Надгробие Дэнни Фишеру
Шрифт:
— Я же тебе сказала: между нами все кончено, — голос миссис Шиндлер был непреклонен. — Сама не знаю, что на меня тогда нашло. Если Джэфф узнает… Мне даже представить страшно, что он тогда устроит.
— Сил, да как он может о чем-нибудь узнать? Ведь он ничего не видит, кроме своих уроков! Я вообще не понимаю, зачем он женился на тебе.
— Зато он вскоре сможет стать директором школы. А ты, Сэм, кончишь тем, что вылетишь с работы…
— Плевать мне на вашу школу после… Вот увидишь, я еще поднимусь! Но разговор сейчас не об этом. Я же вижу, как ты мучаешься с ним.
— Сэм! — со слезами в голосе запротестовала она.
— Сил, вспомни, хорошая моя, как мы были счастливы в последний раз! Сил, милая, я так хочу тебя!
— Но я не могу, я не должна, Сэм! Прошу тебя, забудь меня.
— Дорогая, нам нужно встретиться и все-все обговорить. Я оставлю входную дверь открытой, и ты незаметно пройдешь ко мне.
Наступила томительная пауза. Я прямо-таки слышал, как сомневается миссис Шиндлер.
— Ты меня любишь, Сэм? — спросила она каким-то другим голосом.
— Я никого так не любил…
— Я буду через полчаса, дорогой, — прошептала она.
— Жду тебя, Сил.
Раздался щелчок, и я поспешно положил трубку. Через мгновение дверь открылась, и в комнату вошел Г откинс.
— Я не знал, что вы были боксером, мистер.
— Да, малыш, — он бросил быстрый взгляд на телефон. — А это мой спортзальчик, так сказать. Я хотел бы, чтобы ты потренировался со мной, если, конечно, тебе здесь нравится. У тебя задатки настоящего боксера, может быть, талант.
— У вас тут здорово, мистер Готкинс. Может, начнем сегодня?
Он несколько смешался.
— Я бы с удовольствием, малыш, но… у меня появились неожиданные дела. Завтра в школе я тебе скажу, когда мы начнем.
Он положил мне руку на плечо и подтолкнул к двери.
— Дело — прежде всего. Надеюсь, ты с этим согласен, Дэнни?
— Конечно, мистер Готкинс. Я все понимаю. До завтра.
— До завтра, малыш, до завтра.
Руки страшно устали, пот струился по лбу и заливал глаза. Я вытер лицо тыльной стороной перчатки и взглянул на тренера. Он тоже взмок.
— Выше левую, Дэнни, и — резкий прямой. Резкий, я тебе говорю, резкий! Еще раз! Еще. Вот так, смотри.
Он повернулся и нанес несколько ударов левой по груше.
— А теперь, Дэнни, нападай! Вперед, мальчик. Быстрее! Резче! Акцентируй! Не спи!
Я устало кружил вокруг него, ни на мгновение не спуская с него глаз. За прошедшие две недели Готкинс научил меня бдительности. Стоило чуть ослабить внимание, и резкий удар — несильный, но точный, — посылал меня на пол. Готкинс легко отражал мои удары. Фехтуя правой рукой, я заметил, как он начал следить за ней глазами, тут же я нанес ему удар левой. Его голова мотнулась назад, на щеке появилось красное пятно. Он выпрямился и опустил руки.
— О’кей, малыш! — одобрительно воскликнул тренер. — На сегодня хватит. Из тебя выйдет толк, но надо работать и работать.
— Слушай, Дэнни, — сказал он мне, когда мы немного отдышались на скамейке, — через неделю конец учебного года. Ты собираешься летом в лагерь?
— Нет. Надо помочь отцу в магазине. У него там завал.
— Ты понимаешь, этим летом мне предложили место спортивного директора в Кэтскилсе, — продолжил он. — Я бы мог устроить тебя кондуктором на туристический автобус, и мы бы продолжили тренировки. Как ты на это смотришь?
— Я бы с удовольствием, мистер Готкинс. Вот только не знаю, отпустит ли отец.
Готкинс устало опустил голову.
— Сколько тебе лет, Дэнни?
— Тринадцать.
— Надо же! А я-то думал, что тебе пятнадцать-шестнадцать. Ты выглядишь взрослее, старик.
— Я спрошу отца, мистер Готкинс, — быстро сказал я, боясь, что он возьмет свое предложение назад. — Может быть, он разрешит мне поехать с вами.
Готкинс понимающе улыбнулся.
— Спроси. Он должен согласиться.
Я украдкой сунул Карре косточку под стол и взглянул на отца. Кажется, он был настроен благодушно.
— Папа, — с замиранием сердца окликнул его я.
— Да, сынок?
— Наш учитель физкультуры, мистер Готкинс, предлагает мне место кондуктора в туристическом автобусе. Я бы хотел поработать в лагере.
Отец продолжал перемешивать ложечкой чай. Я с надеждой следил за ним.
— А матери ты уже сказал об этом?
— О чем мне нужно сказать? — спросила, входя, мама.
Я повторил то, о чем только что рассказал отцу.
— Ты никуда не поедешь!
Мне было горько, хотя я и предвидел подобный ответ.
— Мэри! — вступил отец. — По-моему, это не такая уж плохая идея.
— Но мы же решили, что он будет работать у тебя в аптеке. Я вовсе не собираюсь отпускать его неизвестно куда на целое лето. Он еще ребенок!
— Интересно получается, — отхлебнул чай папа. — Для работы в лагере он маленький, целый день толочься в аптеке — достаточно взрослый. Я верю, что с моим сыном не случится ничего плохого! — Он повернулся ко мне. — Это приличный отель, Дэнни?
— Н-не знаю, папа, но я могу узнать.
— Узнай подробнее об этом заведении, а потом мы с мамой решим…
— Хорошо, папа, — радостно выскочил я из-за стола.
Вечером родители ушли в кино, строго-настрого наказав мне лечь спать в девять часов, а Мириам увязалась с ними. Я на крыльце дождался, когда они уехали, и решил покурить. В прихожей в отцовском пиджаке нашел пачку «Лайки Страйка», взял одну сигарету, вернулся на крыльцо и закурил. Улица была пустынна. Легкий ветерок шевелил листья на молоденьких деревьях. Я закрыл глаза.