Наполеон и Мария-Луиза (др. перевод)

Бретон Ги

Это четверостишье было, конечно, несколько вызывающе по содержанию и не свидетельствовало о чрезмерной любви к королевской власти, но оно довольно точно описывало облик обоих монархов…

Карл X действительно ничуть не походил более на того маленького распутника, который некогда преследовал Марию-Антуанетту в кустах Трианона, задирал юбки придворным дамам и организовывал галантные ужины, на которых после десерта было принято «предоставить слово естеству»…

Суровый, осторожный, очень набожный, он теперь бросал только застенчивые и испуганные взгляды на девиц, которыми кишел дворец Тюильри.

Этому необычному превращению он был обязан мадам де Поластрон, любовником которой граф д’Артуа долгое время являлся. Перед тем как умереть от чахотки, молодая женщина в порыве раскаяния заставила его поклясться в том, что он никогда больше не будет жить в грехе и что посвятит себя «до конца дней своих» служению Богу.

Таким образом, автор эпиграммы был прав. Впервые в истории Франции на трон взошел мужчина, давший обет никогда больше не интересоваться женщинами.

Нам не хотелось бы делать из этого поспешных выводов, но для того, кто с восхищением наблюдал любовный пыл у сорока королей, которых имела страна на протяжении тысячи лет своего существования, было по крайней мере занятно констатировать, что последний французский король был первым, кто дал обет целомудрия…

Таким образом, правление Карла X было необычайно пресным периодом в истории Франции.

Лишившись возможности наслаждаться острыми любовными историями, которые, начиная с Гуго Капета, почти ежедневно происходили в королевских дворцах, люди добрые вынуждены были ограничиться вульгарными любовными приключениями артистов, певцов или балерин из оперы. Можно представить себе их отчаяние…

В июне 1825 года в этой серости будней появился некоторый просвет: во Флоренции в возрасте сорока пяти лет умерла Полина Бонапарт.

И сразу же многочисленные памфлеты, анекдоты, песенки, брошюры, листовки сообщили восхищенному мелкому люду о необычайных выходках этой неутомимой искательницы любовных приключений.

Само собой понятно, что большинство публикаций появилось в газетах королевского толка, которые были рады случаю дискредитировать семейство Наполеона. Отсюда произошли некоторые прегрешения перед истиной. Так, некоторые биографы самым серьезнейшим образом уверяли народ в том, что Полина начала свою галантную карьеру в восемь лет. Другие утверждали, что она лишилась девственности с помощью своих братьев. Были и такие, кто утверждал, что она в шестнадцать лет купалась голой в марсельском порту. И наконец, были авторы, почерпнувшие сведения из опубликованного в Лондоне в 1815 году труда Льюиса Голдсмита и уверявшие читателей в том, что Лэтеция организовала дом терпимости, где клиентов обслуживали ее дочери, бывшие в то время в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет. Они приводили в качестве доказательства вот такой отрывок из произведения этого английского писателя:

«Мадам Бонапарте содержала в Марселе так называемый открытый дом, где работали ее дочери. Такое скандальное поведение явилось причиной изгнания ее из этого города силами полиции.

Когда ее сын начал делать блестящую военную карьеру в Италии, она приехала туда к нему со всеми своими дочерьми. По пути они сделали на несколько дней остановку в Марселе. Однажды вечером, когда она с дочерьми пришла в театр, к ней подошел тот самый комиссар полиции, который отдал приказ изгнать ее из города. Этот комиссар, не зная того, что эта женщина была матерью завоевателя Италии, пришел в ложу в сопровождении офицеров полиции, как он обычно поступал в отношении женщин подобного сорта. И приказал ей освободить ложу. Она не заставила просить себя дважды; потом в фойе театра все выяснилось»139.

Это обвинение, выдуманное для того, чтобы поразить воображение обывателя, было на все лады подхвачено и повторено многочисленными памфлетистами. Это можно даже встретить в крестьянском варианте, который коробейники донесли до самых отдаленных деревень. Вот выдержка из него:

«– Ты ведь знаешь о том, что сестры Бонапарта Полина, Каролина140 и Элиза жили в Марселе так, как нам не хотелось бы, чтобы так жили наши дочери и наши подружки. Что в этом городе я видел их прогуливающимися вечерами так, как это делают обычно определенного сорта девицы на улице Сент-Оноре или в Пале-Рояле».

На это некая столь же хорошо осведомленная кумушка ответила:

«– Черт возьми! Это – всем известный факт. И как может сдержаться честная женщина при виде того, как эти потаскушки становятся королевами или же принцессами и при этом ведут себя совершенно нахально? Только бездушный человек или же совсем падший в грязь сможет при этом не возмутиться. Уличные девки, шлюхи, ставшие королевами! Ладно еще, если бы, достигнув столь высокого положения, они и вели себя подобающим образом. Но нет, куда там, они, став королевами, продолжают вести себя точно так же, как в Марселе, с той лишь разницей, что тогда они брали с мужчин деньги, а теперь, став королевами, сами платят любовникам. Что и говорить: достойные высочества!»141

Можно представить себе удивление народа, узнавшего о том, что принцесса Боргезе, сестра бывшего императора, начала взрослую жизнь с того, что продавала свои подростковые прелести марсельским морякам.

Уважение к «напечатанному» было в народе уже столь велико, что клевета, пущенная Льюисом Голдсмитом, была принята на веру и пошла гулять по стране. Даже и сегодня находятся писатели, которые, не моргнув глазом, продолжают утверждать, что юная Полина занималась на улицах Марселя играми, далекими от игры в классы и в кошки-мышки…

Доходило даже до того, что, поскольку легенды удивительно живучи, очаровательную Полину представляли самим воплощением порока и самым низшим пределом падения нравственности и разврата.

Конечно, она была далеко не святой, конечно, число ее любовников значительно превышает те нормы, которые предписываются моралью приличного общества, конечно, она была одной из самых великих любовниц всех времен, но, возможно, у нее были для этого свои побудительные причины.

Прежде чем рассмотреть поближе ее громкую жизнь, думается, будет уместным процитировать один мало кому знакомый документ, освещающий характер этой женщины и объясняющий ее поведение. Речь идет о письме, отправленном 22 апреля 1807 года Жаном-Ноэлем Алле, членом Института и первым врачом-ординатором Наполеона, доктору Пейру, врачу Полины Боргезе. Вот это письмо:

«Дорогой собрат,

я долго размышлял над состоянием, в котором нашел Ее Высочество и в котором мы увидели ее вчера.

Это состояние близко к истерическому аффекту.

Матка была уже менее чувствительной, но все же давала о себе знать; связки сохраняли еще воспоминания о той боли и раздражении, из-за которых мы прописали ей ванны в прошлый четверг.

Спазмы, которые я увидел на ее руках, были спазмами истерии, головная боль также была истерического происхождения. Общее ее состояние характеризовалось удрученностью и истощением.

Это отнюдь не обычное воспаление, воспалительный процесс, свидетелями которого мы были, имел только преходящий характер. Привычным и постоянным состоянием для нее является состояние возбуждения матки, это состояние продолжается и грозит большими неприятностями.

Вот в чем причина ее болезни! В прошлый четверг я поговорил об этом полунамеками с принцессой.

Я отрицательно отозвался о внутренних омываниях и в общих словах рассказал ей о том, к чему может привести раздражение матки, каковой бы ни была причина этого раздражения! Полагаю, что она меня поняла, но боюсь, что не до конца. Я ничего не знаю, но обязан догадаться при помощи средств, которые нам даны для того, чтобы угадывать, и все, что я сказал относительно происхождения симптомов, которые мы с вами наблюдали и которые вы наблюдаете чаще, чем я, более чем достаточно для того, чтобы получить ключ к разгадке этой тайны.

Нельзя во всем винить душ и его шланг, следует предположить, что в организме молодой, красивой, чувственной одинокой женщины, которая прямо на глазах теряет силы, некую постоянную причину этого истощения.

Какова бы ни была эта причина, сейчас самое время ее ликвидировать.

Я повидал многих женщин, у которых были проявления этой слабости, они все начинали именно так. Совершенно очевидно, что, если она не поспешит вылечиться, время будет безвозвратно потеряно.

Не могу сказать ничего более того, что я уже сказал, поскольку ничего не знаю, но все же думаю, что мы должны спасти эту молодую женщину от гибели, и если есть некто, кто потакает ее слабостям и является ее сообщником, то вовсе не этот некто будет обвинен, а нас будут обвинять в том, что мы ничего не заметили или же обо всем умолчали. Мне не хотелось бы, чтобы меня считали глупцом или обвиняли в подлости и в коварном потворстве. Более того, считаю себя обязанным спасти эту прекрасную и несчастную женщину, чья судьба меня очень беспокоит. К счастью, я пока не могу сказать, что ее судьба приводит меня в отчаяние.

Посему поспешите, дорогой собрат, нельзя терять ни минуты. Поступайте с моим письмом как сочтете нужным или же дайте мне возможность самому поговорить об этом открыто и сердечно. Если же мы не сможем поговорить твердо, нам следует подать в отставку.

Прощайте, дорогой собрат. Примите заверения в моем глубоком уважении и искренней дружбе.

Алле»142.

Да, Полина была больна. У нее была болезнь «нимфомания», нечто вроде «болезненной потребности к половым контактам, наблюдаемой у женщин». Поэтому-то ей и приходилось так часто искать средство для того, чтобы утолить любовный жар.

А этого средства в аптеках еще не было. Оно находилось в тех местах, куда студенты-медики и проказники-школяры любят (в шутку) положить ладонь своей сестры…

Глава 24 Жюно едва не стал самым обманутым мужчиной в истории Франции

Мне жаль людей, которые не соответствуют своему предназначению.

Поль Валери

Вот уже на протяжении ста пятидесяти лет жизнь Полины Бонапарт представляет собой любимый сюжет для поверхностных и легкомысленных историков.

Они раздевают ее, описывают самые смелые положения, в которых она могла быть, и не утаивают от своих читателей ни единой пикантной подробности.

Этот способ рассказа о жизни знаменитых людей является свидетельством ограниченности мышления.

Наша же цель – и это видно любому – совершенно в другом. Любовные связи Полины очень часто имели серьезные политические, дипломатические и военные последствия. И мы хотим здесь проследить именно эти последствия. Конечно же, может случиться и так, что для того, чтобы полнее показать роль этой молодой женщины, мы будем вынуждены проникнуть в ее альков и представить ее за самым сладостным времяпровождением в компании какого-нибудь мужчины.

Читатель, надеюсь, простит меня за это…

Полина – которая вначале звалась Паола-Мария – родилась в Аяччо 20 октября 1780 года под знаком Весов. Что вовсе не помешало ей позднее проявить признаки самой полнейшей неуравновешенности.

«Судьба, – сообщает нам Жюль Перро в своем красочном стиле, – предначертав ей жизнь самой богатой жрицы любви всех времен, условилась с Матерью-природой о том, что грациозная девочка не станет терять свои самые прекрасные годы на игры в куклы. В двенадцать лет Полина уже полностью сформировалась как женщина и была готова выполнить предначертания судьбы»143.

В 1793 году, скрывшись с Корсики, где Люсьен выступил против Паоло, Лэтеция с детьми нашла прибежище в Марселе, на грязной улочке неподалеку от старого порта. Там, для того чтобы заработать на пропитание, будущая Мадам Мать работала прачкой. Нунциата – которая тогда не называлась еще Каролиной – помогала ей стирать белье, а старшие дочери, Элиза и Полина, разносили белье по домам клиентов.

Обе они были ослепительно красивыми, и молодые марсельцы поглядывали на них с плотоядным огоньком во взоре. Некоторым из них удавалось в уголке улицы пощупать их груди. Добившись своего, они возвращались домой с таким восторженным выражением на лице, которое можно увидеть на витражах собора в Бовэ…

Юные представители семейства Бонапарт, а в особенности Полина, не очень обижались на эти прикосновения, считая их свидетельством восхищения их красотой, и частенько соседи слышали, как они смеялись в моменты, когда им следовало бы – выполняя правила игры – жалобно кричать, как это делают воспитанные девочки.

Это пренебрежение к лицемерию вскоре создало им нехорошую репутацию.

Скажем сразу же, что недобрые слухи, которые ходили о них среди соседей и которые вновь увидели свет во всех памфлетах времен Реставрации, не имели под собой никакой основы. В доказательство этого достаточно привести только свидетельство генерала Рикара, который знавал Полину и Элизу в Марселе144:

«Поведение сестер Наполеона, будучи безупречным на деле, не являлось таковым с виду. Я помню о некоторых случаях и вольностях, которым я лично не придавал ни малейшего значения, в отношениях с молодыми марсельцами, которых притягивало очарование этих девиц (Полина была восхитительно красива: она могла бы быть идеалом красоты). Возможно, что среди этих молодых людей и нашелся какой-нибудь фат, похвалявшийся милостями, которые он не смог от них получить, или же даже решивший отомстить за категорический отказ распусканием слухов, порочащих память детей Лэтеции. Тут я не могу ничего утверждать. Но должен сказать, что общественное мнение в Марселе было против них, и оно приписывало им любовные приключения часто скандального характера»145.

«По-детски непосредственная и поверхностно чувственная», как описал ее Анри д’Альмера, Полина, вероятно, именно тогда-то, в один из волнующих вечеров весны 1794 года, и стала в первый раз любовницей, как утверждает легенда, капрала Севрони, молодого корсиканца, который потом стал генералом империи.

Как бы то ни было, но девочка вскоре покинула Марсель и поселилась вместе с семьей в замке Салле, который Наполеон реквизировал неподалеку от Антиба. Там Полина, вероятно, приводила в трепет молодых офицеров, которые окружали ее брата. Почти все они положили на нее не только глаз, но и лапу. И почти всем досталось. По маршальскому жезлу, разумеется, ибо Наполеон, став императором, не забыл первых воздыхателей своей любимой сестры.

А среди этих блестящих молодых военных был один толстый и застенчивый юноша, который не стал следовать примеру своих товарищей, увивавшихся за Полиной. И пока все остальные с легкостью добивались милостей молодой корсиканки, он молча сгорал от любви. Этого парня звали Жюно.

Однажды вечером, увидев, как Полина купалась неподалеку от Квадратного Форта, «он почувствовал, как в нем родилось желание стать единственным обладателем пленительных округлостей, представлявших собой радость офицеров в Антибе»146. Охваченный волнением, он решил, как хороший подчиненный, рассказать обо всем своему генералу. Их разговор донесла до нас герцогиня д’Абрантес:

«Однажды вечером Наполеон и Жюно нашли в тени деревьев полянку, наполненную ароматами растений… Друзья шли медленно, молча, держась за руки и сжимая их время от времени, словно бы для того, чтобы спросить что-то у сердца и ответить на этот вопрос. В этот момент для них не существовало эполет, которые отдаляли генерала от адъютанта. Оба мужчины, эти двое друзей, были в тот прекрасный вечер очень близки друг другу, их сблизило то, что они купались в нежном, переливающемся и наполненном ароматами воздухе в окружении зарослей кустов, гирлянд приятно пахнувших цветов, что они разговаривали друг с другом сердцами. Они были намного ближе друг к другу, чем в позолоченном кабинете, площадью в десять квадратных футов…

Сердце Жюно было наполнено чувствами, которыми человеку обычно требуется поделиться с другом. Но Бонапарт уже давно знал его тайну: ему было известно, что Жюно был безумно влюблен в Полетту Бонапарт.

Его совсем юное сердце не смогло устоять при виде столь пленительного создания, каким была Полетта. Он любил ее страстно, до умопомрачения. И тайна его стала известна генералу самое большее через неделю. А коль скоро разум не смог удержать его от этой любви, честь повелевала ему открыться генералу.

Бонапарт не сказал в ответ на его просьбу ни да, ни нет. Он стал его утешать, и самыми убедительными доводами стали слова о том, что он был почти уверен в том, что Полетта с удовольствием скажет “да” в тот день, когда Жюно сможет предложить ей жилище.

В тот самый вечер, о котором идет речь, Жюно, вдохновленный словами Бонапарта, стал еще более настойчивым. Накануне он получил письмо от отца и показал его Бонапарту. Господин Жюно-отец сообщал в нем сыну о том, что пока он не может дать ему никаких денег, но что вскоре размер его наследства будет равен двадцати тысячам франков.

– Таким образом, я скоро стану богатым, – сказал Жюно Бонапарту, – потому что с этой суммой я буду иметь тысячу двести франков ренты. Мой генерал, клянусь вам, что…

Бонапарт внимательно выслушал Жюно. А потом с огорчением произнес:

– Я не могу написать матери о твоей просьбе, поскольку у тебя будет рента в тысячу двести франков, хорошо, но пока-то ее у тебя нет. Твой папаша, черт возьми, находится в прекрасном здравии, и ждать от него наследства тебе придется еще довольно долго. И наконец, у тебя сейчас ничего нет, кроме лейтенантских эполет. Что же касается Полетты, то у нее даже и этого нет. Давай же подведем итог: у тебя ничего, у нее ничего, что получается? Ничего! Таким образом, в настоящее время жениться вы не можете. Давай подождем…»147

Глава 25 Легкомысленность Полины бонапарт приводит к катастрофе в Сан-Доминго

Будь она посерьезней, ее мужа никогда не направили бы в Сан-Доминго.

А. Фляйшман

После 9 термидора Лэтеция с детьми, лишившись протекции Наполеона, который только что потерял должность, покинули Антиб и вернулись в Марсель, где поселились в грязной комнатке некой третьеразрядной гостиницы.