На земле живых
Шрифт:
– Голова остаётся на ваших плечах, Гиллель, - заметил Морис, входя вслед за слугой в гостиную. Симона, разрезая торт, увидя его, замерла. Шельмец Риммон, подцепив на вилку трюфель, уговаривал Эстель отведать его, низко наклоняясь над вырезом её платья, и если при виде друзей на его физиономии и выразилась радость, то, надо признать, весьма умеренная.
Он заглянул к Эстель на секундочку после экзамена, просто сказать, что сдал, и тут она шепотом поведала ему, что в час пополудни Симона собиралась к профессору Триандофилиди, где она пробудет не меньше часа... Мысль о возможности снова уединиться с Эстель резко изменила расписание дня Сирраха, тут же решившего пообедать в женском портале...
Когда обед подходил к концу, Симона, беспомощно оглянувшись на Мориса де Невера, вышла. Морис, поймав скорбный и умоляющий взгляд Риммона, поднявшись, обратился к Гиллелю с галантной просьбой помочь им с Ригелем перевести на немецкий... дидактический опус "Хортулус" бенедиктинца Валафри Страбо. Это необходимо им немедленно. Поняв, что его просто уводят, чтобы не мешать влюбленным, Хамал усмехнулся. Обернувшись у двери, он увидел Эстель и Риммона, уже слившихся в поцелуе.
Господи, что происходит в Меровинге?
Часть 5. Январское полнолуние. Луна в Раке.
Глава 22. Тушеная крольчатина.
'Кто выйдет на прогулку в парк из вас,
красавицу заметит у террас.
Павлиньим веером прикрывши щеку,
она на вас вполглаза глянет сбоку.
И ждет от вас не блесток, не острот,
не красных слов, а несколько банкнот'.
И. В. Гете 'Фауст'.
День рождения Эстель, двадцать третьего января, был отмечен шампанским и огромным тортом с двадцатью свечами. Кульминацией праздника стал момент, когда Риммон преподнёс имениннице небольшой синий ларец, открыв который, Эстель, онемев, замерла в восторге. Ее голубые глаза отразили мерцающее сияние бриллиантовых граней, девицы захлопали в ладоши, послышались восхищённые возгласы. Мадригал имел меньший успех, хотя Сиррах вызубрил текст на совесть и даже прочитал в мифологическом словаре про Анадиомену, но удивляться тут было нечему: по мнению Хамала, на весах вечности поэтическое искусство всегда весило несоизмеримо меньше ювелирного. Эммануэль выпил бокал за здоровье Эстель и незаметно ускользнул. За ним улизнул и Морис де Невер. Симона проводила его взглядом, и вскоре тоже исчезла. Потом и остальные потихоньку стали расходиться. Митгарт остался и методично поедал торт. Некоторые отметили, что он сильно располнел в последнее время.
Эрну Патолс всё произошедшее привело в тихое бешенство. Подумать только, вечно эта блондиночка в центре внимания! Отхватила поклонника, ничего не скажешь! Глаза Эрны метали искры. Она имела весьма значительный доход, но его всегда не хватало, и потому в её ушах, при условии, разумеется, соответствующей оплаты, сладкой мелодией звучали слова: 'Venez partager mon lit ou mе, flites partager le vorte jusqu'a ce que ma frautaisie soit eta inte', 'Давайте разделим вашу кровать до тех пор, пока моя фантазия не будет удовлетворена..' Слышала она их достаточно часто. Но задарма, как Лили? Quelle misere! Какое ничтожество! Похождения этой рыжей твари просто девальвировали женское достоинство! Какой дурак будет платить за то, что рядом отпускается бесплатно? Смерть Лили Эрна восприняла с чувством ликующего удовлетворения и гордого торжества. Догулялась, потаскуха.
То, что произошло только что, искренне разозлило и даже взбесило её.
Эстель была для Эрны живым напоминанием о собственном поражении.
Фенриц Нергал, сидя на перилах лестничного пролёта, с интересом наблюдал за мисс Патолс. Бесится Клеопатра. Хочет бриллиантов. Ну что ж... Её разговор с Хамалом, подслушанный им, многое прояснил для него. Раньше он, по простоте душевной, движимый высокими чувствами, думал, что женщина иногда может быть и добродетельной. Экая наивность! Мормо был прав, тогда же заявив, что, скорее всего, вся эта добродетель нынешней же ночью достанется конюху, лакею или сутенёру. Он же ухаживать пытался, идиот. Да, взлёт романтизма был придурью с его стороны, теперь это ясно. Ладно, месяцем позже, месяцем раньше... Он давно хотел эту чернявую ведьму и теперь он её заполучит. Без церемоний. Если женщина отказывает, значит, вы плохо ей себя предложили, сказал тогда же умный Мормо.
Ну что ж, предложим хорошо.
Фенриц в который раз представил Эрну в постели с закинутыми на его плечи длинными ногами, и глаза его игриво блеснули. Да, хорошо, конечно, но это не дочка кухарки Бетти - на дешёвку такая не клюнет. Правильно ли он всё рассчитал? Нергал был богат, и жадность не принадлежала к числу его сугубых пороков. Но и щедрость не была его добродетелью. Кровопускания семейным сундукам он не любил. Но иногда они, по его мнению, были допустимы и даже неизбежны. Нергал спрыгнул с перил и, обогнув колонну, приблизился к Эрне. Запустив глаза в декольте, он в неожиданном порыве восхищения - Un bel pezzo di carme! un bocconcino ghi'otto, лакомый кусочек!
– подумал, что за такое можно, в принципе, даже чуть-чуть и переплатить...
Эрне взгляд Фенрица показался похотливым и бесцеремонным.
– Что вы уставились на меня, Нергал?
– Размышляю о том, как украшают женщину бриллианты. Вы согласны, Эрна?
– мисс Патолс не ответила, но дыхание её участилось и стало глубже.
– Но, воля ваша, эти голубые риммоновы безделушки к лицу только курносеньким блондиночкам. Вам же, дорогая, нужны королевские камни. Например, знаменитое 'колье Козимо' - бриллианты, рубины и черные турмалины. Их называют ещё камнями ведьм - шерлами. Удивительная вещь. Дьявольской красоты.
– Эрна перестала дышать.- Даже Хеллу Митгарт такое украсит, но есть женщины, словно специально созданные для него. Красавицу оно сделает Клеопатрой...
– Всё это - пустая болтовня, Фенриц.
– Правда?
– Нергал вытащил из внутреннего кармана плоскую шкатулку, похожую на старинную книгу in quarto. Щелкнул замком, и перед глазами потрясённой Эрны предстало колье, казалось, похищенное из гробницы царицы Египта. Ряды пламенеющих рубинов и сверкающих черной патокой турмалинов взрывались, точно сияющей молнией, рядом бриллиантов.
Это было целое состояние.
У Эрны пересохли губы. Нергал придвинулся вплотную, касаясь её бедра. Она стояла неподвижно, пожирая камни глазами. Из соседней галереи вышли брат и сестра Митгарт. Им навстречу прошли Эстель и Симона. Как всегда, в сопровождении Риммона. Локон Эстель задел щеку Сирраха. Риммон подавил вздох, и на его лице отчетливо обозначились скулы.