Нагота
Шрифт:
— Прошу прощения, я на минутку... Что стряслось у тебя, Либочка?
— Темновато тут, никак не разгляжу.
— Чего не разглядишь?
— Сама, что ли, не чувствуешь? Да вот же, вот...
Озадаченная Камита невольно подалась назад. Широко раскрыв глаза, Либа пристально смотрела на нее, все подталкивая на середину площадки.
— В чем дело? Говори, не придуривайся,
— Да вот же! Неужто не чувствуешь?
Либа протянула руку к лицу Камиты. Та машинально зажмурилась, запрокинула голову.
— Да погоди ты, не дергайся, не на цепь тебя сажают.
Рука поднялась еще выше, и в следующий миг роскошные ресницы Камиты очутились у Либы.
— На-ка вот, приклей покрепче, а то на радостях и не заметишь, как проглотишь,.,
Он прыснул, но тут же осекся, ожидая, что будет дальше. Обстановка была нелепая. За такие шуточки ребята бьют по морде. (Он был уверен, что у девушек до этого не доходит, но в какой-то момент ему показалось, что Камита вцепится Либе в волосы.) Если поступок носит злостный характер, он ни в коем случае не должен остаться в стороне. (Но как вести себя мужчине, чья дама подверглась нападению со стороны другой дамы?) Впрочем, не исключено, что он, не зная местных нравов, напрасно ждал скандала. А что если ресницы в самом деле оказались плохо приклеенными и могли потеряться, что, к счастью, не ускользнуло от наблюдательного взгляда Либы?
И Камита, должно быть, заколебалась, она стояла, будто окаменев. Ее прежнего мечтательного настроения как не бывало. Теперь Камита не казалась такой очаровательной. Ему почему-то было и стыдно за нее, и жаль ее. Но вот на лице той опять заиграла улыбка. Забрав у Либы ресницы, Камита обняла ее за шею и что-то шепнула на ухо.
Лицо у Либы застыло, совсем как изображение на экране, когда останавливается кадр.
— Нет, — вскрикнула она, — нет!
— Да, мышка, да, милая,
— Никогда!
— Да, да!
Либа отпихнула от себя Камиту и убежала. Глянув ей вслед, Камита проговорила с нескрываемым презрением:
— Недомерок!
— Что случилось?
— Ничего страшного. Кого криком не возьмешь, тому следует шепнуть на ухо. Запомните мой совет. У нас в молочной работает кассирша, настоящая фурия, глотка у нее — сирена корабельная, но я как-то поманила ее пальчиком, чтоб из будки своей наклонилась, и тихо-тихо шепнула: «А знаете, милая, у вас нервы не в порядке, не запускайте, к добру не приведет. Попросите в месткоме путевку...» Безотказно действует. Сразу столбенеет, и рот — на замок.
— Мы с Либой старые знакомые.
— В самом деле? — Глаза Камиты блеснули. — С каких это пор?
— Секрет.
— Вы уже виделись? Интересно, когда? Сегодня утром?
Он усмехнулся и покачал головой.
— Так когда же? Вчера? — не унималась Камита. — Ну скажите. Ведь вы же здесь всего второй день. Она что, приглашала вас на танцы?
— Нет. Мы с ней вместе отомкнули одну дверь. Потом прогулялись по карнизам, прыгая с балкона на балкон.
— И все?
— Разве этого мало?
— От Либы можно ждать и большего.
— Я вижу, вам она не особенно по душе?
— А вам?
— Довольно своеобразные манеры.
— Избави бог от такого своеобразия. У девчонки-разбойницы в сказке Андерсена тоже своеобразные манеры. Ну, конечно, Либа не стреляет, она предпочитает холодное оружие.
— Эта девочка?
— Как, вы не знали? Ну вот, а еще старые знакомые... Она сидела в тюрьме за попытку убить человека. Одного парня на тот свет чуть не отправила. И о своем ребенке совершенно не заботится. Говорят, его воспитывает бабушка где-то в Вилянах или в Вараклянах.
— И ребенок...
— Ну да! Впрочем, что ребенок! Вы бы лучше на мать посмотрели. А теперь: вольно! Можете покурить. — Камита раскрыла ладонь с искусственными ресницами. — Мне очень жаль, но я должна ненадолго покинуть ваше приятное общество.
— Не могу ли я быть чем-нибудь полезен?
— О чем вы говорите! Магия требует одиночества.
— Одиночество скучная вещь.
— Ничего, оставляю вам свою заместительницу. Бирута! Присмотри, чтобы наш поэт не сник от мировой скорби. Заодно, разумеется, пригляди, чтобы не наделал глупостей. Слышишь?!
Пригрозив ей пальцем, Камита затерялась в толпе. Бирута, потупив глаза, подошла поближе. Опять заиграли.
— Надеюсь, вы сможете присматривать за мной и в танце?
Бирута покраснела, не в силах скрыть радость.
— Я плохо танцую.
Ее откровенная робость была приятным облегчением.
— Я тоже. Но мы же не на конкурсе.
Бирута сказала правду. Тянуть и подталкивать ее, действительно, было делом нелегким. Казалось, она о том только и думает, как бы держаться от него на дистанции. Шаг у нее был деревянный, она то и дело смотрела себе под ноги, ужасно старалась, робела, переживала.
— Мы с Камитой только что говорили о Либе. Оказывается, она у вас знаменитость.
— Я удивляюсь, как это Либа пришла. Обычно на танцы не ходит.
— А вы?
— И я не хожу.
— Если не секрет, почему?
Бирута впервые взглянула ему прямо в глаза.
— Вы знаете, что такое аукцион?
— Очень приблизительно.
— Никогда не читали? В Ленинграде, к примеру, на аукционе продают пушнину, Так вот, танцульки мне напоминают аукцион.
— Ну и что?
— Должно быть, смелости не хватает.
— Мне кажется, Либу не заподозришь в недостатке смелости.
— Не смейтесь. Мне ее жаль.
— Жаль?
— Она не самая счастливая. Простите, я действительно плохо танцую. Может, хватит?
— Да нет же, у нас недурно получается,
Ни в коем случае нельзя ее отпускать. Чтобы там Бирута ни говорила, а ей нравилось танцевать, и совместные усилия давали свои результаты. Бирута становилась смелее, разговорчивей.
— Я бы хотел поговорить с вами.
— О Либе?
— Нет, вообще. Но совершенно откровенно. Мы же собирались играть в откровенность. Сейчас я к этому отношусь серьезно.