, хорошо отшлифованные, прохладные, приятненькие такие. А то, что она ищет, должно быть каким — отшлифованным или отграненным? Скорее отшлифованным: ведь гранить камни начали даже не в Средние века, а гораздо позже, та же вещь принадлежит вовсе древности, непредставимой древности. Возможно, это вообще должен быть кабошон: камень с одной стороны плоский, с другой выпуклый, овальный или круглый, гладко отшлифованный…
Ничего подобного, вообще ничего, что цветом, формой, хотя бы намеком каким-то отличалось от прочих виноградинок, нашарить Алене не удалось. Впрочем, она очень удивилась бы, если бы, наоборот, что-то нашла.
Наконец она выровняла ладонью «виноградинки» и задвинула ящик на место.
Открыла первый ящик в семнадцатом комоде. Назывался он следующим образом: «Бусины темно-красные, III 1d, 400 штук».
Четыреста! С ума сойти! Алена проворно вытащила ящик и погрузила туда пальцы. Нет, ну быстро тут ничего не найдешь. Девяносто процентов, что там совершенно ничего нет. И если проверить восьмой ящик первого шкафчика (8-1. «Лепестки овальные темно-синие, дл. 4 d, шир. 1,5 d»), и третий — шестого (3-6. «Лепестки граненые хрустальные, дл. 4 d, шир. 1 d»), и все остальные — можно не сомневаться, что тоже ничего не найдешь. Не для того ее в прошлую пятницу спихнули с библиотечной лестницы, чтобы ждать еще неделю, прежде чем отыскать некогда утраченное, а теперь внезапно обретенное… Нет, все было проделано моментально.
А как странно, что нападение произошло именно в пятницу! Что ж это за незадача такая — снова пятница и снова… «Роковая пятница» — какое название для детектива, который она когда-нибудь напишет!
Напишет? Гадательно…
Шаги за дверью, скрежет ключа.
Алена отскочила от семнадцатого комода, не успев поставить ящик на место. Но, может, они не заметят?
Вошел Руслан, бросил быстрый взгляд на забившуюся в угол Алену, усмехнулся, даже не дав себе труда оглядеть комнату. Швырнул перед ней на пол ее сумку и коробку от бальных туфель, в которую теперь были небрежно засунуты ее босоножки, процедил сквозь зубы:
— Забери свое барахло.
Наверное, это была сущая суета сует и, очень может статься, томление духа, но Алена первым делом уселась прямо на пол и поспешно переобулась. Сразу стало легче — настолько легче, что она совершенно спокойно расстегнула сумку и принялась перебирать там вещи. Действия эти имели только одну цель: позлить Руслана. Пусть не думает, что ее так легко запугать. Ему совершенно незачем знать, что у Алены все дрожит внутри от страха и безнадежности.
Поэтому она методично выгрузила расческу, косметичку, записную книжку, ручку, кошелек… Еще и заглянула в тот кошелек и обнаружила, что двух сотенных купюр там уже нет. И телефона нет, само собой. И еще чего-то там не было, только Алена никак не могла понять, чего именно.
Руслан, наблюдавший за нею очень внимательно, поймал выражение растерянности на ее лице и хмыкнул:
— Не волнуйся, мы ничего у тебя не взяли. Хотя вряд ли тебе твое барахло пригодится.
— Это еще почему? — как могла хладнокровно спросила Алена. — Вы что, меня собираетесь тут прикончить? Но, между прочим, мои родственники и друзья знают, что я поехала сюда. И если я исчезну, меня начнет искать полиция. И если спросят Мишеля, он, конечно, скажет, что именно вы сообщили ему, что я внезапно решила сбежать с занятий…
— Да ты не волнуйся, — издевательски ухмыльнулся Руслан, — все обдумано. Мы и впрямь сказали, что ты больше не вернешься. Разболелась нога, ты решила уехать, просишь извинить, и все такое. Сейчас мы с тобой вместе выйдем отсюда, ты сядешь в твою машину и поедешь в Париж. Но не одна, а с нашим человеком. А мы вернемся на урок. Мишель увидит, что мы здесь, увидит, как отъезжает твоя машина, да еще ты посигналишь от ворот и помашешь ему… У нас будет алиби. Где ключи от твоей машины? Где она стоит? Какая марка?
Алена, все еще сидевшая на полу, озадаченно смотрела на него внизу вверх. Неуравновешенный Руслан окончательно шизанулся? Какие ключи? Какая машина? Она ведь пешком, пешком пришла от деревни!
Сказать ему об этом? Или не говорить? У Руслана уже сложился план ее ликвидации каким-то там «своим человеком». Очень может быть, это тот самый широкоплечий негр, которого она мельком видела. Наверное, он и есть Катана, который здесь и охранник, и ликвидатор. И швец, и жнец, и на дуде игрец. Ну не смешно ли, что ее, отъявленную расистку и славянофилку, «ликвиднет» какой-то черный?
Наверное, смешно. Алена непременно посмеялась бы над такой иронией судьбы, сыщись у нее время и силы.
Признаться, что машины нет и не было? Кстати, нет не только в Париже, но в Нижнем Новгороде…
А может быть, Руслан убьет ее в ту же минуту, когда услышит об этом? Действия шизофреника (а сомнений в диагнозе быть не может!) никто не в силах предугадать.
И вдруг Алена почувствовала пристальный взгляд Селин, устремленный на ее ноги. Вернее, на ее босоножки, все еще не просохшие, а кое-где испачканные травой, с прилипшей к каблукам землей…