Национальность – одессит
Шрифт:
Стефани приехала в воскресенье утром, на следующий день после отправки мной телеграммы. Сообщила ответной, что купила билеты на ночной поезд в первый класс, в Одессе будут в девять сорок пять утра. Я пообещал, что встречу их. Подозреваю, что решила так потратиться из ревности. Когда я провожал сестер в Кишинев, она догадалась, что у нас с Вероник есть какой-то секрет. Видимо, младшая сестра раскололась, поэтому приедут утром, чтобы не оставаться на ночь у меня. Обе были в новых фиолетовых платьях и черных пальто с рыжим лисьим воротником. Это, наверное, чтобы я сразу увидел, что данные мной деньги на обновки для обеих потрачены по назначению. Стефана ни на миг не
Вечером мы пошли в Русский театр на пьесу Бернарда Шоу «Человек и сверхчеловек». Раньше не видел, поэтому согласился составить компанию. Пьеса сейчас в моде у интеллигенции, которая пытается свалить собственную импотенцию на царя, потому что главный герой анархист, а как по мне, такая же пародия на революционера, как Рахметов из вымученного опуса «Что делать». Видимо, поэтому цензура и пропустила пьесу.
Обе мои дамы были в новых платьях: Стефани в серебристом, Вероник в бирюзовом. Обе пользовались вниманием сильного пола. Обе прямо-таки таяли под заряженными мужскими взглядами. А я делал вид, что обе порядком надоели мне, чтобы позлить и жертв, и охотников, которые не догадывались, что играют противоположные роли.
Пьеса — английская пародия на роман Тургенева «Отцы и дети» — показалась мне так себе. Может, потому, что режиссер тужился сделать из нее легкую комедию, но юмор — дело очень серьезное. Уж у Бернарда Шоу точно. Да и игра актеров была не ахти. Главный герой казался слишком уж сумасшедшим, то есть революционным, а главную героиню играла молодая красивая актриса, на чем ее таланты и заканчивались. Вместо того, чтобы тонко сыграть пассивную одноногую росянку, выложила саму себя — активную двуногую хищницу. К тому же, пьеса понравилась всем дамам, не только моим, что было окончательным приговором.
Потом мы отправились в ресторан «Татарский», который находился в здании гостиницы «Большая Московская», построенной года полтора назад на Дерибасовской напротив Городского сада. Дамы поехали на пролетке, а я прогулялся пешком. В ресторане перед Рождеством появился новый шеф, татарин по национальности, и заведение стало модным. В Одессе легко стать, но тяжело остаться.
Большую часть меню составляли обычные блюда русской и европейской кухонь, но был несколько татарских, точнее, кочевнических, которые я ел еще до появления этого племени. Наковырял из меню несколько таких блюд: тутырму (колбаса из конской печени с рисом), шурпу из баранины, манты, кыстыбый (обжаренные лепешки с пшенной кашей) и к ним итальянское белое пино-гриджо, а на десерт к чаю яблочную пастилу и уруму (хворост) с медом.
— Мне тутырму подать холодной под рюмку водки, а дамам — горячей, — объяснил я официанту.
Когда он принес водку и колбасу, сообщил, улыбаясь:
— Шеф спросил, не татарин ли вы?
— Поскреби русского — найдешь татарина, — процитировал я савойского графа Жозефа
Стефани, видимо, жестко проинструктировала младшую сестру, потому что та почти не говорила со мной, только короткие ответы. Зато с сестрой с восторгом обсудила пьесу. Послушав их, понял, чего надо избегать в статье для газеты «Одесские новости». Когда закончили трапезу, Вероник сразу заторопилась в меблированные комнаты, и Стефани пошла со мной, чтобы проводить ее до пролетки. Мне даже пришлось предупредить официанта, что мы не удираем по-английски.
Вернувшись за столик, моя содержанка спросила:
— Тебе что, пьеса совсем не понравилась?
— Несколько шуток были превосходны, — коротко ответил я.
— А исполнительница главной роли?! Разве не красавица?! — удивилась она.
— Не мой типаж, крикливо-броская, — объяснил я.
— Не понимаю я вас, мужчин. На вашем месте я бы все отдала, что завоевать ее, — заверила она.
Самые щедрые — те, у кого ничего нет.
— И зачем?! — в свою очередь удивился я. — Чтобы убедиться, что у нее тоже вдоль, а не поперек?!
Стефани поняла не сразу, а потом, сдержав смех, выдала комплимент:
— Ты пошляк! — и на всякий случай подсластила: — Но остроумный.
Приехав ко мне домой, она отправилась принимать ванну, а я — в кабинет, где, пока не ушли мысли, отстукал с массой ошибок (все равно откорректируют и перепечатают) свои впечатления о пьесе и ее театральном воплощении, закончив выводом, что Бернарду Шоу незачем было тягаться с Зигмундом Фрейдом, потому что тот тянет от себя.
89
Занятия в университете начались в понедельник шестнадцатого января. После третьей лекции я зашел в кассу, чтобы оплатить второе полугодие. Там было пусто. Начиная со второго семестра учебы в университете, студенты не спешат расставаться с деньгами. Кроме восьми обязательных, я оплатил те же, что и в прошлом полугодии, а из «химических» только за агрономическую, хотя до поступления посещал лекции весеннего полугодия. Преподававший ее, заслуженный профессор Петр Григорьевич Меликов не проявил инициативу, а я не стал навязываться.
Закрывая мне осенний семестр, он удивился, увидев, что дополнительно изучаю необязательные «агрономические» предметы:
— Собираетесь посвятить себя сельскому хозяйству?
— Пока нет, но кто знает, как жизнь повернется?! — ответил я, помнивший, какую важную роль играло сельское хозяйство в предыдущие тысячелетия. — Лишних знаний не бывает, их может только не хватать.
— Как я с вами согласен! — воскликнул он. — Я вот тоже собирался посвятить свою жизнь чистой химии, кислотам, но, благодаря тому, что изучал еще и агрономию, получил сравнительно быстро место экстраординарного профессора из-за внезапной смерти предшественника. Других кандидатов под рукой не было, а я числился на кафедре приват-доцентом.
После того, как казначей подсчитал общую сумму, оказавшуюся намного меньше, чем за осеннее полугодие, я спросил:
— Картузов, студент с юридического, заплатил уже?
— Нет-с! Они всегда платят с задержкой! — язвительно ответил он.
— Оплачивает восемь обязательных предметов? — продолжил я проявлять любопытство.
— Куда ему больше?! — усмехнулся казначей.
— Посчитайте, сколько он должен за лекции и сдачу экзаменов, и приплюсуйте, — попросил я.
— Как прикажете-с, — согласился он. — И не говорить, от кого?