Национальность – одессит
Шрифт:
В понедельник я приехал в университет на лекции, уверенный, что их не будет. Ошибся. Все преподаватели прибыли на свои рабочие места, но студентов было мало, и ни одного ашкенази. Щенячий восторг, охвативший всех после выхода императорского манифеста, сменился испугом, растерянностью. До многих дошло, что революция — это в первую очередь смерть, и не им решать, кого она выберет.
После первой лекции я отправился на практическое занятие в Геологическом кабинете, который располагался в соседнем корпусе. Во дворе увидел Игната Картузова, курившего в компании двух четверокурсников. Я тормознулся, поздоровался с ними.
— Обсуждаем, кто и как обчистил Бессарабско-Таврический банк, — сказал Игнат.
— А его ограбили?! Надо же! — изобразил я искреннее удивление. —
— Говорят, что только наличными миллион двести тыщ и ценных бумаг еще на три миллиона, — ответил сухощавый малый в старой студенческой форме.
— Кто-то из служащих банка дал им ключ от двери черного хода, а дворник провел к ней. За это ему, простофиле, заплатили именными облигациями на сто тысяч! — весело улыбаясь, добавил второй, полноватый и одетый в темно-коричневый костюм-тройку из не самой лучшей ткани.
— Не было там миллиона наличными. Банк никогда столько не хранил, боялись ограблений, — возразил Картузов.
— Если все было застраховано, значит, украли именно столько, как говорил нам профессор Палаузов! — шутливо произнес сухощавый.
— Я тоже подумал, что это инсценировка, чтоб страховку получить, и полиции это сказал, — поддержал его Игнат.
— Охранять в банк в тот день должен был ты, — напомнил я.
— Ночью ограбили, — поправил он и добавил: — Теперь понятно, почему мне предлагали по десять рублей за каждые сутки.
— Целую десятку?! И ты отказался умереть за такие деньги?! — подначил полноватый.
— И попытались повесить на меня это дело. Вчера утром полиция вломилась в комнату, разбудила. Я отсыпался после четырех суток дежурства. Теперь хозяйка комнаты смотрит на меня, как на преступника. Хорошо, что было алиби — не подкопаешься: всю ту ночь провел в магазине, есть свидетели — охранники из соседних; мы выходили в общий двор покурить, поболтать. Фараоны, когда услышали это и узнали, что я на юридическом учусь, сразу отвалили, — рассказал Игнат Картузов.
— У подозреваемого было железное алиби: во время вменяемого ему преступления он грабил банк в другом городе, что подтвердили свидетели, — пошутил сухощавый.
Геологию преподавал магистр, исправляющий должность экстраординарного профессора Ласкарев Владимир Дмитриевич, тридцатисемилетний худощавый высоколобый мужчина, лохматые усы которого были длиннее бородки клинышком. Одевался в темные костюмы-тройки, застегивая пиджак только на верхнюю пуговицу, и белые рубашки со стоячим воротником и черным галстуком-бабочкой. Лекции читал с некоторой заунывностью, отчего клонило в сон не только меня. Оживлялся, когда брал в руки какой-нибудь минерал, словно подзаряжался от него. Заметно было, что работа в поле ему интереснее, чем преподавание.
Во время первого занятия в кабинете я остановился перед шкафами со стеклянными дверцами, в которых на наклонных полках были разложены по ячейкам минералы. Узнал те, из которых когда-то добывали медь. Открыв дверцу, взял зеленый кусочек малахита, сросшегося с медной лазурью.
— Знаете, что это такое? — послышался за моей спиной голос профессора Ласкарева.
Я ответил и добавил:
— Из обоих добывают медь.
— Правильно, только лазурь имеет научное название азурит, — произнес он. — А что скажите об образцах, которые лежат рядом с ними?
— Они все содержат медь, но знаю только ненаучные названия двух — медного колчедана и медного блеска, — показав на эти два минерала, ответил я.
— Халькопирит и халькозин, — подсказал он. — Бывали на медных рудниках?
— Только, как любопытный турист, — соврал я.
— Это лучше, чем ничего! — шутливо похвалил преподаватель.
Он начал выделять меня из студентов первого курса, а после того, как подарил профессору два сравнительно свежих номера журнала «Бюллетень Французского геологического общества», и вовсе назначил в фавориты, то есть я обязан был первым отвечать на его вопросы. Это было не трудно, потому что тему следующей лекции он сообщал в конце предыдущей, и я читал ее в учебниках. Плюс знания из будущего и прошлого. Все-таки я много чего насмотрелся и чему научился, скитаясь по эпохам и континентам.
78
У
Те, кто оказался в Западной Европе, где обитали рациональные этносы, заточенные на власть и материальные ценности, вступили в разной степени полезное для обеих сторон сожительство, признавая верховенство аборигенов, но конкурируя за жизненные блага и не сливаясь. Как покажет популяционная генетика в двадцать первом веке, тридцать-сорок процентов (показатель явного доминирования) сефардов, как их назовут, будут относиться в гаплогруппам J, то есть останутся прямыми наследниками иудеев. Они будут чисто по-женски, бережно относиться к странам, которые их приютили, соблюдать законы, когда слишком опасно поступать иначе, богатею немного быстрее, чем аборигены. Время от времени будут наглеть, покушаясь на власть или действую слишком уж беспринципно, за что будут биты, но по большому счету сосуществование будет взаимовыгодным. Даже Гитлер не будет убивать их: богатым разрешит выкупиться и уехать, а бедных закроет в трудовых лагерях, где, работая на благо рейха, дотянут до конца войны. Уничтожать будут тех, кто живет в Восточной Европе, причем руками аборигенов. Немцы в расстрелах участия не принимали, но и не запрещали делать это своим холуям.
Та ветвь, которая окажется в Восточной Европе и Азии, где преобладают иррациональные этносы, получат название ашкенази. Во время скитаний они будут сильно метисироваться, добравшись до двадцать первого века только с тремя процентами представителей гаплогруппы J, из-за чего сефарды не будут пускать их в свои синагоги, даже в те времена, когда еще не было популяционной генетики, видимо, почуяв инстинктивно, что это чужие, несмотря на общую религию и систему воспитания. За время скитаний ашкенази позаимствуют у соседей чисто мужской недостаток — стремление к доминированию, экстравертность, но без противовеса в виде ответственности за того, кого подчинил. Получилась активная лесбиянка, заточенная на завладение материальными ценностями. Там, где ей удавалось, не обязательно напрямую, прорваться к власти, навязать свои ценности (Хазария, Польша), образовывалась этническая химера: оба этноса, подхватив от напарника вирус, от которого не имели иммунитета, начинали производить манкуртов с качествами обоих, не обязательно, но чаще действовавших во вред себе и другим. Будущие обитатели кибуц тоже выродки, но взявшие только «положительные» противовесы и потому не такие опасные для окружающих. Хотя, кто знает?! Может, со временем они помогут уничтожить сразу всех. Страна заливалась кровью, самоуничтожалась, разваливалась, становясь легкой добычей соседей, а ашкенази, пользуясь пожаром, грабили ее, после чего, если успевали, оставляли там потомство, свое и чужое, на самоуничтожение и перебирались с добычей в другую, чтобы при первой возможности повторить успех.