Наперекор судьбе
Шрифт:
– Нет, – отрезал он. – Нет, продавать акции я не намерен. Думаю, это был бы постыдный поступок. Акции ушли бы из семьи. Но у меня, Барти, есть другое предложение, которое может тебе понравиться.
– Какое? – устало спросила она. – Лоренс, какую еще уловку ты придумал?
– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, – сказал он.
Барти уставилась на него. Сначала ей стало очень жарко, потом – очень холодно. Сердце начало стучать, а голова – кружиться. Она сглотнула комок в горле и схватилась за край столика, отчаянно пытаясь вместе со столиком удержать в дрожащих руках реальность.
– Выйти за
– Да. Я этого хочу. И теперь еще сильнее, чем прежде. Я хочу, чтобы ты вышла за меня и…
Барти сделала глубокий вдох. Она должна ему сказать. Должна успеть, пока ее не захлестнет волна эмоций, в которой перемешались тоска, страх и желание. Она должна, чтобы он не подумал, будто она только и ждала этих слов.
– Выйти за тебя замуж и, надо полагать, оставить работу? – спросила Барти, радуясь, что ее голос звучит уверенно. – Оставить работу, стать миссис Лоренс Эллиотт, заботиться о тебе и твоих домах, вести переговоры с архитекторами и декораторами, тратить дни на магазины и вечера в салоне Элизабет Арден? Лоренс, ты этого хочешь?
– Оставить работу? – с неподдельным изумлением спросил он. – Да ни в коем случае. Надеюсь, я успел узнать твою суть. Нет, Барти. О твоем уходе с работы не может быть и речи. Я даже хочу, чтобы ты продолжала работать. Я горжусь тобой, твоим блестящим умом. И у меня возникла идея. Я отдам тебе свою часть акций нью-йоркского филиала «Литтонс». Точнее, они будут моим свадебным подарком. Правда, замечательная идея?
Глава 23
Кит смотрел на мать и удивлялся, почему она плачет. Плакала она крайне редко. И еще удивительнее, почему она плакала сейчас, узнав такие замечательные новости? По правде говоря, он ожидал с ее стороны более радостной реакции. Кит посмотрел на отца. Тот по-настоящему обрадовался. С предельной осторожностью поставив на стол кофейную чашку – Оливер теперь все делал с предельной осторожностью и тщательностью, – он протянул сыну здоровую руку.
– Отлично, Кит, – произнес он. – Ты просто молодец. Не многим удается получить право на стипендию сразу в двух университетах. Но ты это честно заработал своим усердием.
Селия высморкалась и обняла сына:
– Поздравляю тебя, мой дорогой Кит. Мы очень, очень горды тобой. Это грандиозное достижение. И какой же из университетов ты выберешь?
– Я пока как-то об этом не думал. Слишком взволнован. Скорее всего, Оксфорд. Как вы считаете? Семейная традиция и все такое. Ты там училась. Папа. И Барти тоже. И конечно, Себастьян.
– Поддержи традицию. Думаю, тебе действительно стоит пойти в Оксфорд… Боже, я поверить не могу. Сейчас опять расплачусь. – Селия полезла в карман за платком, вытерла глаза и как-то неуверенно улыбнулась Киту. – Мы обязательно должны сообщить Себастьяну.
– Что? Оба? Здорово, дружище. Просто здорово. Ты позволишь пригласить тебя на ланч?
– С удовольствием. Мама планирует вечером устроить торжественный обед, но день у меня свободен. Радость не помешала родителям отправиться на работу в «Литтонс».
– Я от них другого и не ждал. Ну а я к твоим услугам. Куда бы ты желал пойти?
– Приму ваш выбор. А Иззи можно пойти с нами?
– Иззи в это время будет в школе.
–
– Конечно. Мы как раз заканчиваем завтракать. Только недолго, иначе она опоздает в школу.
Эта простая фраза показывала, какие разительные перемены произошли в жизни Себастьяна и Иззи. Теперь они вместе завтракали, и это считалось в порядке вещей. Никто и не догадывался о причинах этого чуда. Спросить тоже никто не решался. Все просто благодарили судьбу, что Себастьян наконец-то – и почти с радостью – принял свою дочь. Более того, поверил, что она сама и ее присутствие в его жизни способны дарить ему радость.
Себастьян по-прежнему оставался крайне строг с дочерью. И его отстраненность в отношениях с нею тоже пока никуда не исчезла. Но как было приятно видеть их гуляющими или сидящими рядом. Они стали помногу разговаривать. Их разговоры были насыщенными и серьезными. Редко, правда, но отец и дочь обменивались пусть и короткими, однако весьма искренними поцелуями.
Внешне Иззи почти не изменилась, оставаясь все той же тихой, послушной девочкой. Но у нее появилась уверенность, что отец не просто терпит ее присутствие. Она вдруг поняла, что нужна отцу. Перемены в Себастьяне были куда заметнее. Он стал мягче, терпеливее, все реже выплескивал свое раздражение и придирался. Теперь, как сказала Венеция, его снова можно было приглашать в гости. Конечно, он далеко не всегда соглашался, однако сами приглашения перестали быть безнадежной затеей.
Но самое важное – к Себастьяну вернулась его былая непоседливость и энергия. Теперь они с Иззи совершали воскресные прогулки. Сначала скромные вылазки в большие лондонские парки. Затем они стали ездить за город, чтобы погулять по полям и лугам Суррея. Планы были еще обширнее: в этом году провести целую неделю на Пеннинской дороге [54] .
«Странное развлечение для семилетней девочки: долгие и тяжелые пешие переходы в обществе вспыльчивого, брюзгливого престарелого отца», – думал Кит. Но если оба получат удовольствие от этого похода, кто он такой, чтобы возражать.
– Это замечательно, – сказал он Иззи. – Просто замечательно. Жаль, что я не смогу к вам присоединиться, – добавил он и вдруг увидел ее настороженный взгляд.
Нет, это их с отцом путешествие, и попутчики им не нужны. Даже такие, как Кит.
– Это я так сказал, – поторопился исправить свою оплошность Кит. – Я знаю, как для вас важны эти прогулки. Даже если бы у меня и было время, я бы не стал напрашиваться в вашу компанию.
Себастьян ждал его в ресторане отеля «Савой». На столике, в ведерке со льдом, лежала бутылка «Перрье Жуэ».
– Прекрасно, Кит. Ты славно потрудился. Впечатляющее достижение. Надеюсь, ты выберешь Оксфорд.
– Думаю, что да. Знаете, мне очень понравилась обстановка в колледже Иисуса. Но Крайст-Чёрч просто великолепен. Отец там учился, да и вы тоже.
– Решил изучать право? Или пока окончательного решения еще не принял?
– Не знаю, – растерянно улыбнулся Кит. – Меня увлекает карьера адвоката, хотя до сих пор я испытываю тяготение к стезе священнослужителя. Но для священника, думаю, во мне недостаточно смирения. – Он улыбнулся Себастьяну. Искренне, как человек, привыкший подсмеиваться над собой.