Набат
Шрифт:
— А что взамен? — не дал ему опомниться Судских.
— Злато и любовь красавиц, как я знаю, вас мало волнуют, а вот нечто о контрмерах могу поведать.
— Вы могли бы сделать это другим, а не мне.
— Зачем? Выигрывает поспешающий медленно. И вы из таких…
Глядя в лицо собеседника, Судских размышлял, как этот человек всю жизнь пил-ел с русского стола и тут же гадил. Хотелось смачно плюнуть в его гладкую физиономию. Не принято.
«Он и аресты, выходит, может отменять».
Трифа он, конечно,
«А Гуртовой так и не спешит…» — отметил Судских, исподволь наблюдая за бывшим помощником президента, который переходил от одного гостя к другому, беседовал недолго и, казалось, не замечал Судских. Что особенно отметил он: не было здесь ни одного представителя духовного сана. Стало быть, новая власть полагает отлучить святых отцов от кормила. Оно и лучше: представления хороши в нерабочее время.
— Не заскучал? — услышал он голос хозяина.
— Вполне все интересно, — ответил Судских.
— Зови меня Семеном, Игорь, — перешел на ты Гречаный. — Слышал, с попиком каким-то возишься.
— Был грех, — с легким сердцем ответил Судских.
— А на кой ляд? Пойми, я в твои дела не лезу и мог бы у Воливача прознать. Но мне твое мнение интереснее.
— Скажи мне правду, атаман, зачем тебе моя любовь? — с веселой улыбкой продекламировал Судских.
— А затем, — принял все на полном серьезе Гречаный, — что время поповских россказней ушло и подымать Россию надо без поповской блажи.
Говорил он грубовато, но в речи его угадывались эрудиция и приличный запас слов.
— Тогда и у меня вопрос напрямую, — сказал Судских. — : Почему казак, истый христианин, как повелось, ратует за атеизм?
— Истово можно париться или водку пить, но истово верить в нереальное могут только больные или ущербные люди. С чего вдруг комиссары возлюбили Христа? Для них и поп союзник и черт, лишь бы вернуть утраченную власть. Это элементарная шайка, все они бредят временами былого разбоя, когда любая пакость с рук сходила, а казачество верит в устои, и при царе христианская вера была одним из столпов. Прошлого не воротишь, другая вода, на миф не обопрешься. Вот ты мне и ответь, что раскопал твой попик в Библии?
— Он не попик, — отвечал Судских. — Атеист почище нас. Он развенчал христианство, корни которого в иудаизме.
— Как раз это нам и надо, все стало на свои места! — с особым удовольствием подчеркнул Гречаный. — И это на самом деле серьезное исследование?
— Я наслышан о нем лет тридцать, читал его работы еще тогда и могу уверенно заявить: это серьезное исследование.
— Хай буде грец, как говорит наш хохол Христюк. Игорь, он нужен всем нам, чтобы откреститься от Церкви, дать народу такую возможность.
— Это не простая задача, — покачал головой Судских.
— А сплотить Россию легко? Без посулов? Без обмана? Русский человек горы свернет, только дай ему уверенность, что не завалит его этими камнями, что польза есть от этого труда. Мы не будем врать людям, скажем все, как есть, их послушаем; где надо, власть употребим, а прохвостов гайдаров-ельциных будем искоренять нещадно. Нам разумные нужны. И я рад, Игорь, что мы вместе. Люб ты мне.
Он взял Судских за плечи и обнял крепко. Судских смутила такая прямота чувств и ласка.
— Мы еще не выпили, — сказал он, чтобы как-то разрядить это прилюдное откровение. — Сдается мне, атаман не только бурку носил?
— Вот чертяка! — засмеялся Гречаный, наливая по стакану водки. — Мало кто говорит со мной не языком оперетты. Ты прав. Я потомственный казак и росич, но Высшее Бауманское закончил с отличием, в Штатах стажировался, и выпить хочу за росичей, за нас с тобой. Тут хватает примазавшихся, но костяк наш из чистого металла. И вера нужна нам единая, коль скоро без веры жить нельзя. Она должна быть реальной, силы мифического Христа уже не хватает. Вот что объединит Россию, вот что принесет она всему миру. Выпьем за это!
Водка была горькой, как всегда. И правда оставалась горькой. Сладкими оставались надежды. Да, соглашался с Гречаным Судских, при таком разбросе вероучений все разговоры о веротерпимости несут малый прок, каждый верующий обихаживает свой закуток. Но как же все зыбко, как далеко и нереально!
— А как все это будет выглядеть? — спросил Судских, дождавшись, когда Гречаный закусит грибком.
— Что все? — переспросил Гречаный.
— Приход новой веры.
— Единственным путем. Сначала берется власть.
«Ничто не ново под луной», — подумал Судских и добавил, провоцируя на откровенность:
— Сначала портфели делят.
Гречаный засмеялся:
— А ты, Игорь, не промах. Воливач на тебя не зря ставит. Так оно и лучше. А посему соображай: у Воливача дивизия, у тебя дивизия, у меня дивизия, у Гуртового деньги, у остальных присутствующих новая вера. По рукам?
Судских протянул руку и спросил:
— А остальные согласны?
— А это тебе Воливач расскажет…
«Вот и папа появился, — подытожил Судских. — Хотя все до смерти знакомо… Но кому-то надо начинать!»
К ним присоединился Воливач. Поговорили о том о сем отвлеченном, будто откровенничать можно было только вдвоем.
Вскоре, сославшись на занятость, Судских стал прощаться. Гречаный пытался удержать, но Воливач согласился:
— Игорь Петрович делает сейчас один больше, чем все мы.
— Как он тебе? — спросил Воливач Гречаного, когда Судских покинул залец.
— Стоящий мужик, Витя. Нравится мне, но… Неинтересно ему все это, другие барабаны слышит, в ногу с нами ему тяжко.
— Как поступим?