Надгробные речи. Монодии
Шрифт:
После этого у нас воцарилась полная тишина и город обрел спокойствие. Простив варварам [880] то, что, претерпев от нас, они отплатили нам за это той же монетой, город наш продолжал негодовать на эллинов, вспоминая их неблагодарность в ответ на благодеяние, их союз с варварами, захват кораблей, некогда спасших им жизнь, и разрушение стен [881] — последнее как бы в благодарность за то, что ранее мы помешали падению их стен. Город продолжал жить, приняв решение впредь не оказывать помощи ни эллинам, пытающимся поработить других эллинов, ни варварам, лелеющим против эллинов те же замыслы. И в то время как мы находились в подобном расположении духа, лакедемоняне решили, что мы, покровители свободы, разбиты и теперь их задачей является покорение прочих эллинов. Этот свой замысел они и стали приводить в исполнение.
880
Простив варварам... — Имеются в виду персы.
881
...захват кораблей, некогда спасших им жизнь, и разрушение стен... — Речь идет о повелении Лисандра уничтожить афинские корабли и срыть стены города (см. примеч. 38).
Но к чему здесь долго распространяться? То, что я сейчас скажу, относится к недавним временам и не к кому иному, как к нам самим: ведь мы знаем, что первые среди эллинов аргивяне, беотийцы и коринфяне, пораженные ужасом, вынуждены были обратиться за помощью к нашему городу [882] . Однако вот величайшее чудо: сам персидский царь оказался в таком затруднении, что ему оставалось искать спасения только у нашего города [883] , против которого он столь рьяно злоумышлял. И если бы кто пожелал выдвинуть справедливое обвинение против нашего города, он был бы прав, упрекнув его в излишней чувствительности и готовности защищать более слабых. Так вот и в то время он оказался не в силах проявить твердость и соблюсти свое решение не подчиняться никому из своих обидчиков: он подчинился и оказал помощь; один он поддержал всех эллинов, освободив их от рабства, так что они стали свободными вплоть до того времени, когда снова поработили друг друга; [884] что касается царя, то город наш не осмелился прийти ему на помощь, стыдясь трофеев Марафона, Саламина и Платей, и, лишь дав позволение перебежчикам и добровольцам помочь царю, выручил его из беды [885] .
882
...первые среди эллинов аргивяне, беотийцы и коринфяне, пораженные ужасам, вынуждены были обратиться за помощью к нашему городу. — Речь идет о союзе, который Коринф, Фивы и Аргос заключили с Афинами против Лакедемона.
883
...сам персидский царь оказался в таком затруднении, что ему оставалось искать спасения только у нашего города... — Союз греческих городов (см. примеч. 42) содержался на деньги персидского царя Артаксеркса II, которые тот давал, преследуя собственные интересы.
884
...вплоть до того времени, когда снова поработили друг друга... — Имеется в виду дальнейшее противостояние греков, в ходе которого во главе их оказывались поочередно то Афины, то Спарта, то Фивы, преследуя при этом лишь собственные интересы и навязывая остальным городам невыгодные условия существования (см. об этом также: Элий Аристид. Похвала Риму. 43-57).
885
...дав позволение перебежчикам и добровольцам помочь царю, выручил его из беды. — Здесь Сократ несколько искажает реальную историческую ситуацию, стремясь выставить Афины в наиболее благоприятном свете. На самом деле события развивались следующим образом. После того как в 404 г. до н. э. умер Дарий II и персидский престол перешел к его старшему сыну Артаксерксу II, второй сын Дария, Кир Младший, подстрекаемый своей матерью Парисатидой, начал войну против брата, собрав большое войско из греческих наемников. Среди последних был и Ксенофонт, ставший впоследствии известным историком и описавший эти события в своем сочинении «Анабасис». В 401 г. до н. э. в битве при Кунаксе Кир Младший погиб, а все его военачальники были вероломно убиты. Оставшиеся 10 тыс. греческих наемников во главе с Ксенофонтом отступили и, проделав нелегкий путь, вернулись на родину. В это же время спартанцы под командованием своего царя и прославленного полководца Агесилая вели военные действия против сатрапа Тиссаферна, помогая греческим городам в Малой Азии. Тогда Артаксеркс прибег к хитроумной уловке — подкупил греческие города во главе с Афинами, чтобы те выступили против Спарты и тем самым отвлекли ее внимание от персидских дел. В результате спартанцам не оставалось ничего, кроме как вернуть Агесилая с войском на родину (об этом см.: Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Агесилай. 6—15). Таким образом, персидского царя спасли не греческие «перебежчики» и «добровольцы», а очередная междоусобная война (394—392 гг. до н. э.), инспирированная персами. Следует отметить, что среди перебежчиков, помогавших персам в войне со спартанцами, были ранее изгнанные из Афин видные военные деятели — в том числе и Конон, один из главных полководцев Пелопоннесской войны. В 394 г. до н. э. в битве при Книде он, сражаясь на стороне персов, разбил флот спартанцев, которым командовал военачальник Писандр (см.: Ксенофонт. Греческая история. IV.3.10—12; Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Агесилай. 17).
886
Восстановив затем стены и построив флот, он принял вызов и, понуждаемый воевать, сразился с лакедемонянами в защиту паросцев. — Афинские стены, разрушенные по повелению спартанского военачальника Лисандра (см. примеч. 38), были заново воздвигнуты Кононом на деньги персидского царя (см.: Ксенофонт. Греческая история. IV.8.9). Также в 396 г. до н. э. персы предоставили Конону флот. Однако, какие именно военные действия вели Афины «в защиту паросцев», остается неясным, в связи с чем это место берется учеными под сомнение; предлагается чтение «в защиту персов» (?. Поленц), «в защиту всех» (Э. Шонборн) и др.
Царь почувствовал страх перед нашим городом, видя, что лакедемоняне отказались от войны на море. Стремясь отступить, он потребовал признать его власть над эллинами, обитавшими на материке, которых ранее ему выдали лакедемоняне, и взамен обещал сражаться на нашей стороне и на стороне остальных наших союзников; [887] он рассчитывал, что мы откажемся и тем самым дадим ему предлог для отступления [888] . В остальных союзниках он ошибся: они пожелали ему подчиниться; коринфяне, аргивяне, беотийцы и другие союзники договорились с ним и поклялись выдать ему всех эллинов, обитателей материка, с условием, что он заплатит им деньги. Одни лишь мы не дерзнули ни присягнуть, ни предать: [889] настолько свойственно нашему городу свободолюбие и благородство, покоящиеся на здравой основе и природной нелюбви к варварам, ведь мы — подлинные эллины, без капли варварской крови. Среди нас нет ни Пелопов, ни Кадмов, ни Египтов, ни Данаев, ни многих других, рожденных варварами и являющихся афинскими гражданами лишь по закону, но все мы, живущие здесь, настоящие эллины, а не полукровки; [890] отсюда городу присуща истинная ненависть к чужеземной природе. Как бы то ни было, мы снова остались в одиночестве с нашим нежеланием совершить позорное и нечестивое дело, выдав эллинов варварам. Вернувшись, таким образом, к тому самому положению, в каком прежде были побеждены, мы, тем не менее, с помощью бога завершили войну благополучнее, чем тогда [891] . Ведь после войны у нас остались и корабли, и стены, и наши собственные поселения; сами враги не могли бы желать себе лучшего исхода. Но всё же мы потеряли достойных мужей и в этой войне: противники наши воспользовались неудобствами местности в Коринфе и предательством в Лехее [892] . Достойными людьми показали себя и те, кто освободил царя и выгнал с моря лакедемонян: [893] я вам о них напомню, вы же, как подобает, превознесете и прославите этих мужей.
887
Царь почувствовал страх ~ и взамен обещал сражаться на нашей стороне и на стороне... наших союзников... — Согласно логике излагаемых в речи событий, Артаксеркс II, опасаясь возвышения Афин вследствие победы их флота над спартанским, выдвинул в качестве условия сохранения прежнего союза с афинянами возвращение под власть персов древнегреческих городов на побережье Малой Азии (здесь: «на материке»). Однако в действительности это условие стало результатом многолетних дипломатических интриг спартанского военачальника Анталкида, который любой ценой пытался сохранить ведущее положение Спарты в Греции, заручившись поддержкой персидского царя в войне спартанцев с афинянами (см. примеч. 46 к «Надгробному слову...» Лисия).
888
...тем самым дадим ему предлог для отступления. — Имеется в виду отступление персидского царя от союза с афинянами (см. примеч. 46), которое автоматически означало бы последующее укрепление взаимоотношений персов со Спартой.
889
Одни лишь мы не дерзнули ни присягнуть, ни предать... — В 387 г. до н. э., согласно Анталкидову миру, малоазийские древнегреческие города были отданы под власть персов (см. примеч. 46 к «Надгробному слову...» Лисия). Практически все греки согласились с этим условием Артаксеркса II, так что у царя не было формального предлога отступиться от них и не давать им денежных субсидий. В результате создалась ситуация, при которой всякий полис, не согласный с условием передачи персам малоазийских городов, немедленно восстанавливал против себя остальные (см.: Ксенофонт. Греческая история. V.I. 30—31). Лишившись таким образом помощи всех союзников, Афины не могли больше вести военные действия, и гегемония над греческими полисами закрепилась за Спартой.
890
Среди нас нет ни Пелопов, ни Кадмов, ни Египтов, ни Данаев, ни многих других, рожденных варварами и являющихся афинскими гражданами лишь по закону, но все мы, живущие здесь, настоящие эллины, а не полукровки... — Первые аттические цари — Кекроп, Кранай и Эрихтоний — были автохтонами (т. е. рождены аттической землей), поэтому афиняне, считавшие себя их потомками, гордились тем, что являются коренными жителями Аттики (об этом также упоминает Лисий, см.: Надгробное слово в честь афинян, павших при защите Коринфа. 17). Им противопоставлены здесь герои и основатели других греческих городов, имевших чужеземное и даже восточное происхождение: так, например, Пелоп, герой-эпоним Пелопоннеса, был сыном фригийского царя Тантала; Кадм, основатель Фив, происходил из Финикии; Данай, ставший впоследствии царем Аргоса, был братом Египта, царя Ливии, и сыном египетского царя Бела.
891
..мы, тем не менее, с помощью бога завершили войну благополучнее, чем тогда. — Речь идет о неблагоприятном для афинян исходе Пелопоннесской войны (см. примеч. 37 и 38). Под «богом» здесь подразумевается Apec (см. примеч. 6).
892
...противники наши воспользовались... предательством в Лехее. — Коринфская гавань Лехей находилась в 12 стадиях к северу от города, с которым она была соединена двойными стенами. Именно туда были тайно введены лакедемонские войска; им оказали помощь те коринфяне, которые хотели отомстить своим союзникам (Аргосу, Фивам и Афинам), жестоко наказавшим Коринф за его нежелание воевать со Спартой. Несмотря на активные военные действия союзников, победа досталась лакедемонянам.
893
Достойными людьми показали себя и те, кто освободил царя и выгнал с моря лакедемонян... — Морскую победу над лакедемонянами, во главе которых стоял Писандр, одержал полководец Конон (см. примеч. 45). Кроме Конона, видными афинскими военачальниками в войне со Спартой были также Хабрий, Тимофей, Ификрат и Каллистрат. Хабрий в 376 г. до н. э. разбил спартанский флот при острове Наксосе. В 375 г. до н. э. тяжелое поражение Лакедемону нанес Тимофей, захвативший остров Керкиру. В 372 г. до н. э. Ификрат совместно с Каллисгратом и Хабрием и с семьюдесятью кораблями снял осаду с острова Керкиры и, разгромив сиракузскую эскадру, вынудил Кефаллению присоединиться к союзу с Афинами.
Итак, мы сказали о многих прекрасных и славных делах покоящихся здесь мужей и о других погибших защитниках нашего города; но есть еще больше прекрасных дел, о которых мы не сказали: ведь поистине многих дней и ночей не хватило бы тому, кто пожелал бы всё это перечислить. Нам следует, помня об этих людях, передавать всем их потомкам наказ — не покидать строя своих предков, как на войне, и не отступать под влиянием малодушия. Я и сам хочу наказать вам, сыновья доблестных мужей, — и сейчас, и когда бы ни встретил вас в будущем — и буду напоминать вам, и увещевать вас стремиться ко всевозможному совершенству. В настоящий момент правильным будет сказать вам то, что отцы наши поручили объявить тем, кого они оставляли; завещали они нам это перед лицом опасности на случай, если им не повезет. Я произнесу сейчас слова, слышанные мною из их собственных уст, кои они с радостью сказали бы вам сами, если были бы в состоянии; так, по крайней мере, заключаю я на основе того, что они тогда говорили. Надо представить себе, будто это их собственная речь; говорили же они так: «Дети, свидетельством того, что вы родились от достойных отцов, является нынешнее событие. Мы могли жить бесславно, но предпочли этому славную смерть, дабы не ввергнуть вас и ваше потомство в позор, а вашим отцам и всему предыдущему поколению нашего рода не принести бесчестье: мы считали, что тем, кто приносит бесчестье своим сородичам, не стоит и жить и что подобное деяние не мило никому из богов и людей — ни тем, кто ходит еще по земле, ни тем, кто схоронен уже под землею. Вам надлежит, памятуя о наших словах, выполнять доблестно всё, что бы вы ни делали, зная, что там, где доблесть отсутствует, бесчестны и порочны любые приобретения и дела. Ведь ни богатство не красит того, кто приобрел его трусливым путем (такой человек
894
..любое умение в отрыве от справедливости и других добродетелей оказывается хитростью, но не мудростью. — Эта мысль Сократа, приобретшая в античности популярность, в несколько перефразированном виде встречается, в частности, в трактате Цицерона «Об обязанностях», где она названа «превосходной» (см.: 1.63).
Что касается наших отцов — у кого они еще есть — и наших матерей, то надо постоянно их убеждать как можно легче перенести несчастье, если оно надвинется, и не причитать вместе с ними, ибо не надо ничего добавлять к их печали (она и так будет у них достаточно велика из-за выпавшей на их долю судьбы), а, наоборот, следует ее исцелять и смягчать, напоминая им, что боги благосклонно вняли их мольбе и даровали самое великое ее исполнение. Ведь молили они богов не о том, чтобы дети их стали бессмертными, но о том, чтобы они были доблестными и славными, и они обрели эти блага — величайшие из всех. (А чтобы у смертного мужа всё в его жизни получалось согласно его желанию — это нелегкая вещь.) Мужественно перенося несчастье, родители покажут себя истинными отцами своих мужественных сыновей, достойными их славы: если же они поддадутся горю, то возбудят подозрение в том, что либо они не наши отцы, либо наши хвалители были лжецами. Им следует избежать и того, и другого и на деле стать нашими самыми большими хвалителями, ясно показав, что они — истинные наши родители, сами мужи и отцы мужей. Древняя пословица “Ничего сверх меры” [895] представляется прекрасной, ведь это в самом деле очень хорошо сказано. Муж, у которого всё приносящее счастье зависит полностью или почти полностью от него самого и который не перекладывает это на плечи других, удача или неудача коих делает неустойчивой и его собственную судьбу, тем самым уготавливает себе наилучший удел и оказывается мудрым, разумным и мужественным. Когда на его долю выпадают имущество или дети или когда он то и другое теряет, эта пословица в высшей степени обретает для него вес: он не радуется чрезмерно и не печалится слишком, ибо полагается на себя самого. Именно такими мы хотим видеть наших сородичей и утверждаем, что таковы они и на самом деле. Сами себя мы теперь тоже явили такими — не возмущающимися и не страшащимися чрезмерно, если ныне нам предстоит умереть. И мы умоляем наших отцов и матерей прожить остальную часть своей жизни в том же расположении духа, в уверенности, что ни слезами, ни скорбью о нас они не доставят нам ни малейшей радости, но, наоборот (если только есть у умерших какое-то чувство живых), станут нам в этом случае весьма неприятны, сами же себе нанесут вред тем, что тяжко будут переносить свое несчастье; но если они легко и умеренно к нему отнесутся, они нас весьма обрадуют. Ведь жизнь наша получила прекраснейшее, как считается среди людей, завершение, так что следует ее прославлять, а не оплакивать. Если же они обратят свои мысли на заботу о наших женах и детях и об их пропитании, то скорее забудут свое несчастье и будут жить лучше, правильнее и милее для нас. Для наших сородичей будет достаточно того, что мы им сейчас возвестили; город же наш мы просим позаботиться о наших отцах и сыновьях: пусть сыновья наши получат надлежащее воспитание, отцы же — содержание, подобающее им в старости. Впрочем, мы уверены, что и без нашей просьбы вы проявите достаточную заботу».
895
Древняя пословица “Ничего сверх меры”... — Данное изречение в древности приписывалось Солону.
Вот что, сыновья и отцы погибших, поручили они нам для вас возвестить, и я выполняю это со всевозможным тщанием. В свою очередь я за них прошу: одних — брать пример с павших, других же — быть стойкими и уверенными в себе, ибо мы берем на себя и личную, и общественную заботу о вашей старости, где бы и с кем бы мы ни встретились из отцов погибших. Что же до города, то вы сами знаете, как он о вас печется: он издал законы, касающиеся заботы о детях и родителях тех, кто погиб на войне; эти граждане пользуются особенным покровительством наших законов, согласно которым охрана их поручена высшему должностному лицу, коему надлежит следить за тем, чтобы отцы и матери погибших не претерпели обиды; [896] город следит за совместным воспитанием сыновей погибших, заботясь о том, чтобы сиротство было для них по возможности незаметным; он берет на себя роль отца, пока они еще дети, когда же они достигнут возмужалости [897] , отправляет их, снабдив полным вооружением, домой; он указывает им на образ жизни их отцов и напоминает о нем, снабжая их орудиями отцовской доблести; вместе с тем это служит добрым предзнаменованием, когда они отправляются к отцовскому очагу отлично вооруженными, дабы во всеоружии осуществлять там свое управление.
896
...охрана их поручена высшему должностному лицу, коему надлежит следить за тем, чтобы отцы и матери погибших не претерпели обиды... — Забота о семьях погибших возлагалась в Афинах на одного из архонтов (см. примеч. 8).
897
...когда же они достигнут возмужалости... — То есть восемнадцатилетнего возраста, когда мальчики вносились в списки эфебов (др.-греч. ?????? — «юноша»), начинали подготовку к военной службе, знакомились с общественными делами, приносили гражданскую присягу и участвовали в охране границ. В 20 лет эфебы получали полное вооружение и становились полноправными воинами и гражданами, т. к. зачислялись в перечень лиц, имеющих право участвовать в народном собрании.
Город никогда не забывает оказывать почести тем, кто пал, и ежегодно совершает в общественном порядке обряды, какие положено совершать в честь каждого из них частным образом; кроме того, он учреждает гимнастические и конные, а также и всевозможные мусические состязания [898] , полностью заменяя павшим сыновей и наследников, сыновьям — отцов, а родителям — опекунов: все они в течение всей своей жизни пользуются неизменной заботой. Вдумываясь в это, вы должны с большей кротостью переносить ваше несчастье; таким образом, вы будете более угодны как погибшим, так и живым и облегчите себе заботу о других, а им — заботу о вас. Теперь же и вы, и все остальные, оплакав, согласно обычаю, павших, ступайте.
898
...учреждает гимнастические и конные, а также и всевозможные мусические состязания... — В Древней Греции на общегреческих празднествах в честь богов наряду со спортивными соревнованиями проводились также состязания в различных видах поэтического и музыкального искусства, включавшие в себя выступления флейтистов и кифаредов. Так, мусические состязания входили в обязательную программу Пифийских, Истмийских и Немейских игр.
ДРЕВНЕГРЕЧЕСКАЯ РИТОРИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ О ЖАНРЕ НАДГРОБНОЙ РЕЧИ
Менандр Лаодикейский
ОБ ЭПИТАФИИ
Фрагмент трактата «Об эпидейктическом красноречии»
У афинян «эпитафием» называется речь, ежегодно произносимая в честь павших на войне, однако свое название она получила не от чего иного, как от обычая говорить ее над самим телом покойного: [899] таковы три речи Аристида. Этот софист сочинил речи, якобы оглашенные военачальником, когда афиняне оказали ему такую честь [900] .
899
У афинян «эпитафием» называется речь, ежегодно произносимая в честь павших на войне, однако свое название она получила.... от обычая говорить ее над... телом покойного... — Слово «эпитафий» (?????????) буквально означает «надгробная речь» и происходит от выражения «??? ?????» — «над могилой».
900
...сочинил речи, якобы оглашенные военачальником, когда афиняне оказали ему такую честь. — Речь идет о так называемых «школьных» речах (???????), которые сочинялись ораторами в качестве риторических образцов для своих учеников. До нас дошло несколько таких фиктивных речей Элия Аристида, связанных с различными эпизодами греческой истории и мифологии: «О необходимости послать помощь жителям Сицилии» («????, ??? ??????? ???????? ???? ???????»), «В защиту мира с лакедемонянами» («???? ??? ???? ?????????????? ???????»), «В защиту мира с афинянами» («???? ??? ???? ’????????? ???????»), «Левктрийская речь» («??????????»), «Союзническая речь» («??????????») и др., однако упомянутые здесь эпитафии до нашего времени не сохранились.
Если эпитафий произносится много времени спустя, он превращается в энкомий [901] . Разве станет кто-либо у афинян оплакивать погибших пятьсот лет назад? Фукидид же, произнося эпитафий в честь погибших с начала Пелопоннесской войны [902] , не просто воздал хвалу мужам, но и показал их готовность к смерти. Однако до чего же умело он удержался от плача [903] и, памятуя о необходимости войны, не стал оплакивать тех, кому еще предстояло сражаться! Включил он в свою речь и общее место, касающееся утешения [904] . Так же и Аристид, если бы ему довелось произносить речи в честь недавно погибших, воспользовался бы основными темами эпитафия, столь ему знакомыми.
901
...эпитафий... превращается в энкомий. — То есть в похвальную речь (?? ????????), см. примеч. 4 к «Надгробной речи Александру».
902
Фукидид же, произнося эпитафий в честь погибших с начала Пелопоннесской войны... — Имеется в виду надгробная речь Перикла, приведенная Фукидидом в его «Истории» (см.: II.35—46).
903
...он удержался от плача... — В данном случае под плачем (см. примеч. 1 к «Надгробной речи Этеонею») понимается не самостоятельный жанр лирической поэзии, а один из элементов в структуре эпитафия, употребляемый наряду с энкомием (похвалой) и утешением.
904
...общее место, касающееся утешения. — Утешение являлось обязательным топосом надгробной речи (ср. примеч. 5).
Впрочем, большой промежуток времени, отделяющий нас от события, не оставляет места ни для плачей, ни для утешений, ибо плач помогает избавиться от страдания. Ведь когда уже нет в живых ни отцов погибших мужей, ни их родных, то и утешать нам некого. А если бы кто из них и нашелся, было бы совершенно излишним и несвоевременным пытаться склонить его к плачу по прошествии стольких лет — ведь его печаль давно утихла. Таким образом, эпитафий, который произносят много времени спустя, есть чистый энкомий, подобно «Эвагору» Исократа [905] . Но если речь говорят спустя не так много времени, а месяцев через семь или восемь, то, хотя это и должен быть энкомий, в конце его нам ничто не мешает прибегнуть к теме утешения — разумеется, если говорящий не является близким родственником покойного. Ибо воспоминания этого человека и через год не дадут ему избавиться от страданий, и его речь сохранит патетический характер.
905
...подобно «Эвагору» Исократа. — Эта речь, названная так по имени царя кипрского города Саламина, к которому она и обращена, написана в жанре энкомия и представляет собой яркий образец эпидейктического красноречия классической эпохи.