Национальность – одессит
Шрифт:
— Надолго хотите у нас остановиться? — сразу спросил он.
— На одну ночь. Утром уедем в Анси, — ответил я.
Поезд на Женеву отправлялся на двадцать минут позже.
— Могу предложить номер люкс… — затараторил портье.
— Номера отапливаются? — перебил я, зная, что у скупых французов сложные отношения с холодом в домах.
— Жаровня за дополнительную плату, один франк, — сообщил он.
— Тогда номер с одной спальней. Его легче обогреть, — решил я.
— Три с половиной франка, — назвал цену портье.
— И жаровню, — добавил я.
— Всего четыре с половиной, — подсчитал он и уставился на меня.
Не сразу дошло, что ждет оплату вперед. Видимо, утром вместо этого бьют морду. Я положил десять франков, получил сдачу.
— Симон, проводи гостей, — распорядился портье.
Гостиница была из четырех корпусов, ограждавших небольшой прямоугольный
Открывая дверь большим ключом, к которому и брелок не нужен, незаметно не унесешь, юноша показал в дальний конец галереи и проинформировал:
— Туалет и умывальник там, но я принесу и ночную посудину. Если вдруг заблудитесь, покричите, я приду.
Совет показался мне смешным.
Юноша зашел первым, зажег спичку, открыл боковую дверцу стеклянного газового фонаря, прикрепленный к стене на высоте метра полтора и «сделал» свет. Судя по запаху, газ получали при конверсии каменного угля. Симон положил коробок со спичками на деревянную полочку под лампой. Напротив входа у дальней стены во всю ширину прямоугольного помещения стояла двуспальная кровать, застеленная двумя темными одеялами без пододеяльников, а сверху две подушки в желтых наволочках. Над кроватью на стене икона с девой Марией. Ближе к двери стоял деревянный комод с ровной крышкой, на который Симон переставил с каменного пола мой чемодан. Рядом в углу — табуретка с круглой дырой в сиденье, под которой пока нет ночной посудины. В номере, как я и подозревал, было так же холодно, как и на галерее.
Словно угадав мои мысли, юноша сказал:
— Сейчас сделаю жаровню и принесу.
— Две жаровни. Я доплачу. А мы пока сходим поужинаем, — решил я, отдав ему еще один франк. — Где здесь поблизости хороший ресторан?
— Вон там, — показал он на противоположный корпус, — через двор на первом этаже.
— Такой же хороший, как этот номер? — пошутил я.
Юноша улыбнулся и весело произнес:
— Нет, лучше!
Ресторан, несмотря на то, что находился на уровни земли и освещался четырьмя газовыми фонарями, казался подземным. Может быть, из-за арочного свода, сложенного из больших блоков ракушечника. Восемь столов, причем половина шестиместные, и стулья были дубовые, основательные, такими не подерешься. Пять были заняты, причем явно не приезжими, что меня порадовало. В отстойное место аборигены ходить не будут.
Официант с грубым, рубленым лицом, больше похожий на одесского биндюжника и одетый в белый фартук, как ходят в России половые в трактирах, принес меню в картонном переплете и предупредил:
— Если хотите со скатертью, то еще один франк.
В этом франке вся культура Франции.
— Хочу, — ответил я.
Лилиан предложила мне сделать выбор. Я остановился на закуске под названием клакрет или «Мозги ткача» (заодно узнаю, чего и сколько в черепе у представителей этой профессии), жареном каплуне, коровьем сыре сен-марселен, каннеле (местный вариант ром-бабы) и кофе для дамы. Вино заказал местное красное божоле-ново урожая прошедшего лета, продажа которого по закону Франции разрешена с третьего четверга ноября.
Официант постелил скатерть, расставил приборы и минут через десять подал вино и закуску. У ткачей вместо мозгов творог, смешанный с белым вином, оливковым маслом, луком-шалотом, чесноком и, скорее всего, еще чем-то, что я не смог вычленить. Как ни странно, это блюдо хорошо шло под молодое вино, абсолютно не терпкое, с насыщенным малиновым вкусом. Каплун — он и в Лионе каплун. Сыр подали в специальных глиняных темно-коричневых сырных тарелках диаметром с блюдце и ровными бортика высотой сантиметров пять. По структуре похож на густой крем и такой же нежный. Каннеле с хрустящей корочкой и пористой, карамельной серединой мне тоже понравились. Все эти удовольствия обошлись нам всего в шесть с половиной франков, плюс за скатерть и полфранка на чай, чему официант, не избалованный, видимо, аборигенами, очень обрадовался.
На обратном пути немного поплутали, потому что я повернул налево, а не направо, и направились к двери в другой корпус, похожей на нужную мне, но быстро понял ошибку, вернулся к входу в ресторан и оттуда проложил правильный курс. В номере было тепло и пованивало гарью, благодаря двум жаровням — прямоугольным железным
У француженок четкое отношение к своему телу и деньгам: ничего не дается даром, так что, если разрешила, чтобы на тебя потратились, надо отработать, иначе больше ничего не получишь. Лилиан легла со мной в постель как-то буднично, без стеснения, как делает жена после нескольких лет совместной жизни. Я был уверен, что она давно уже, как говорят французы, закинула чепчик за мельницу, поэтому, когда решил завести ее по-быстрому двумя пальцами, отстреляться и заснуть, был удивлен, наткнувшись во влагалище на податливое препятствие. Или французская провинция все еще не сдается, считая девственность частью приданого, или девушке просто не повезло встретить напористого парня. Пришлось перестраивать свои планы, действовать медленно и нежно. Меня ведь запомнят на всю жизнь в отличие от многих следующих. Когда делал очень приятно, Лилиан, не сдерживаясь, радостно стонала, а кончая, выгибалась всем телом, прилипая к моему, и часто и нежно колотила меня теплой ладошкой по спине, как кролик лапкой.
— О-о-о! — протяжно и счастливо выдала теперь уже женщина, когда я, уставший и удовлетворенный, перевалился с нее, после чего полезла целоваться, обслюнявив мне все лицо.
Проснулся я до звонка будильника. Сказывался сдвиг на два часовых пояса. В номере было темно и холодно. Утренний столбняк рвался в бой, мочевой пузырь требовал немедленно отправиться в туалет, а другие органы советовали не высовывать даже нос из-под одеяла. Лилиан тоже не спала и, как догадываюсь, решала подобные проблемы, кроме первой. Я обнял ее, теплую и податливую, поцеловал в губы, приласкал торопливо и вошел в миссионерской позе, чтобы член загибался и надавливал на клитор, обхватил женщину в районе талии, взявшись левой рукой за запястье правой, ладонью которой, нажимал на теплую попку, подсказывая, что делать, и задавая темп. Послушная ученица быстро поняла, что от нее требуется, подмахивала с энтузиазмом неофита. Улетела немного раньше меня, поколотив лапкой. Потом хотела приласкаться, но мой мочевой пузырь дал понять, что он за себя и меня не отвечает, а разгоряченное тело уже не боялось никакого холода, поэтому, чмокнув Лилиан в щеку, я на ощупь добрался до ночной посудины — высокому и широкогорлому глиняному кувшину под табуреткой, наполненному водой, судя по звукам, наполовину. Отливал сидя, чтобы не забрызгать весь номер. После чего опять-таки на ощупь нашел спички и зажег газовую лампу. Ее свет выпнул из номера романтику.
Я собрался было вернуться в теплую постель к теплой женщине, но тут затрезвонил будильник. Лилиан сразу встала, начала натягивать узкое платье, напоминая извивающуюся змею. Воспользоваться при мне ночной посудиной постеснялась, пошла, накинув пальто на плечи, в туалет — три кабинки с дверьми, закрывавшимися на крючок, и дырками в полу. Всего два года моей жизни назад, до перемещения, такой вариант казался мне верхом прогресса, да и при советской власти шел на «ура», а сейчас нос ворочу.
На вокзал нас привезла карета за полчаса до отправления поезда на Анси. Я купил в кассе первого класса два билета: для Лилиан в одну сторону, для себя в другую, после чего пошли в кафе, расположенное в здании вокзала, который называется Перраш. Зал был небольшой, уютный и обогреваемый камином, в котором потрескивали дубовые дрова. Рядом с ним был двухместный столик без скатерти, за которым мы и позавтракали по-быстрому, выпив чай с круассанами.
Прощаясь с Лилиан у ее вагона, сказал ей:
— Жди телеграмму.
Мы договорились, что, как только закончу дела в Женеве, приеду в ее город, покатаюсь там на лыжах. Все равно горнолыжных курортов пока нет, даже название Куршавель никому ничего не говорило, да и как лыжник я не ахти, так что покатаюсь в Анси в компании Лилиан, а потом отвезу ее в Париж, помогу устроиться на работу. Мы в ответе за тех, кому сломали.
84
Швейцария во все времена отличалась тем, что свято чтила традиции, но при этом быстро внедряла в жизнь все новшества. Не знаю, как на окраинах, а в центре города улицы были вымощены брусчаткой, фонари электрические. В четырехэтажной плюс мансарда «есенинской» гостинице «Англетер (с фр. Англия)» в двухкомнатном — спальня и гостиная — номере был телефон, ванная с горячей водой и унитаз. Стоил он семь с половиной франков в сутки. Поскольку швейцарский франк сейчас равен французскому, меня предупредили, что везде можно расплачиваться валютой любой из этих стран. Гостиница расположена на набережной, из окон номера видно Женевское озеро.