Национальность – одессит
Шрифт:
Я вешаю пальто на один из шести деревянных колышков вешалки, прибитой к стене, и на полку над ними кладу шапку. Едва сажусь за четырехместный столик, как возле него бесшумно материализуется старшая дочь Агафья, девка на выданье, которая с первого моего визита строит глазки, а я, тупой, не замечаю.
— Как обычно? — спрашивает она.
Я киваю молча. Если заговорю, обязательно ляпну какой-нибудь комплимент, который при непритязательной внешности девицы, низкой самооценке и полном отсутствии чувства юмора будет принят за издёвку, как уже случились в один из моих первых визитов.
Подают здесь китайский зеленый плиточный чай, но могут заварить и байховый или черный, который называют, как и китайцы, красным. Белого или желтого нет, а после того, как я спросил о них, утвердились в мысли, что я приехал сюда из их краев, а когда узнали, что из Порт-Артура, сочли
Я неторопливо съедаю расстегай и пирожки, запивая крепким ароматным чаем. Когда проведешь ночь с красивой женщиной, всё кажется вкусным. Позавтракав, оставляю на столике серебряный полтинник, почти треть из которого — чаевые. Пальто не застегиваю, потому что идти метров пятьдесят до «Мужской парикмахер А. Покровский».
Это было помещение шириной метра три и длиной около пяти, пропахшее табачным дымом и одеколоном, в котором у входа стояли три старых кресла и журнальный столик с несколькими газетами, а дальше три приделанных к полу, вертящихся кресла, каждое перед отдельным большим овальным зеркалом в резной раме и столиком, на котором располагались ручные машинки для стрижки волос, ножницы, опасные бритвы, салфетки, стаканчики для пены, кисти для бритья, флакончики с одеколонами… К столешнице спереди прибит одним концом кожаный ремень для правки бритвы. В противоположной от входа стене находилась дверь в следующую комнату. Мастеров было двое, а клиентов всего один, поэтому шестнадцатилетний подмастерье Станислав Цихоцкий, перебравшийся из Польши в Одессу вместе с родителями года три назад, сидел во втором вертящемся кресле, читал газету. Увидев меня, сразу отложил ее на полку и заулыбался.
В Москве я купил первую попавшуюся безопасную английскую бритву «Жилет» с помазком, стаканчиком для пены и дюжиной лезвий, уложенных в деревянную коробку, обтянутую черной кожей и с позолоченной застежкой, за десять рублей и еще дюжину запасных за два пятьдесят. В Одессе увидел германские бритвы и лезвия в два раза дешевле. И те, и другие, пока не такие безопасные, как в будущем, постоянно режусь, да и выбривает опасная лучше, поэтому иногда хожу в парикмахерскую. Сперва брился у маэстро Августа Покровского, тоже поляка, но обратил внимание, что подмастерье орудует бритвой четче, попробовал у него — и стал постоянным клиентом.
— Побреемся и подстрижемся покороче? — завязывая на мне белоснежную салфетку, спрашивает Станислав, светло-русый, с тонкими усиками под носом, одетый в чистую, наглаженную, бледно-голубую рубашку, поверх которой черный фартук, и темно-серые брюки и обутый в черные туфли, похожие на балетки.
— Да, — отвечаю я.
Подмастерье берет одну из трех ручных машинок и ножницы, начинает быстро и четко укорачивать волосы на моей голове. Мне нравится смотреть в зеркало, как элегантно он работает. Движения точные, уверенные. В детстве меня стригли такими же машинками, пока не появились электрические, так что было, с кем сравнивать. В то время большинство парикмахеров, даже в мужских залах, были женщины, потому что зарплаты маленькие и никаких чаевых. Сейчас, даже в женских, работают мужчины.
Я замечаю свежую ссадину у молодого поляка на костяшке среднего пальце, спрашиваю:
— Подрался с кем-то?
— Нет, что вы, я не драчливый, стараюсь ладить со всеми! — весело произносит он. — Меня вчера наняли открыть несгораемый металлический шкаф в «Торговом доме Левитаса». Замок сломался от старости и заклинил. Два часа провозился с ним, но справился!
— И где ты научился этому? — интересуюсь я.
— У меня ойчец был слесарь-инструментальщик, часто подрабатывал на дому, выполнял самые разные заказы, а я помогал ему, — ответил Станислав.
— С таким талантом — и в парикмахерах?! — удивился я.
— Здесь я даже подмастерьем получаю больше, чем ему платили на заводе, — не совсем точно поняв меня, сказал он.
Некоторые люди умудряются растолкать журавлей на земле, чтобы поймать синицу в небе.
41
После обеда я поехал по объявлению, напечатанному в газете «Одесские новости». Специалист из Кореи по имени Юна Минхо приглашал всех желающих, в первую очередь полицейских, жандармов и офицеров, на занятия по джиу-джитсу три раза в неделю днем
Вход, над которым вывеска «Гимнастический зал», был со стороны пустыря, где тусовалась стая бродячих собак, облаявших нас. Это большое прямоугольное помещение с тремя стеклянными окнами в стене слева и деревянным темно-красным полом. На специальных полках между окнами стояли две керосиновые лампы и на левой стене еще две, которые сейчас не горели. В левом дальнем углу располагалась каменная грубка, рядом с которой поленница дров. Тепла давала мало. По крайней мере, у входа было прохладно. Дальше были две двери, наверное, в помещения тренера и/или кладовые. К левой стене переместили за ненадобностью гимнастические брусья и двое козлов, положив одни на другие, чтобы занимали меньше места. Под брусьями лежал сложенный шлагами толстый канат, а на тонких, которые раньше служили для гимнастических колец, висело по кожаному мешку типа боксерских груш. Видимо, раньше здесь занимались легкой атлетикой, но бизнес не пошел, поэтому сдали помещение в аренду модному виду спорта. У простенков между окнами были прикреплены к полу по две простенькие макивары — сужающиеся кверху, упругие доски высотой метра полтора, разделенные красными линиями на пять равных частей, верхняя из которых обмотана веревкой из соломы — и две посложнее, вертящиеся с закрепленными горизонтально на разных уровнях и в разных секторах, круглыми палками для отработки блоков. Из мебели была только длинная низкая скамья справа от входа под почти такой же длинной, приколоченной к стене, деревянной вешалкой, на которой висела верхняя одежда учеников, включая несколько армейских и полицейских шинелей, и котомки, а неподалеку от поленницы стоял деревянный стул, на котором висела и лежала одежда тренера. В центре зала прямоугольник из соломенных циновок. В общем, дешево и сердито, чисто для неприхотливых, брутальных мужчин.
Я припозднился, занятие уже началось. Вел его мужчина азиатской внешности в возрасте года двадцать четыре, среднего роста, сухощавый, гибкий, одетый в желтовато-белое хлопковое кейкоги, босой. На голове традиционная корейская сангту — макушка выбрита и волосы зачесаны наверх и завязаны узлом. Для остальных учеников Юна Минхо, наверное, был корейцем, но я сразу понял, что это японец. Не синоби, заметна военная выправка, что противоречит основному принципу этой профессии — быть безликим, неопасным на вид. Наверное, военный-разведчик. Потенциальных учеников было четырнадцать — на одного больше, чем надо по законам жанра — в возрасте от пятнадцати до тридцати пяти лет. Одеты кто во что горазд от борцовского трико до обычных штанов с подтяжками и рубашки с закатанными рукавами. Несколько человек были в носках, остальные в разной легкой обуви.
Заметив меня, Юна Минхо закончил разминку на месте и отправил учеников бегом по кругу, а сам подошел к входу.
— Хотите заниматься? — спросил он с сильным «гавкающим» японским акцентом, не совсем правильно ставя ударения, немного коверкая слова, но понять можно было.
— Еще не решил, — честно ответил я.
— Сейчас бесплатно. Если нравится, платите месяц, — сказал он. — Пальто снять, разуться.
— У меня есть ифу, — сообщил я.
С китайского ифу переводится, как одежда, любая, но обычно имеют в виду костюм для занятий спортом или для медитации. Это рубашка навыпуск с низким воротником-стойкой, застегиваемая с помощью шнуров, которые завязывают так, что образуют подобие пуговиц, и штаны типа шаровар с завязками на поясе и в нижней части голени. Мои ифу, купленные в Чифу, были из плотной льняной ткани темно-синего цвета.