Надежда мертва
Шрифт:
Родерик подошел к Борису. Здание шипело, падая вниз, окна натягивались и лопались, обломки ломались и крошился кирпич. На улице поднималось настоящее облако пыли и дыма. Охотники стояли на безопасном расстоянии, ожидая, когда развеется облако пыли и они нападут на ведьм, которые вылезут из под обломков. Это будет финальная битва. Последний штрих на картине смерти ковенов Тарнема.
— Он справится? — знаками спросил Родерик Бориса, указывая на Игрина.
— Думаю он на пределе. Толку с него не будет, может хоть "крики" сможет активировать вовремя. Если не упадет в обморок.
Охотники улыбнулись. Для них охота давно стала привычным делом. Преимущественно женщины, красивые, стройные, неземные. Умоляющие пощадить их, спасти, защитить. Такие прекрасные, манящие, сулящие неземные удовольствия. И быстро меняющиеся
Дым еще не развеялся, когда они услышали, как зашелестели обломки и ведьмы стали выбираться из-под завала, подобно змеям, вылезающим из своих мерзких маленьких нор. Охотники встретились взглядами и коротко кивнули друг другу. В этот момент они мысленно попрощались с братьями, и каждый стал равен другому. Больше не было охотников, что тренировались всю жизни и Игрина, который получил одобрение несколько дней назад. Они превратились в единый порыв, единую мысль. Их задачей было истребить ведьм. И сейчас необходимо было приступить к делу. Каждый из них покрепче ухватился за древко верного топора, аккуратно ввернул в уши затычки и ступил на обломки дома Эшлендов.
Три фигуры, затянутые в плотные черные одежды скользнули из непроглядного тумана на обломки некогда самого высокого здания Тарнема. Первыми их увидела молодая ведьма, которой повезло вскарабкаться по стене дома. Она быстро смекнула, что происходит и, используя слова силы, смогла взобраться по отвесной стене на крышу, а там найти достаточно крепкий флюгер, чтобы удержаться во время падения. Несколько сестер последовали ее примеру и сейчас стояли рядом, отряхиваясь и улыбаясь. Они считали, что опасность миновала. Поэтому, когда увидели фигуры охотников, девушки сделали то, что сделал бы любой зверь, увидя хищника, который пришел его уничтожить. Ведьмы выпустили змей и закричали, оцепенев. В их крике не было ярости и ненависти, зато было довольно страха и страдания. Девушки знали — блеск топоров, что неслись в их сторону — будет последним, что они увидят.
Ни одна не подняла руки, не попыталась дать бой охотникам. Головы отлетели в стороны, шлепаясь на землю, туда где расстилался Игнем Санктум. Змеи зашипели, пожираемые священным туманом, не оставляющим шанса на спасение. Охотники рассредоточились. Они скользили по обломкам поместья, находя вылезающих ведьм и точными движениями обезглавливая их. Ведьмы только-только вылезали из-под обломков. Они благодарили своих богов за то, что смогли спастись и даже не думали о том, что спасение будет таким мимолетным. Сначала они видели луну, выглядывающую сквозь сизый дым обломков, и эта луна была прекрасна. Ведьмы улыбались ей и их глаза светились радостью. А в следующее мгновение они замечали темные фигуры, в руках которых блестела сталь топоров. Лица змеязыких окрашивала гримаса отвращения и страха. Многие закрывали глаза, а кто-то пытался послать последнее проклятие, перед тем, как распрощаться с жизнью навсегда.
В этот вечер ковены Эшленд и Фривуд перестали существовать. Почти. Игрин чувствовал, как руки перестают слушаться. Как сильно ему хочется опустить топор и перестать рубить шеи девушкам, что вылезали на лунный свет, продираясь сквозь завал огромного особняка. Но он знал — нельзя останавливаться. Внутри него горела та самая ненависть, которой славились охотники. Убивая каждую из этих ведьм, он представлял, что убивает ту, что отняла у него жену и дочку. Такая обычная история, такая банальная. Они жили в маленькой деревне, в Западных землях. Еще до Войны. Был кузнецом, единственным в округе. Потому, когда пришла Война, его забрали. Заставили идти воевать с врагом, которого он не знал и которого не мог ненавидеть. Он клялся, что вернется, жена уверяла, что будет ждать. И она не обманула. Дождалась своего мужа. И он не нарушил слово — вернулся с войны, без наград и почестей, зато живой. Вот только жена не верила, что он выживет. Но слишком сильно любила его.
Потому она отдала их единственного ребенка в обмен на силу змеязычницы. Стала ведьмой, чтобы помочь мужу, каждый вечер она пела песни и проводила обряды, умоляя змеиных богов защитить мужа и вернуть его домой. Он и вернулся. А когда пришел в деревню, то увидел, что все его друзья и соседи мертвы. Жена убила их и использовала кровь и кости для своих ритуалов. Где была дочь она не знала. Жива ли, мертва — женщина не могла ответить. Игрин помнил тот самый момент, когда схватил ее за шею, не в силах остановиться. Он душил ее, а она смотрела на него непонимающими глазами. Ведь она все сделала правильно, она спасла его, тогда почему, почему он душит ее? Змеи старались высунуться, старались взять ее тело под контроль, но не могли пробиться сквозь тугие пальцы Игрина, что сжимали шею до хруста, стиснув так, что его ладони почти соприкоснулись. Любовь всей его жизни испустила последний вздох в его объятиях и упала на руки, безмятежной и легкой. Такой, какой он ее помнил. На Войне Игрин слышал о ведьмах. Он знал — их необходимо сжигать, иначе они могут ожить. Последнее, что он запомнил — это как растопил свой старый кузнечный горн и затолкал туда тело жены. А потом долго смотрел, как она догорает мерным, зеленым пламенем.
Поэтому Игрин не останавливался. Не опускал топор и не расслаблял плечи. Он рубил, каждым ударом разнося змеязычниц на части, с каждым ударом набирая все большую скорость и становясь сильнее. Ему уже не мешала маска, не сдавливала шею, дышать становилось все легче. Бывший кузнец почувствовал, как упивается охотой. Как легко становиться ему на душе от осознания того, что в эту ночь он отправит на суд Всеотца бессчетное количество змеязыких тварей. В очередной раз громила занес свой топор, надеясь оторвать голову молодой девчонки, что практически вывалилась из-под обломков поместья. Игрин закричал "Амен", прославляя учение Церкви и тяжело опустил топор, надеясь одним ударом разломать на части хрупкое тело.
— Хороший удар, — даже сквозь затычки он услышал мерзкий голос, наполненный издевкой и презрением. А потом почувствовал, как топор врезается во что-то твердое, непробиваемое. От силы удара у Игрина задрожали пальцы, так, что он чуть не отпустил оружие. — Но это не удар настоящего охотника.
Игрину не удалось заметить, как говоривший скользнул между ним и ведьмой и ударил ногой. Здоровяк только почувствовал, как ребра ломаются и он поднимается вверх, отлетая на несколько метров. Человек не может обладать такой силой. Это просто невозможно. Он сражался со змеязычником. Те самые отступники, о которых говорили охотники? Игрин не отключился, даже когда упал вниз и ударился о неровные обломки спиной. Кровь непроизвольно брызнула изо рта, попав на стекла маски, закрывая обзор. Но он все еще мог видеть, как огромная фигура человека бежит в его сторону, набирая страшную скорость. Игрин понимал, что следующий удар может быть смертельным, даже скорее всего будет. Охотники предупредили его. Если почувствуешь, что этот момент настал, значит самое время. Игрин не ожидал, что получится, но другого выбора у него просто не было. Здоровяк сжал покрепче древко топора:
— Кричи! — топор дернулся в руке, Игрин физически почувствовал, как затряслись письмена на топоре, заходясь в бешеном резонансе, а потом его оружие закричало симфонией ужаса и безнадеги, которую он, к счастью, не услышал.
Здоровяк улыбнулся, тяжело поднимаясь. Он увидел, как несколько ведьм по сторонам, падают в муках, а кто-то мгновенно направился к туману Игнем Санктум. "Крики" не просто заставляли ведьм впадать в безумие — они заставляли их искать смерти. Желать расстаться с жизнью как можно скорее. Поэтому ведьмы под действием "криков", особенно те, что были слабее духом, часто убивали себя сами. Или же встречали топор охотника с улыбкой и слезами на глазах, благодарно принимая смерть от рук своих врагов. Игрин поднялся и тут же замахнулся топором, желая одним ударом убить отступника, который остановился перед ним в нескольких метрах. Здоровяк собрал всю ненависть и одновременно радость, которую испытывал. Он прошептал имя жены и дочери и, сделав шаг вперед, обрушил всю свою горесть одним ударом топора прямо на голову старика, что стоял перед ним.