Народ
Шрифт:
И все же крестьянин упорствует, он почтительно выслушивает эти доводы, но не хочет в них вникать. Он не желает быть спасенным в одиночку, без всех членов своей семьи. Почему, спрашивается, его вол и осел не могут получить свою долю блаженства, наряду с псом святого Павла? Они же поработали на своем веку!
«Ладно, я перехитрю попов! – (думает крестьянин. – Подожду-ка до рождества, когда вся святая семья в сборе, когда Христос еще слишком мал, чтобы вершить суд и расправу. Можно это или нельзя – мы придем все: и я, и моя жена, и мои ребята, и мой осел. Да, и он тоже! Его предок побывал в Вифлееме, носил на спине самого Спасителя. В награду за это надо, чтобы и у бедняги был свой праздник. Правда, эта животина вовсе не такова, какою притворяется: и упряма она, и хитра, и ленива… Ну да ведь и сам я таков: кабы не нужда, разве я стал бы работать? Да ни в жисть!»
Когда народ вопреки запрету епископов и соборов приводил свою скотину в церковь, это было скорее трогательное, чем смешное зрелище. [217]
217
Этот обычай долго сохранялся в Руане, как сообщает Дюканж. (Прим. автора.)
218
Сивилла – у древних греков и римлян пророчица, предсказывавшая будущее.
219
По библейскому преданию, пророк Валаам отправился по повелению моавитянского царя Балака проклясть евреев. В дороге ему предстал ангел с обнаженным мечом. Испугавшаяся ослица понесла Валаама, а затем, обретя человеческий голос, стала упрекать его в жестокости.
220
В католических церквах на рождество воспроизводится обстановка, в которой якобы родился Христос, т. е. хлев с яслями (кормушкой).
Но из этой попытки вернуть животным права ничего не вышло. [221] Церковные соборы запретили им доступ в храмы. Философы, нисколько не менее спесивые и черствые, чем богословы, решили, что души у животных нет. [222] Они терпят в этом мире муки? Ну так что же? В загробной жизни нм нечего ждать воздаяния.
221
Дух народа сделал и больше для тех, кого он взял под свою защиту. Несмотря на протесты церкви, добились законного статута для животных: их рассматривали как юридических лиц, вызывали в суд, делали объектами уголовного процесса в качестве свидетелей, а иногда и обвиняемых. Несомненно, такое признание важной роли животных способствовало их сохранности, долговечности, а в конечном счете – росту плодородия земли, которое во многом зависит от того, насколько человек бережет природу. Может быть, именно по этой причине средневековье столько раз оправлялось от ужасных кризисов, грозивших ему гибелью. (Прим. автора.)
222
Иезуит Бужан утверждал, что «у животных должна иметься душа, ибо онп – злые духи». (Прим. автора.)
Итак, бога для них не было; ласковый отец всех людей оказался жестоким тираном для тех, кто не имел человеческого образа и подобия. Но неужели бог мог создать игрушки, способные чувствовать, механизмы, способные страдать, автоматы, схожие с венцом творения лишь тем, что в состоянии испытывать боль? Как только терпит вас земля, бессердечные люди, в чьи головы пришла столь нечестивая мысль, люди, вынесшие такой приговор ни в чем не повинным, страдающим живым существам?
Наш Бек прославится среди всего прочего еще и тем, что его современником был одни философ [223] с гуманным сердцем. [224] Он любил детей и животных. Ребенок во чреве матери интересовал людей науки лишь как зародыш, черновой набросок человека; но этот ученый любил его словно уже родившегося. Внимательно исследовав сокровенную жизнь этого крохотного создания, он уловил в его развитии те же метаморфозы, какие претерпевает эмбрион всякого животного. Так в материнском лоне, подлинном святилище природы, была открыта тайна всеобщего братства… Благодарение богу!
223
Подразумевается Этьен Жоффруа-Сент-Илер (1772–1844) выдающийся французский биолог-эволюционист,
224
Дело, начатое им, успешно продолжают его сын, Изидор Жоффруа-Сент-Илер и друг, Серр. Я с радостью вижу, что молодежь, у которой все в будущем, охотно вступает на научную стезю – эту стезю жизни. (Прим. автора.)
Жоффруа-Сент-Илер Изидор (1805–1861) – сын Этьена Жоффруа-Сент-Илера, продолжавший его дело. Также был президентом Парижской академии наук.
Серр Этьен (1786–1868) – французский хирург, ученый.
Это поистине восстановление низших существ в их правах. Животные, эти рабы рабов, оказываются прародителями владык земли…
Пусть же люди примутся с большим доброжелательством за важное дело воспитания животных! Некогда, приручив диких зверей, они покорили весь мир, [225] но уже две тысячи лет не занимаются этим делом, к великому ущербу для всей земли. Пусть народ узнает, что его благосостояние зависит от того, как он будет обращаться со своими обездоленными младшими братьями. Пусть ученые вспомнят, что животные, как более тесно связанные с природой, были в древности толкователями и посредниками между нею и людьми. В инстинкте этих самых простых из всех живых существ наука найдет проявление воли божьей.
225
Наш машинизированный век хочет всюду видеть машины и не ставит животных ни во что. Однако ему следовало бы видеть, что животные не только являются источником физической силы, но и выполняют другую роль, переоценить которую невозможно: они вносят жизнь (если не сказать «живую душу») во все, что их окружает. Думается, надо возобновить изучение и приручение животных. См. прекрасную статью «Приручение» г-на Изидора Жоффруа-Сент-Илера в новой энциклопедии Леру и Рейно. (Прим. автора.)
Глава VII
Инстинкт простых натур
Инстинкт гениальных натур
В гении наиболее ярко выражены черты простого человека, ребенка и народа
Я читал в жизнеописании одного великого святого, что когда он после своей смерти вернулся в монастырь, то удостоил явиться не высшим по сану монахам, а самому ничтожному, самому простому, нищему духом. Этот монашек умер через три дня после того, как ему была оказана милость лицезреть святого. Черты умершего выражали неизъяснимую радость. По словам автора его жития, невольно на ум приходил стих Вергилия:
Ребенок, мать узнай ты но ее улыбке!Следует отметить тот факт, что большинство гениальных людей питают особенное расположение к детям и к простым натурам. Последние, со своей стороны, обычно застенчивые и робкие в большом обществе, не раскрывающие рта в кругу образованных людей, чувствуют себя в присутствии гениального человека как нельзя лучше. Мощь его ума, всех подавляющая, им, наоборот, внушает доверие. Они знают, что находятся под его защитой и вместо насмешки встретят дружескую приязнь. К ним возвращается природная непринужденность, их язык развязывается, и можно увидеть, что эти люди, которых называют простыми, ибо они не знают общепринятого языка, очень самобытны, одарены живым воображением и особым инстинктом, позволяющим им быстро улавливать связи между очень отдаленными друг от друга явлениями.
Они охотно сопоставляют и объединяют факты, но мало анализируют и расчленяют. Им не только трудно, но и жалко делить что-нибудь на части, это кажется им членовредительством. Они не любят подходить к жизни со скальпелем, и решительно все кажется им живым. С чем бы они ни имели дело, они ведут себя так, словно перед ними живые существа, в которых они не решаются что-нибудь изменить. Они отступают, лишь только надо разрушить анализом хоть малейший намек на жизненную гармонию. Это свойство обычно вызвано их природной мягкостью и добросердечием, недаром их называют «добрыми людьми».
Они не только не расчленяют целое на части, но если находят какую-нибудь частицу целого, то либо пренебрегают ею, либо восстанавливают по ней то целое, от которого она отделена. Такой синтез они производят с присущей им живостью воображения, неожиданной при их природной медлительности. Они настолько же способны к синтезу, насколько неспособны к анализу. Впрочем, при виде того, с какой легкостью они улавливают взаимные связи, начинает казаться, что тут дело не в способности или неспособности, а просто это их неотъемлемое свойство. Действительно, именно в этом заключается их простота.
Вот в полосе света появляется рука. Привыкший рассуждать сделает, несомненно, заключение, что там, в темноте, стоит человек, и видно только его руку. Исходя из наличия руки, рассуждающий делает вывод о наличии человека. Простые натуры не рассуждают, не умозаключают, они сразу, увидев руку, говорят: «Вижу человека». И они в самом деле видят его мысленным взором.
Оба приходят к одному и тому же выводу, но в большинстве случаев над простыми натурами смеются, считают их чуть не помешанными лишь потому, что они по части судят о целом, по какому-нибудь отдельному признаку угадывают, замечают то, что другие еще не успели увидеть.