Набат
Шрифт:
— Сюда и спланирует прямо? — еще больше закипел Судских.
— Зачем сюда?.. Там джип и мобильная связь.
С горем пополам выяснилось: Левицкий пристрастился к дельтапланеризму, втянул Марью; чтобы разгоняться на ровном месте, брали служебный джип. Раньше они выбирались на возвышение, там сарай старый под ангар оборудовали, оттуда летали, но дельтаплан, какой он ни воздушный, а таскать в гору тяжело, вот и придумали от лени джипом разгоняться. Итого, еще трое подчиненных приобщились к пернатым. Весело живут! В стране раскардак,
Судских рассыпал громы и молнии до самого возвращения отдыхающих, а после этого над всеми обитателями Со-рокапятки сгустились мрак и неизвестность.
Марья скромно отсиживалась у поленницы, ожидая конца нахлобучки, а ее похорошевшее розовое личико того больше распаляло Судских.
— А ты, красавица, собирайся домой, каникулы кончились! — резко приказал он и получил тотчас вразумительный ответ:
— А я к вам отдыхать не нанималась.
Поднялась спокойно и удалилась в терем.
Судских, не видевший Марью почти три месяца, буквально прикусил язык. Не поведение шустрячки срезало его, а ее пропорции: что-то не так было в ее фигуре.
— Как это понимать, Левицкий?
— Не понял, Игорь Петрович?
— Не валяй дурака, — прошипел Судских. — Она беременна!
— Как беременна? — затвердел на месте Аркадий.
— Прежним способом! В беспорочное зачатие я не верю! Ты за кого меня принимаешь? — взорвался Судских.
— Клянусь, Игорь Петрович, ни пальцем!
— А кто тогда не пальцем? Дядька Триф? Святой дух?
Аркадий пришел в норму раньше Судских. Вдох, два выдоха.
— Игорь Петрович, за себя, за ребят я ручаюсь твердо. И за Илью Натановича, пока он здесь жил. Это все.
— А ты сам впервые, что ли, увидел? — недоумевал Судских.
— Да не замечаю я таких вещей! Кушает человек, отдыхает, дельтаплан ее держит нормально… — сказал и прикусил язык. Зря. Про дельтаплан не надо бы, шеф почти отошел…
— Еще раз услышу… — начал и осекся Судских. Когда-то и он мечтал освоить эту штуковину. Кому полетать не хочется!
— Понял, товарищ генерал-лейтенант!
— Так я тебе и поверил.
В терем он зашел успокоившимся. Поднимаясь к себе, сказал:
— Позови Марью.
Куртки не успел снять, Марья уже возникла на пороге:
— Вызывали, гражданин товарищ начальник?
— Вызывал, — спокойно ответил Судских и внимательно оглядел Марью. Сомнений нет, беременна.
— И кой месяц миновал?
— Пятый, вестимо.
— Аборт не получится.
— А я не собираюсь.
— А кто папа? — спросил Судских и затаил дыхание, боясь неожиданного ответа.
— Не знаю.
— Напрягись. Это не шуточки.
— А че напрягаться? Ну, обкурилась в отряде… Я не помню. Так и запишите: я от солнышка сыночка родила.
— Ты
— А вы че, на Аркашу подумали? — спросила Марья и захохотала. Сквозь смех добавила: — Куда ему, он весь такой правильный!
«Все просто у детишек, — не знал, как поступить, Судских. — И как теперь о Чаре сказать? Совсем с толку сбила».
Отсмеявшись, Марья с любопытством ждала продолжения. На любой вопрос у нее готов любой ответ.
В интересном своем положении она действительно похорошела и расцвела. Даже шуточки отпускала с весомостью женщины, а не вздорной девчонки.
— Мария, — решился наконец Судских. — Я привез тебе нехорошую весть…
— Ой, дядь Игорь, не надо, — сразу испугалась Марья.
Увидев ее разом побелевшее лицо, Судских испугался сам того больше, но слово не воробей… Он нашел выход:
— Есть и другая новость: твои родители живы.
— Ой, что же мне делать? Живы?
— Да, Маша. А Чару не вернешь.
Он подошел к ней, взял за плечи, усадил на диван, сел рядом, говорил что-то успокаивающее, обещал помощь.
— А где папа с мамой? Это вы нарочно? — спросила Марья, отплакавшись вволю. Глаза покраснели. Уже глаза не девчушки.
— Они остались в закрытой Зоне. Это подтверждено. Не думали, что выживут. Вот фото, посмотри сама, может, найдешь.
— Это папка, — указала Марья на мужчину в плавках после тщательного разглядывания фотографии. — Это его плавки, мы с мамой ему выбирали на день рождения… А волосатый стал! Не может быть: у папки волосы! Но это он. Точно он!
И стала целовать фотографию.
— Давай тогда так поступим: сейчас собирайся, поедешь вместе с Левицким на похороны, он поможет дела уладить, а потом вместе сюда вернетесь. Хочешь остаться?
— Хочу, дядь Игорь, очень хочу! Тут все такие хорошие, а я готовлю им, не жалуются, а Аркаша вообще мой дружочек. Я ж не виновата, что со мной такое случилось…
— Да, никто не виноват, — сказал Судских без иронии, но Марья вспыхнула:
— Ладно вам! Каяться не буду!
И отвернулась. Выждав, спросила тихо:
— Я родителей увижу?
— Думаю, увидишь. Только время нужно. Пока в Зону ни один смертный не прошел. Я обещаю тебе.
— А как же они там выжили, как все это — на фотке?
— Это загадка, Маша. Мы хотим разгадать. Свяжемся с ними, может, все так станут жить. Они, видно, открыли новый закон физики. Жизни… Собирайся, встретимся внизу.
— Все в порядке, — сказал он Левицкому, с нетерпением ждавшего Судских. — Я пойду до ручейка прогуляюсь…
Ручеек по-прежнему колотился между корней дуба. На низеньком помосте возле стояла кружка. Старая, солдатская, из алюминия. Она почернела от времени, была во вмятинах, но именно она казалась Судских тем предметом, который имел право оставаться здесь, не нарушая гармонии.