Наёмники Гора
Шрифт:
Возница раздражённо поднялся с фургонного ящика, и взмахнул своим длинным кнутом.
— Ай! — вскрикнула девушка, от боли, возможно, впервые в жизни почувствовавшая, что такое удар кнутом.
Она отпустила повод и, постанывая от боли и глядя на нас, замерла на дороге, в каком-то шаге от челюстей животного.
— Позвольте мне доставить Вам удовольствие! — попросила она, и кнут, подобно атакующей змее, мелькнул снова.
Девушка, пораженная ещё раз, с рыданием отпрянула назад, споткнулась и полетела на дорогу.
— Неужели Вы не узнаёте меня? — всхлипывая, спросила она, и возница опустил кнут, всматриваясь в сумерки. — Я — Тула из
— Ты позоришь нашу деревню! — прорычал мужчина.
— Ну, так накажите меня! — прорыдала девушка.
Возница спрыгнул с передка и, подождав пока мимо нас проедет другой фургон, направился к девушке. Схватив свою, как выяснилось односельчанку, он потащил её к задней части фургона. Когда они проходили подо мной, я заметил две полосы на её теле, серые в наступивших сумерках. Мой попутчик прижал её спиной к правому заднему колесу фургона.
— Лицом к колесу, — скомандовал мужчина, отойдя чуть назад. — Держись за обод!
Девушка вцепилась в колесо и упустила голову. Возница в бешенстве поднял кнут.
— Выпорите меня, — сказала она и задохнулась, потому что три удара один за другим упали на её спину. — Но накормите меня!
Ещё два удара, и она обвисла, цепляясь за колесо, рыдая и хватая воздух ртом. Как мужчина и её односельчанин, он был обязан наказать её за тот позор, что она навлекла деревню.
— Не надо больше меня бить! — взмолилась она, и, не в силах стоять, сползла на колени подле колеса.
Мимо проследовал ещё один фургон.
— Так значит, наша гордячка Тула, украшение нашей деревни, теперь обнажает свои прелести перед незнакомцами, — зло прошипел возница, прислонившейся к колесу, рыдающей девушке, — и упрашивает использовать её тело за корку хлеба! Позор!
Она так и стояла на коленях, держась за спицы колеса, опустив голову и вздрагивая от рыданий.
— Позор! — крикнул он снова.
— Сильные женщины отбирают у меня еду, если мне удаётся раздобыть, хоть что-то, — всхлипнула она. — Я очень голодна.
— Гордячка Тула, теперь стала всего лишь ещё одной придорожной шлюхой, — сердито бросил мужчина.
— Да, — признала она.
— У Тебя есть, что ещё мне сказать? — потребовал он.
— Накормите меня, — простонала девушка.
— Повернись, — сердитым голосом приказал возница.
Она, не поднимаясь с колен, повернулась лицом к нему.
— Сбрось одежды, — скомандовал он и уточнил: — до колен, чтобы спереди лежали перед тобой на дороге, а сзади на твоих икрах.
Девушка разделась, как было приказано, и подняла лицо к нему.
— На каких условиях? — спросил возница.
— На Ваших. Полностью, на Ваших, — ответила она.
— Натяни одежду на бёдра, — велел он. — Ты можешь следовать за фургоном.
Плача от благодарности, она ухватила свои одежды и закрепила их вокруг бёдер. Возница же с сердитым видом, запрыгнул на передок фургона и занял своё место на ящике. Громко гаркнув и резко щёлкнув кнутом по шее своё тяжёлое на подъём животное, принудил его возобновить движение, вклиниваясь в просвет между двумя другими фургонами.
Уже совсем стемнело, но дорога ярко светилась в лунном свете. Она блестела из-за крошечных пластин и крошек слюды вкраплённых в её поверхность. Полураздетая девушка тащилась вслед за фургоном.
— Лагерь-то далеко? — поинтересовался я.
— Нет, уже рядом, — ответил возница.
4. Лагерь
Внезапно до меня донёсся, нерешительный задыхающийся крик новорожденного младенца.
Генсэрикс, оторвался от созерцания костра, вокруг которого мы все сидели. Это был широкоплечий, мощный, одетый в меха и кожу мужчина с тяжёлыми бровями, длинными, заплетенными в косы, светлыми волосами и длинными, жёлтыми, свисающими усами. Звук шёл из одного из фургонов. Теперь крик стал здоровым и задиристым.
— Будет жить, — сказал один из мужчин, воин, сидящий с нами.
Генсэрикс пожал плечами. Это ещё вилами по воде писано. Фэйка стояла на коленях позади меня. Мы были внутри кольца фургонов лагеря Генсэрикса, вождя аларов, кочевников, странников, скотоводов, наряду с выходцами из Торвальдслэнда, знаменитых их мастерством боя на топорах. Лагерь Аларов, как и лагеря подобных им народов, является крепостью построенной из фургонов. Повозки выстраивают в круг, или несколько концентрических кругов, пряча внутри своих тягловых животных, женщин и детей. Кроме того, весьма часто, в зависимости от количества используемых фургонов, и в особенности пересекая, или находясь в опасной местности, внутрь кольца загоняют верров, тарсков, и босков. Нечистоты и дренажи неизбежные в таком скоплении людей и животных, серьёзных проблем не делают благодаря частым перемещениям лагерей.
— Сын, — сообщила одна из женщин, вышедшая из фургона, подойдя к огню.
— Ещё нет, — проворчал Генсэрикс.
Лагерь фургонов перемещают часто, дабы обеспечить свежие пастбища для босков. Да и для тарсков и верров необходимо найти места с обилием кореньев. Именно потребности этих животных, от которых зависит само существование аларов, и являются причиной перемещений, а иногда даже долгих миграций аларов и родственных им народов. Нет нужды говорить, что эти миграции, особенно когда они пересекают места с оседлым населением, часто приводят к конфликтам народа фургонов с другими крестьянами, а вскоре после того, конечно, и с городскими жителями, которые зависят от окрестных крестьян и их продовольствия. Кроме того, их перемещения часто, с чисто юридической точки зрения, фактические представляют собой вторжение или бесспорное нарушение территориальной целостности тогда, когда, они незваными входят в региону находящиеся в пределах юрисдикции или гегемонии тех или иных городов.
Иногда они платят за проход через страну, или за использование пастбищ в пределах него, но это скорее исключение, а не правило. Они — жёсткий народ, и от горожан требуется иметь немалую храбрость и приличные силы, чтобы доказать приемлемость или уместность такой договоренности. Дело в том, что с точки зрения аларов, платить за пастбище столь же абсурдно, как платить за воздух, ведь и то и другое требуется для жизни. «Боск умрёт без травы», говорят они, и добавляют: «Боск будет жить». Оказавшись в пределах земель того или иного города, они чаще кочуют у границ, но иногда, в зависимости от погоды и состояния пастбищ, могут забредать и глубже. Чаще всего их появление отмечается лишь в коротких официальных предупреждениях. Никто желает объявлять им войну, или бросать вызов. Их просто рассматривают как периферийный, нежелательный элемент, незваных гостей, опасных временных визитёров, с которыми местным людям какое-то время придётся уживаться, опасливо поглядывая в их сторону. Но, редкий городской совет или гражданин, не вздохнёт с облегчением, когда их фургоны повернут свои оглобли на выход из их земель.