Нагота
Шрифт:
Никто не ответил. Молчание, наступившее после сумбура и выкриков, давило своей тяжестью, Все присмирели, выжидательно переглядывались.
Как ни в чем не бывало первой встала Марика, можно было подумать, ей наскучило сидеть на пиджаке Тенисона. За ней поднялся Варис.
— Так все танцы можно проболтать. Шутки шутками, а работа есть работа. Пошли танцевать.
— Милые, в самом-то деле! Довольно прохлаждаться.
— Ой, у меня ноги затекли! Держите, я падаю.
Камита разглаживала помятое платье, подтягивала чулки. Марика, глядя в зеркальце, красила губы и, слюнявя палец, подводила брови.
— Ну что, тронулись?
Призывные звуки вальса наполняли беспокойным оживлением шелестящий лепечущий парк, но пока еще оно не докатилось до освещенной танцплощадки. Парни по-прежнему шныряли по кустам, сходились в ватаги, мало-помалу сужая кольцо вокруг площадки, словно собираясь с духом перед опасным и решительным натиском. Они молча курили, озирались по сторонам, задумчиво теребили свои галстуки, приглаживали прически.
Девушки вокруг площадки сидели не шелохнувшись, будто в полуобморочном состоянии. При свете лампочек их неподвижные лица казались совсем бледными.
Вальс кончился. Сквозь кольцо окружения прорывались отдельные парочки, спешили занять свободные места на скамейках. У эстрады бегали детишки — кричали, топали, гонялись друг за дружкой. Всеобщее внимание привлекали трое молодчиков. Разболтанной походкой прошлись они по пустынной площадке, угрюмо оглядывая публику и время от времени у кого-то громко спрашивая: «Женьку не видел?»
Оркестр заиграл популярную мелодию с дробным, издерганным ритмом.
— Ну! — дохнула Камита над самым ухом. — Не знаю, как другие, а я хочу танцевать.
— Никто же не танцует.
— Ну и что? Пока-то они расшевелятся.
— В мое время танцевали твист. Этой штуки я еще не постиг. Что это, шейк?
— Все, что быстрее похоронного марша, в Рандаве считается шейком.
— Шейк я не умею.
— Не беда, станцуем танго. Или польку попрыгаем.
Не успел он опомниться, как очутился посреди танцплощадки. Они вдвоем, одни, на них нацелены, их пронизывают сотни глаз. Безумие! И как он мог решиться. Его ждал публичный позор, и все же он не мог отказать Камите. Более того, он ощутил что-то похожее на радость. Выходит, он не робкого десятка. Оказывается, есть в нем отчаянность. Или страх обнаружить перед Камитой свое малодушие был сильнее страха опозориться на танцплощадке?
Камита ждала. Он протянул руки, коснулся ее обтянутой шелком талии, и тогда Камита, душистая, теплая, подалась вперед, оказалась так близко, что у них столкнулись колени. Легкомысленная улыбка сошла с ее губ, теперь Камита была сама серьезность — строга и собранна. Она повисла у него на руках в покорном бессилии, в то же время, словно натянутая струна, отзываясь на его малейшее движение.
Первые шаги были неудачны. Он хотел отстраниться, но как-то само собой получилось, что обнял Камиту еще крепче, так крепко, что, казалось, ощутил биение ее сердца. У него пресеклось дыхание, во рту пересохло, и, чтобы скрыть смущение, он заговорил по возможности беспечней:
— Так что мы будем танцевать?
— А что-нибудь бедовое.
— Па-де-де из «Лебединого озера»?
— По мне, хоть танец гладиаторов из «Спартака».
— Когда я был маленький, никак не мог понять, как это балерины крутятся на носках, я считал, у них в туфлях особые шурупы, и когда партнерам нужно их покрутить, их ввинчивают в пол.
— Великолепно!
— Они смотрят на нас так, будто мы сошли с летающей тарелки.
— А вам не все равно, как на вас смотрят?
— Абсолютно.
— Ведь мы не делаем ничего дурного.
— Боже упаси!
Они стояли, крепко обнявшись, почти, не двигаясь, лишь слегка покачиваясь в ритме танца. То, что сейчас происходило, в какой-то мере ему напомнило катание на водных лыжах. Сначала волнение, дрожь во всем теле, стесненное дыхание, судорожно сжатые руки на планке троса. Потом тяжесть исчезает, вода превращается в сплошное переливчатое сияние под летящими стрелами лыж. Ничего, кроме стремительного бега и удивительного ощущения «я могу». Но это ощущение находилось в нем самом, и оно никак не могло затмить простой истины, что вода по-прежнему оставалась водой, а он — человеком, который может утонуть. Просто между ними возникали новые взаимоотношения.
— Вот увидите, сейчас здесь будет теснота и давка. Им самим ни за что не решиться, ждут, чтобы другие начали. Они, как обезьяны, умеют только подражать,
— А вы не признаете подражания?
— Я признаю только то, что мне нравится,
— Даже в танцах?
— Даже в танцах.
— Не обращая внимания на музыку?
— Сообразуясь с музыкой.
— Сообразуясь, но не слушая ее?
Сделав вид, что она сердится, Камита отшатнулась от него, но тотчас прижалась еще крепче. Они смотрели друг на друга, позабыв об окружающих. Ее лицо было близко, он затаил дыхание, темные зрачки Камиты впились в его глаза, временами как-то странно наплывая. Молоть всякий вздор сейчас не имело смысла. Вскидывая брови, приподнимая ресницы, Камита улыбалась ему манящей, немного озорной улыбкой. Приоткрытые губы чуть вздрагивали, словно ей вспоминалось что-то милое и смешное. К нему возвращалось спокойствие, подкрепленное радостью музыкального ритма. И оттого ли, что Камита была так красива и находилась так близко, оттого ли, что они вдвоем всем назло танцевали этот кабалистический танец, — но мир внезапно преобразился, и ощутил он это лишь потому, что нежданно-негаданно прикатил сюда, притащился на эти танцы и еще более нежданно-негаданно повстречался с той, которую мог никогда и не встретить. Но так ли все нежданно-негаданно?
— Послушайте, чем это вы занимаетесь?
Голос Тенисона вывел его из приятной задумчивости. Он даже вздрогнул, будто его окатили холодной водой. Варис с Марикой, дрыгая руками и ногами, лихо отплясывали шейк.
— Вначале полагается разминка.
— Только смотрите не усните.
— Вы что, пришли нас разбудить?
Плотина была прорвана. На танцплощадку хлынули парочки, Но тут как раз оркестр и смолк.
10
Послышались стоны и вздохи, кто-то пытался задобрить музыкантов жидкими хлопками. Однако танец не повторили, и публика волной — с ворчанием и шелестом — покатилась обратно к скамейкам. Камита, гордо подняв голову, озирала веранду победным взором. Он шел за ней следом, возбужденный и довольный. Наиболее ретивые все еще хлопали в ладоши. Так вам и надо, ротозеи несчастные, прошляпили танец, в следующий раз будете умнее...
Камита держала его под руку. Отдельные парочки в ожидании танца остались посреди площадки, другие расхаживали взад и вперед, толкались, путались под ногами.
— Камита, приветик!
— А-а, это ты....
— Ой, подружка, что это у тебя? Ну-ка, подойди поближе!
— В чем дело? Ты же видишь, я не одна.
— Да подойди, не бойся! Ничего с тобой не случится. К свету подойди поближе.
Лохматая головка, чем-то похожая на пион. Где он ее видел? Круглящиеся груди, круглящиеся коленки, круглящийся задик, белые штанишки... А звать как? Либа, Лига?