НАИРИ
Шрифт:
– Где именно?
Громкий вопрос прозвучал так, словно мужчине позарез требовалось знать, на какую полосу попытаются посадить наш самолет, у которого что-то произошло с колесами шасси после того, как была пройдена скорость принятия решения и не осталось возможности затормозить.
В проход высунулась Раушания. По трансляции говорила другая, более взрослая бортпроводница. А эта, видимо, стояла за занавеской и слушала происходящее в салоне.
– Где именно мы будем садиться?
Любопытный пассажир еще не очень волновался;
Злобная малышка к малиновом сарафане скрылась, динамик щелкнул и сообщил голосом зрелой:
– Пункт назначения – Бургас или Казань. Это будет уточнено позднее.
Соседка слева шумно поднялась и пошла в хвост, где прятались туалеты второго класса.
2
– Это называется «приплыли». Вот вам и двадцать первый ряд при тринадцатом числе.
Глаза соседки тонули в глубине.
Я не сразу сообразил, сколько времени промелькнуло с момента оглашения приговора.
Кажется, не более секунды, но толстая учительница опять сидела рядом, а весь проход, от хвоста до занавески, был заполнен плотной очередью в те места, куда она успела вперед всех.
Видимо, я отключился от реальности в лихорадочных мыслях.
– Тринадцатое во всем мире, но оно выбрало именно нас, несмотря на «двадцать одно».
Я кивнул.
Ничего не оставалось, мои каббалистические теории рассыпались в прах.
– Это… опасно, что с нами случилось?
– Думаю, что нет, – ответил я, хотя думал иначе.
Промолчав соседка, погладила себя по ногам.
– А что именно случилось, полагаю, в точности не знает даже экипаж. Узнает на земле.
– На земле…
Два простых слова показались мне печальным эхом.
Эхом всего, что еще час назад казалось незыблемым.
– Вы думаете, мы там окажемся живыми?
– Уверен.
Кажется, ложь прозвучала убедительно.
Я знал, что даже малейшая неисправность в воздухе имеет самые худшие перспективы, а неполадка шасси к малейшим не относилась.
Но я не мог ей этого сказать.
Потому, что она была женщиной, а я – мужчиной.
Потому, что мы летели в разные места, и если бы прилетели, то расстались навсегда и оставили друг о друге память этих минут.
Потому что если нам не суждено было разъехаться, прилетев в Анталью после Бургаса или Казани, то…
То последние в жизни часы нам выпало провести вместе.
Среди людей, но вдвоем, держась друг за друга – это стало ясным как-то сразу.
Но прежде всего потому, что я был мужчиной.
А она – женщиной.
– А где этот Бургас? – спросил я достаточно энергично. – В Испании? Никогда там не бывал.
– В Болгарии. Хотя я там тоже не бывала, только в Варне как-то раз.
– Я согласен и на Болгарию. Там тоже никогда не был.
– А почему именно туда?
Соседку тоже волновали несущественные вопросы.
– Не знаю.
Я заглянул в иллюминатор.
Внизу равнодушно ползли ландшафты средней полосы.
– Что бы там у нас сейчас ни было, после посадки наш самолет потребует ремонта.
Словами о ремонте самолета, приземление которого висит под вопросом, я пытался вселить спокойствие в самого себя.
Хотя на самом деле теперь меня бил страх.
Точнее не бил – сковал.
И даже не просто сковал: образовал внутри вакуум, куда всасывалось все существо, от которого осталась лишь внешняя оболочка.
Но внешне я должен был держаться – хотя бы ради нее, глядящей мне в глаза.
Кашлянув, я продолжил:
– А мы летим не на «Ту», который чинят кувалдой. Но, наверное, в Анталье не обслуживают старые «Боинги», ближайшая база в этом самом Бургасе. Такая должна быть и в Казани, раз это их самолет. Скорее всего, нас отправят не к болгарам, а к татарам. Ближе, да и границы нет.
Услышав мои слова, ожила трансляция:
– Уважаемые пассажиры. Наш самолет совершит посадку в аэропорту города Казань. Ориентировочное время прибытия…
– Вы провидец. Поверю вашему провидению и относительно того, что с нами будет все в порядке.
– Конечно будет, – ответил я.
И в подтверждение слов взял ее руку, лежавшую на колене.
Рука оказалась крепкой, но была холодной и сильно дрожала.
Салон снова зашумел.
Очередь в туалет двигалась, раздавались голоса: одни встревоженные, другие преувеличенно бодрые, некоторые веселые, словно обрадованные неожиданным приключением – запищали и заквакали сигналы мобильных телефонов.
Соседка молчала, наматывая на палец свою цепочку, которую вытащила из выреза футболки.
Я тоже молчал, судорожно думая о жене.
Классная руководительница булькала мобильным телефоном, листая книгу контактов.
– Что они там делают? – спросила женщина через несколько минут. – Звонят «девять-один-один»? То есть «сто двенадцать»?
– Ни туда, ни сюда, – ответил я. – Дебилы звонят и шлют СМС своим родным.
– Почему именно дебилы?
– Потому что только дебил станет сообщать: «Мамочка, у нашего самолета отвалилось шасси, мы, скорее всего разобьемся, но я тебя люблю».
– А мы все-таки разобьемся?
Алые соседкины губы дрожали.
– Нетконечно, – быстро ответил я, не давая себе секунды на размышления. – Это я так, к слову. Просто хочу сказать, что звонят только бесчувственные идиоты. Или скоты, перекладывающие переживания на людей, которые все равно ничем не смогут помочь.