Набат

Гера Александр Иванович

4 — 22

Назвав Шумайло отступником и заклеймив государственным преступником, президент покривил душой в том, что на момент разговора с патриархом генерал находился еще на свободе. Он позлорадствовал с опережением.

Со стахановским опережением весть об аресте Гуртового и начальника президентской охраны разнесли дальше дневные теленовости.

Денис Анатольевич познакомился с ними у Чары, когда, подремывая, в полглаза смотрел телевизор. Отставку он воспринял без особого огорчения, рано или поздно это должно было случиться,

может быть, случилось рановато, и надо было потянуть время, зато руки развязаны, и он перехитрил всех. Не очень-то он рвался в первые лица заговорщиков — это Христюку, Мастачному власть глаза застит, — ему хватает осведомленности, а это хорошо оплачиваемый товар, и вообще пора бы уже раствориться, исчезнуть, как сделали это умные, освободив дорогу самонадеянным.

И вдруг сообщение о его аресте. Провокация? Нет. Скорее всего несостыковка действий, как оно повелось в России.

Дрема прочь, быстрее из плена шелковых простыней. Это не первоапрельская шутка. Апрель минул, арест не наступил.

Чара как раз вышла из ванны, стоя в дверях, она подсушивала волосы феном, и вид скачущего посреди спальни любовника не походил на шуточки, какие он привык отмачивать ради поднятия жизненного тонуса. Что он за мужчина, она вполне разобралась, и это устраивало ее; куда важнее их ровные отношения матери и приемыша.

— Что случилось? — спросила она, выключив фен.

— Что случилось?.. — зло скривил рот Шумайло. — Гадость! Сообщили о моем аресте!

Чара охнула, села на туалетный столик. Шумайло справился наконец с брюками, которые пытался надеть, попадая ногами в одну брючину. Руки его дрожали.

— Сигарету, дай мне сигарету, — с неулегшимся раздражением попросил он, протягивая к Чаре обе руки.

— Денис, объясни, как это могло случиться?

— Меня объявили государственным преступником без предъявления обвинений, — жадно затянулся сигаретой Шумайло.

Чара не стала выспрашивать причин. Между ними сразу установились отношения, исключающие полную откровенность. Так повел их Денис, и она не вмешивалась в его жизнь, полную тайн, интриг и опасностей. Нужна ее помощь — она готова. Чара выжидала.

Денис Анатольевич затягивался, выпускал дым и снова затягивался. Наконец никотин сделал свое дело, сосуды сузились, горячность прошла. Он соображал, как выпутаться из критической ситуации, понимая, что поспешность опасна, а время неумолимо вколачивает гвозди в дверь, за которой еще стоит свобода.

Прежде всего разорвать все путы, исчезнуть, дождаться мутной воды и вместе с ней выплеснуться наружу. Никому не доверять, сузить мир до самого себя…

— Что ты сказала? — спросил он, тряхнув головой.

— Я сказала, тебе надо остыть, потом взять мою машину, укрыться в другом месте и переждать. Здесь опасно.

Его разозлили две вещи: она берется учить его жить и без сожаления расстается с ним, лишь бы обезопасить себя.

— С каких это пор ты смыслишь больше меня?

— Денис, прекрати злиться. Я хочу тебе помочь.

— Чем? Дурацкими советами? Где я укроюсь, все мои явки известны наперечет. Радеет она…

— Выслушай меня. — Самообладание

не оставило Чару после этого неприкрытого хамства. — Моя подруга Светлана живет сейчас с дружком. Я созвонюсь, и ты у них отсидишься. Лучшего места не придумать.

— Что за дружок? — навострил уши Денис Анатольевич.

— Так, убожество. Некто Мотвийчук. Помнишь, громкое дело, гадалку убили? Это его мать.

— Мотвийчук? — завороженно повторил Шумайло.

Удивительный подарок готовила ему судьба. Всю подноготную этого преступления он знал лучше самого исполнителя потому, что сам готовил его, но вмешался Судских, и он ушел в тень, оставив Мастачному свободу выкручиваться. О накоплениях гадалки первым проведал он и неторопливо готовил их отъем. Но вмешался даже не Судских, а случай, и он до сих пор не разобрался, кто передернул карты. Загадочная фигура во всей этой истории, Илья Триф, появился неожиданно, и заварилась каша, из которой он благоразумно вылез загодя, но желающих заполучить Трифа было много, и это подогревало его интерес: а нет ли там нечто большего, чем деньги Мотвийчук? С патриархом у него были доверительные отношения, но хитромудрый пастырь не спешил поделиться секретом, пока сам Шумайло не прознал о заумных трудах беглого монаха. Ради этого он влез в гущу заговорщиков, пренебрегая собственной безопасностью, и вот стал государственным преступником… У Судских козыри оказались старше. Зато сейчас судьба собирается раскрыть ему тайну покойной гадалки.

— Звони, — сказал он кратко.

Пока суть да дело, переполох и розыск, он исчезнет с пользой для главного. Убедить сынишку сотрудничать с ним и ни с кем другим — это не вопрос. Далее: в лучшие времена он запасся загранпаспортами на имена, которые никому ничего не говорят. Вывезти вместе с собой лоботряса — тоже не вопрос. Макияж будет убедительным. Есть и у него кое-что на черный день за бугром, соломка подстелена. Главное — замести следы, убрать лишних перед тем, как турбины самолета запоют песню свободы…

Он совсем успокоился и посмотрел на Чару. Судя по ее веселости, дело клеилось. По междометиям он понял, что Светлана неважнецкого мнения о своем дружке и убедить того внести коррективы в свои планы труда не составит. Кажется, складывается…

.— Готово, — положила наконец трубку Чара. — Можно ехать.

— Как ты объяснила мою метаморфозу?

— Очень просто. Сказала, что ты переправил крупные деньги за рубеж и помощников ждет солидное вознаграждение. Я неплохо изучила Светку и о жадности ее дружка наслышана.

Мысленно он похвалил ее, а вслух произнес:

— Тебе тоже нельзя здесь оставаться.

— Не переживай, — отвечала она, пытливо вглядываясь в лицо своего любовника. Не прост он, подсказывал инстинкт. Чем-то насторожил… — Я уеду к подруге.

— Только не к Натке Севеж.

— Не глупая. И мы с ней уже раздружились.

— Похвально. А как я тебя найду? — и смягчился: — Мы стали одним целым, ты все обо мне знаешь… Несчастный я.

Вид униженного близкого мужчины подвигает женщину стать его защитой, чего бы это ни стоило. Инстинкт, сомнения уходят.