Начало опричнины
Шрифт:
20 сентября Грозный во главе опричной армии выступил из Москвы в Новгород и Псков. Одновременно земские войска двинулись к Пскову через Можайск и Великие Луки. В начале ноября обе армии соединились близ ливонской границы. Однако вторжение в Ливонию так и не было осуществлено. В середине ноября царь спешно покинул армию и «погнал» на перекладных в Москву. Его сопровождали опричные бояре и стража [1560] .
Прежде чем покинуть войска, царь вызвал в свою ставку на Ршанском яму виднейших земских бояр и в длинной речи старался убедить их в необходимости отложить поход. Боярам было указано на то, что осадная артиллерия сильно отстала от армии из-за распутицы, что без артиллерии идти в Ливонию нельзя, что в Литве собраны многочисленные войска и т. д. [1561] 12 ноября 1567 г. было решено «отставить» поход в Ливонию [1562] . Решение прекратить тщательно подготовленное наступление против ливонцев было продиктовано соображениями не столько военного, сколько политического порядка. Во время похода царя уведомили о том, что недовольные земские дворяне во главе с Федоровым организовали против него заговор.
1560
Разряды, лл. 388 об, 341. Как передает новгородская летопись, царь с сыном «стояли в Красном городке, из Красного городка воротились и погнали к себе в Москву». (См. Новгородские летописи, стр. 96).
1561
Сб. РИО, т. 71, стр. 563. Решение военного совета оставить «большой наряд» в Порхове свидетельствовало о том, что осадная артиллерия не очень сильно отстала от
1562
В военном совете участвовали семь виднейших членов Боярской думы. (См. Сб. РИО, т. 71, стр. 563).
Сведения о заговоре Федорова крайне противоречивы и запутаны. О нем писали многие авторы, но только двое из них, Штаден и Шлихтинг, были непосредственными очевидцами событий.
Штаден несколько лет служил толмачом в одном из земских приказов, лично знал конюшего Федорова и пользовался его расположением. Благодаря покровительству Басманова он был принят затем в опричнину и участвовал в расправах с земцами [1563] . В своих «Записках», составленных в конце 70-х гг., Штаден утверждал, что известные ему факты он записал «с поспешением и коротко, но беспристрастно» [1564] . В самом деле, мемуарам Штадена чужда та крайняя тенденциозность, которой, к примеру, отличаются «Сказания» Шлихтинга. Осведомленность Штадена относительно настроений земщины не вызывает сомнений. О заговоре он рассказывает следующее: «У земских лопнуло терпение. Они начали совещаться, чтобы избрать великим князем князя Володимера Андреевича..., а великого князя с его опричниками убить и извести. Договор был уже подписан... Великий князь ушел с большим нарядом; он не знал ничего об этом сговоре и шел к литовской границе в Порхов... Князь Володимер Андреевич открыл великому князю заговор и все, что замышляли и готовили земские. Тогда великий князь распустил слух, что он вовсе не хотел идти в Литву или под Ригу... На ямских вернулся он в Александрову слободу...» [1565] . Штаден утверждает, что недовольные земцы желали уничтожить опричнину и посадить на трон Старицкого.
1563
См. И. И. Полосин. Предисловие. — Г. Штаден. Записки,. стр. 48—49.
1564
Г. Штаден. Записки, стр. 78 «Бесхитростный рассказ Штадена, — пишет С. В. Бахрушин,—дает нам богатый материал и для общего суждения о таком далеко не выясненном явлении в истории XVI века, как опричнина». (См. С. В. Бахрушин. Введение. — Г. Штаден. Записки, стр. 5). Сочинения Штадена содержат массу интересных сведений по истории земщины и опричнины, любопытные автобиографические факты и т. д.
1565
Г. Штаден. Записки, стр. 87, 88—89. Штаден был малообразованным человеком, и его рассказы иногда кажутся бессвязными. События, относящиеся к заговору, также изложены им без всякой последовательности. Он упоминает об убийстве Федорова, вспоминает о его правлении в Ливонии, о бегстве Курбского и ссылке дерптец в Кашин и другие города. Далее текст «Записок» явно испорчен: «великий князь приказал вывести всех немцев... в 4 города: Кострому, Владимир, Углич и Кашин был вызван на Москву, в Москве .он был убит...» (Там же, стр. 87). Скорее всего, здесь перепутаны страницы копии «Записок».. Ниже Штаден пишет, что опричники тайно убили многих земцев, у тех лопнуло терпение и был составлен заговор. (Там же). В работе А. А. Зимина приведенное место получило не совсем точную интерпретацию. «Выступление недовольных опричниною, по Штадену, было прямым следствием расправы с И. П. Федоровым», — пишет он. Рассказ Штадена, как нам представляется, не дает оснований для столь определенного заключения. А. А. Зимин называет версию Штадена сбивчивой и в одном пункте сближает ее с поздним и малодостоверным рассказом о Петре Волынце. (См. А. А. Зимин. Опричнина, стр. 270).
Шлихтинг располагал более обширной информацией относительно заговора в земщине, нежели Штаден. В качестве переводчика он не раз участвовал в беседах между лейб-медиком Лензеем и Вяземским, непосредственно руководившим следствием о заговоре Федорова. Но его информация отличалась односторонним характером: она отражала сугубо официозную версию [1566] .
В своих записках Шлихтинг дважды касался вопроса о земском заговоре, причем в каждом случае истолкование событий не только различно, но и исключает предыдущее. В «Новостях» Федоров изображен злонамеренным заговорщиком, в «Сказаниях» он представлен как жертва тирана, неповинная «даже в дурном подозрении» [1567] . «Новости» — это краткая фактическая записка, написанная Шлихтингом тотчас после бегства в Литву. «Сказания» были составлены несколько позже по заданию литовского правительства. В «Сказаниях» Шлихтинг сознательно фальсифицировал сведения о заговоре Федорова, но и тогда он не отказался от своей первоначальной версии. На последних страницах «Сказаний», при описании новгородского разгрома он мимоходом заметил: «И если бы польский король не вернулся из Радошкович и не прекратил войны, то с жизнью и властью тирана все было бы покончено» [1568] . Это замечание, рассчитанное на невнимательность читателя, не имело никакого отношения к новгородской истории. Поход короля в Радошковичи совпал по времени с заговором Федорова.
1566
См. выше, стр. 58—60.
1567
А. Шлихтинг. Новое известие, стр. 61—62, 21—22.
1568
А. Шлихтинг. Новое известие, стр. 28.
В краткой записке, поданной королю, Шлихтинг писал следующее: «Когда три года тому назад в. к. в. были в походе, то много знатных лиц, приблизительно 30 человек с князе Иваном Петровичем во главе, вместе со своими слугами и подвластными, письменно обязались, что передали бы великого князя вместе с его опричниками в руки в. к. в., если бы только в. к. в. двинулись на страну. Но лишь только в Москве узнали, что в. к. в. только отступали, то многие пали духом; один остерегался, другого, и все боялись, что кто-нибудь их предаст. Так и случилось» [1569] . План заговора был выдан царю Старицким и руководителями земской Боярской думы [1570] .
1569
А. Шлихтинг. Новое известие, стр. 61-62.
1570
А. Шлихтинг. Новое известие, стр. 61-62.
Известие Шлихтинга подтверждает данные Штадена о том, что заговор раскрылся во время ливонского похода вследствие доноса Старицкого. Но в его рассказе появляется новый момент. По его утверждению, Федоров и прочие заговорщики находились в тайном сговоре с литовским правительством. О внутренних целях заговора Шлихтинг полностью умалчивает.
Ряд интересных сведений о заговоре Федорова сообщают ливонские, литовские и польские хроники, авторы которых пользовались рассказами русских беглецов и т. д. Названные источники распадаются на источники литовского и ревельского происхождения. Они содержат существенно различные версии событий.
В Литве русские эмигранты усиленно распространяли слухи о пролитовских заговорах в земщине. Правительство относилось к таким слухам вполне благожелательно: в них оно находило оправдание собственных просчетов, следствием которых была посылка в Литву тайных грамот к боярам. Неудивительно, что и в курляндской хронике С. Геннинга [1571] , и в литовской хронике А. Гваньини [1572] и в польской хронике М. Бельского [1573] передана версия о пролитовском заговоре в Москве.
1571
Геннинг рассказывает о заговоре следующее: «В Москве, как говорили (! — Р. С.), несколько вельмож и особенно кровных друзей и родственников великого князя (ниже Геннинг называет имя Старицкого— Р. С.) составили между собою заговор и решили изменить великому князю за его жестокую тиранию и- предаться его королевскому величеству». Чтобы поддержать заговорщиков, король выступил с армией в-Радошковичи. (S. Henning. Chronica, S. 46. Перевод наш. — Р. С.).
1572
См. A. Gwagnini. Sarmatiae Europeae discriptio. Moschoviae discriptio, fol. 28 об — 29. Гваньини повторяет рассказ Шлихтинга почти дословно. (См. Е. Ф. Шмурло. Россия и Италия, т. II, вып. 2, стр. 253—255). Гваньини служил одно время в Витебске на русской границе. Его сочинение было издано впервые в Кракове в 1578 году.
1573
Рассказ Бельского не отличается достоверностью. По его словам, посланный в Россию лазутчик Козлов «подговорил почти всех главнейших бояр в Москве, чтобы они, как только король подойдет с войском, перешли бы на его сторону, а князя Московского, связав, выдали бы..., но когда Московский узнал, Козлов попал на кол». Заговор был приурочен ко времени похода литовской армии из Радошковичей на Москву. (См. М. В i е l s k i е g о. Kronika, стр. 174). Бельский был современником Грозного. Его сочинение, представляющее собой сложную компиляцию, было издано после смерти автора в 1597 г.
Напротив, источники, составленные в шведском Ревеле, не подтверждают литовской версии. Ревельский хронист Рюссов, рассказав о казнях в России, прокомментировал их следующим образом: «Великий князь подозревал своих людей в том, что они хотят предаться королю польскому, но это была неверная клевета» [1574] . В записке «О московских обстоятельствах» неизвестный ревельский автор сообщает о решении московских бояр убить царя и ничего не говорит об их измене в пользу Литвы [1575] .
1574
Сборник- материалов по истории Прибалтийского края, т. III, стр. 186. Ревельский пастор Б. Рюссов пережил двухкратную осаду города русскими в 1570 и 1577 гг. Впервые его «Хроника» была издана в Ростоке в 1578 г. и переиздана в 1584 г.
1575
Автор «Записки» сообщает следующее. Московит находился в походе на самой границе, когда было получено им известие — грамота или запечатанное приказание, что там в Москве бояре согласились убить его. Получив известие о сем, бросил он войско и возвратился в Москву. Ревельская версия была записана через десять лет после разгрома заговора и содержала некоторые недостоверные подробности: заговор был организован будто бы во время Полоцкого похода и в нем участвовало 7600 бояр. (См. Чтения ОИДР, 1898, кн. 4, отд. IV, стр. 18—19).
Без всяких подробностей о заговоре Федорова упоминает австрийский посол Даниил фон Бухау, посетивший Москву в середине 70-х гг. [1576]
Единственным источником русского происхождения, который сообщает о заговоре Федорова, является Пискаревский летописец начала XVII в. [1577] Если Штаден и Шлихтинг черпали свои сведения в опричнине, то московский летописец, по-видимому, передавал традицию, сложившуюся в земщине. Это обстоятельство придает источнику особую ценность.
1576
Фон Бухау сообщает, что царь, открыв «злоумышление», жестоко наказал «не только виновников злодеяния, но даже их служителей». (См. Даниил фон Бухау. Начало и возвышение Московии. — Чтения ОИДР, 1876, кн. 3, отд. IV, стр. 22).
1577
См. выше, стр. 61—64.
В Пискаревском летописце отсутствует версия об измене земских бояр в пользу литовцев, как и в рассказе Штадена. Недовольные опричниной земские дворяне «уклонялись» в сторону Старицкого, но до настоящего заговора дело не дошло: опальные пострадали, главным образом, из-за неосторожных разговоров, «по грехом словесы своими» [1578] .
Существовал ли в действительности заговор или дело ограничилось крамольными беседами, трудно сказать. Из-за отсутствия достоверных данных этот вопрос, возможно, никогда не будет решен окончательно. Ясно лишь, что налицо было весьма опасное настроение, общее негодование против насилий и произвола опричнины, захватившее многих земских бояр и дворян. В случае устранения Грозного и его семьи единственным законным претендентом на царский престол оставался Старицкий, поэтому недовольные, так или иначе, должны были посвятить его в свои планы. Но успех движения в пользу Старицкого в значительной мере зависел от позиции конюшего Федорова. Неизвестно, Согласился ли опальный боярин участвовать в заговоре, но он во всяком случае не стал передавать царю неосторожные речи других бояр [1579] .
1578
«И присташа ту лихия люди ненавистники добру: сташа вадити великому князю на всех людей, а иные, по грехом словесы своими, погибоша, стали уклонятися князю Володимеру Андреевичу; и потом большая беда зачалася». (Пискаревский летописец, стр. 76).
1579
Напомним, что во время династического кризиса 1553 г. именно Федоров выдал царю планы боярского заговора в пользу Старицкого.
Роль доносчика взял на себя недалекий князь В. А. Старицкий, пожелавший выгородить себя в глазах брата. В дни ливонского похода он передал царю разговоры, которые вели в его присутствии недовольные земские дворяне, ободренные слухами о возможном пострижении царя или отъезде его за границу [1580] . В рассказах Старицкого царь увидел непосредственную для себя опасность, начало боярской крамолы, которой он боялся и давно ожидал [1581] . По возвращении в Москву он распорядился начать дознание об измене конюшего Федорова [1582] . Сведения, переданные царю Старицким, по-видимому, не отличались определенностью и сами по себе не могли служить основанием для обвинения опального конюшего. Поэтому в качестве улики опричное правительство решило использовать перехваченные ранее тайные грамоты польского короля, в результате чего и возникла версия о тайном сговоре Федорова с литовским правительством.
1580
Старицкий сопровождал царя в походе, а затем выехал вместе с ним в Москву. (См. Разряды, л. 340 об; Сб. РИО, т. 71, стр. 561).
1581
Старицкий «понимал, что над его головой собирается гроза и, чтобы отвести от себя подозрения, стал выдавать царю людей, которые заговаривали с ним о его кандидатуре на престол». (См. С. Б. Веселовский. Духовное завещание Грозного, стр. 510).
1582
По рассказу Штадена, царь приказал переписать всех земских бояр, которые «совещались, чтобы избрать великим князем князя Володимера Андреевича». (Г. Штаден. Записки, стр. 87, 89). Более детальные сведения о том, как опричникам удалось заполучить списки заговорщиков, сообщает Шлихтинг. Во время похода царя в Ливонию князья Старицкий, Бельский и Мстиславский запросили у конюшего список заговорщиков под тем предлогом, что имелись еще другие, которые хотят записаться. Затем они переслали список в царский лагерь и предупредили Грозного, чтобы он как можно скорее возвращался в Москву. (А. Шлихтинг. Новое известие, стр. 62). Трудно определить, насколько достоверен рассказ Шлихтинга в целом. Некоторые его моменты не согласуются с известными фактами. Так, Старицкий и Мстиславский никак не могли отправить гонца из Москвы в царский лагерь, так как сами они находились при особе царя на ливонской границе. Следовательно, они могли посетить Федорова лишь после возвращения из похода в Москву. Если так, то, очевидно, Старицкий, подавший донос в походе, действовал затем с ведома или по распоряжению царя. Его демарш носил, по-видимому, провокационный характер. Он по-дружески попросил конюшего записать имена лиц, на поддержку которых он может рассчитывать. Многие земские дворяне стремились заручиться расположением Старицкого, в котором видели возможного преемника Грозного на царском престоле.