Наёмники Гора
Шрифт:
Кстати, весьма необычно, для таких людей, как Рэймонд и Конрад найти работу в это время года, в Се-Кара. Это было время, когда большинство солдат на Горе, больше думает об удовольствиях зимних квартир или о возвращении в их собственные деревни и города. Возможно, в этом и кроется одна из причин, той принудительной мобилизации, которой подвергли мужчин из окрестных деревень. Иногда проходящая мимо армия желает просто усилить свои войска, или восполнить потери, особенно в легковооружённой пехоте — лучниках, пращниках и метателях дротиков. Однако чаще бывает, что подобные мобилизации проводят с целью получить работников, для осадных работ и укрепления лагеря, чем для фактического участия в боевых действиях. Но бывает и так, что у капитана наёмников, подписавшего контракт, обязывающий его предоставить заказчику определенное число вооруженных мужчин, просто не остаётся выбора, кроме
— Ещё есть Дитрих из Тарнбурга.
Высокий город Тарнбург, лежит приблизительно в двухстах пасангах на север от Хочбурга. Оба этих города, по существу горные крепости, расположенные в более южных и цивилизованных районах Волтайских гор, на весь Гор прославились своими воинами. А уж имя Дитриха, и вовсе стало почти легендарным. Именно он выиграл день на поле боя у объединённых войск Пьемонта и Кардоникуса, провёл сорокадневный марш и снял осаду с Тальмонта, форсировал Иссис в 10 122 году, во время ночной эвакуации Кэйбэль-Хилла, как раз когда я был в Торвальдслэнде, и именно он прославился своими победами в сражениях при Ровере, Каргаше, Эдгингтоне, на перевале Тэвех, на вершинах Гордона, и на Равнинах Санчеса. Его походы изучаются во всех военных школах высоких городов. Я знал о нём из свитков, которые изучал несколько лет назад в Ко-ро-ба, и из книг моей собственной библиотеки в Порт-Каре, таких как комментарии Минисиуса, и анонимные исследования «Дневники», которые иногда приписываются военному историку, Карлу Коммениусу из Аргентума, по слухам, тоже в прошлом наемника.
Именно Дитрих из Тарнбурга первым на Горе применил «борону», приём позиционной войны, названный по имени большого, подобного граблям сельскохозяйственного инструмента, используемого для таких целей, как последующее рыхление земли после вспахивания и, иногда, на больших фермах, для запашки семян. В этом построении отряды лучников, защищенных по фронту и с флангов окованными железом кольями и ловчими ямами, выдвинуты перед шеренгами тяжеловооруженных воинов и их резервов. Это построение оказалось чрезвычайно эффективно против лобовых атак кавалерии на тарларионах. Всадникам приходится атаковать под непрерывным потоком стрел сквозь несколько узких смертельно опасных коридоров, в результате, к тому времени, как им удаётся добраться до основных оборонительных линий противника, большая часть их оказывается выкошена. А когда дезорганизованная, разгромленная и прореженная лучниками кавалерия, разворачивается, чтобы отступить, обороняющиеся, свежие и яростные начинают свою собственную атаку.
Он также был изобретателем косой атаки, когда в переломный момент сражения большие массы солдат концентрируются на узком участке фронта, в то время как силы врага равномерно распределены по всему построению. Этот приём позволяет использующей его армии, атаковать только небольшие по численности группы противника, значительно уступающие им, и бить по частям армию, которая может троекратно больше её размером. Весьма часто, при такой атаке, удаётся опрокинуть один из флангов, выйти в тыл и, вызвав панику в рядах врагов, принудить их к бегству. Кроме того, если атака потерпела неудачу, задействованный отряд может отступить, зная, что остаток их армии, а зачастую и большая ей часть, отдохнувшая и свежая, полностью готова прикрыть их отступление.
Больше всего меня восхитило, как Дитрих из Тарнбурга координировал действия воздушных и наземных войск, и применение им определенных осадных машин в условиях сражений в поле. Обычно, при нападении с воздуха, для защиты от тарнсмэнов используется — «крыша щитов» или «сарай щитов», построение аналогичное строю когда-то известному на Земле под названием «тэстудо» или «черепаха». В этом случае пехотинцы устанавливают щиты так, что по периметру они образуют стену, а внутри строя поднимают щиты, формируя крышу. Это, конечно, прежде всего, оборонительное построение, но оно может использоваться и для сближения с противником под обстрелом лучников. Обычной гореанской практикой защиты от нападения всадников на тарларионах, если его необходимо встретить на открытом пространстве, является позиционный, оборонительный квадрат, защищенный длинными пиками. В сражениях при Ровере и Каргаше Дитрих скоординировал удар его воздушной и наземной кавалерии так, что вынудил своих противников выстроиться в крепкие, но довольно негибкие защитные квадраты, а потом выдвинул своих лучников построенных в широкие охватывающие шеренги, таким образом, они смогли покрыть своими стрелами намного более широкий фронт, чем сумели им противопоставить плотные, потерявшие способность в манёвру каре.
Тогда же, сначала про Ровере, а позже под Каргешем он использовал, впервые в гореанской военной практике, осадные орудия в их мобильном варианте. Катапульты, установленные на колесных платформах, которые могли стрелять через головы запряжённых животных. С этих машин, до того момента используемых только во время осад, и вдруг ставших устрашающим и разрушительным новым оружием, своего рода полевой артиллерией, на построенных в оборонительные каре врагов посыпались кувшины с горящим маслом, осадные дротики, и гигантские валуны. Сарай щитов был взломан. Стрелы лучников пролились дождем на ошеломлённых, вдруг ставших беззащитными обороняющихся солдат. Дальше на врага выкатились осадные башни, движимые запряжёнными внутри тарларионами, боевые площадки которых были забиты лучниками и метателями дротиков. Каре были сломаны окончательно, и на них вновь, с рёвом и рычаньем, топча и сметая всё на своём пути, навалилась тяжёлая наземная кавалерия на высоких тарларионах, на сей раз прорвавшаяся сквозь ряды врагов, как сквозь сухую солому. Следом ударила волна копейщиков, и сопротивление было сломлено, а солдат врага охватила паника. Они больше ни о чём не помышляли, кроме как о бегстве. Копьями и щитами они пожертвовали ради быстрого бега. После этого оставалось сделать совсем немного. Кавалерия, переведя сражение в резню беглецов, довершила разгром.
— Я размышлял скорее о возможности присоединения к фургонам на какое-то время, — сказал я.
— Ну да, они нуждаются в извозчиках, — кивнул мой попутчик. — А Ты сможешь управиться с тарларионом?
— Я умею обращаться с высоким тарларионом, — честно сообщил я, припомнив, как когда-то давно, будучи в охране каравана торговца Минтара из Ара, я неплохо научился этому.
— Я имею в виду гужевого, — проворчал возница.
— Полагаю, что да, — пожал я плечами.
Мне казалось вероятным, что раз уж я справлялся проворным высоким верховым тарларионом, то уж с его более послушными, медлительными собратьями и подавно справлюсь.
— Они лучше реагируют, если бить в районе головы и шеи, — подсказал он.
Я кивнул. Это практически не отличалось от высокого тарлариона. Ими обычно управляют с помощью голосовых команд и ударов древком копья. Нервная система тарлариона, кстати, кажется довольно инертной, по крайней мере, по сравнению с млекопитающими. Это животное кажется почти непроницаемым для боли. У большинства крупных разновидностей имеется два мозга, или лучше будет сказать мозг и меньший подобный мозгу орган. Основной мозг, как и у всех животных — в голове, а другой мозг, или подобный ему орган, расположен около основания спинного хребта.
Я посмотрел вниз на Фэйку, с верёвкой на шее, идущую рядом с фургоном.
— Тарларион, — сказал я, поясняя ей замечание возницы, — выказывает крайне слабую восприимчивость к боли.
— Да, Господин, — ответила она.
— В этом, они очень напоминают рабынь, — усмехнулся я.
— О нет, Господин! — воскликнула моя рабыня. — Нет!
— Нет? — переспросил я.
— Нет, — повторила она, испуганно и искренне глядя на меня, — мы ужасно восприимчивы к боли, правда!
— Несомненно, Ты была таковой, будучи свободной женщиной, — заметил я, — но теперь Ты — рабыня.
— Теперь, я ещё более восприимчива к боли, — сказала она. — Сейчас, когда я почувствовала боль, я знаю на что это похоже. Теперь я знаю, что значит полная уязвимость и беспомощность рабыни, когда с ней может быть сделано всё что угодно! Также, всё моё тело стало в тысячу раз более отзывчивым и чувствительным в тысячу раз более выразительным и живым, после того как я была заперта в ошейнике. Уверяю Вас, Господин, я в тысячу раз более восприимчива к боли теперь, чем когда-либо прежде!
Я улыбнулся. Такие преобразования были обычны для рабыни. Так же, как и их чувствительность к удовольствиям и ощущениям, сексуальным и любым другим, физическим и психологическим, сознательным и подсознательным, увеличивается и усиливается, с момента порабощения, пропорционально их чувствительности к боли. Те же самые изменения, которые так значительно увеличили их способности в определенных направлениях, увеличили их также и в других, и бросили этих ставших совершенно беспомощными женщин в полную власть их хозяев.