Нарушители спокойствия (рассказы)
Шрифт:
Он бросился бегом через рытвины уничтоженной авеню Эвклида. В голове звучали небесные хоры. Женщина!
Она его заметила, и в самом ее силуэте он угадал ту же ликующую радость. Поняла! Она протянула к нему руки, побежала. Они плыли друг к другу, словно в замедленном балете. Раз он споткнулся, но тут же вскочил. Они обежали смятые жестянки автомобилей и встретились перед искореженным остовом, который прежде — казалось, геологические эпохи назад — был зданием компании «Май».
— Я — последний мужчина! — выговорил он. Слова сами рвались наружу. — Последний, самый-самый последний. Все погибли, все, кроме нас. Я — последний мужчина, ты — последняя женщина, мы должны соединиться и продолжить человеческий род…
Под слоем копоти ее измученное лицо лучилось неземной красотой.
— Да, да, — сказала она. — Я люблю тебя, ведь мы только и остались, ты и я.
Он коснулся ее руки:
— Я люблю тебя. Как тебя зовут?
Она слегка покраснела.
— Ева. А тебя?
— Берни, — ответил он.
Самой тьмы мрачнее
«DEEPER THAN THE DARKNESS». Перевод: Михаил Кондратьев
У меня были неприятности из-за моих выходок с самого детства. Мой первый день в детском саду. — Не прошло и десяти минут после того, как моя мама отпустила мою руку и оставила меня в комнате, полном детей, как меня отвели в кабинет директора. Я расскажу вам эту историю в другой раз. Но вот у учительницы начальной школы (1940 год, Пейнсвилл, штат Огайо) на правой руке, держу пари, до сих пор следы от моих клыков. Так что я с самого начала знал, что мне нужно притворяться таким как все, как можно лучше, иначе из меня будут выбивать дурь на переменах и после уроков каждый день. Что ж, как и Альфу Гундерсону в следующей истории, мне удавалось скрывать свою истинную сущность… но не очень хорошо и не очень долго. Ребята, поверьте мне на слово: если вы из тех, кого мы называем «зелеными обезьянами», то другие обезьяны будут рвать вас на части каждый раз, когда учуют ваш запах. Прятаться — это искусство. Но не прячьтесь слишком хорошо, чтобы такие, как вы, смогли вас найти. И не доводите дело до того, чтобы маска, которую вы носите, не стала вашим настоящим лицом. Притворяйся, но не ассимилируйся. И никогда не развязывай сухопутную войну в Азии. Я просто подумал, что стоит добавить и это. Никогда не знаешь наверняка, что взбредет тебе в голову.
I
За Альфом Гундерсоном пришли в окружную тюрьму Пауни.
Заключенный сидел спиной к пласталевой стене камеры и крепко обнимал руками костлявые колени. На пласталевом полу лежала выпрошенная им у охранника древняя трехструнная мандолина, на которой Гундерсон этими жаркими летними днями весьма недурственно бренчал. Тощим задом он упирался в желоб койки — на ней не было даже матраса, — и койка ощутимо прогибалась. Длинный как жердь, Гундерсон заметно сутулился.
От сухопарого заключенного веяло вдобавок какой-то опустошенностью. Тусклые каштановые с проседью волосы в беспорядке висли над низким лбом. Глаза казались горошинами, вылущенными из стручков и вдавленными в мертвенно-бледное лицо.
Невыразительность их только усиливала исходящее от Гундерсона ощущение пустоты. Ни в чертах лица, ни в фигуре — ничего запоминающегося. Ничего выразительного. Казалось, этот человек давным-давно отказался от каких бы то ни было надежд.
Не просто измотанный и усталый. Эта усталость шла словно откуда-то изнутри. Гундерсон так и не отводил пустого взгляда от пласталевой двери даже когда она растворилась, пропуская двух незнакомцев.
Вошли двое мужчин. Походки — столь же схожие, как и неприметные костюмы в серую клетку — как и лица, стиравшиеся из памяти немедленно после ухода.
Вертухай — седеющий туповатый надзиратель минус восьмого разряда уставился
Один из серых обернулся — и мигом подметил изумленный взгляд на лице охранника. Голос гостя был ровен и невозмутим:
— Закроешь дверь — и обратно к столу. — Слова холодные, размеренные. Никаких возражений они не встретили. И понятно. Ведь эти люди были Мудрилами.
Рев гиперпространственного корабля прервал застывшее мгновение — и вертухай закрыл дверь, приложив ладонь к замку. Потом побрел прочь из арестантского блока, поглубже засунув руки в карманы комбинезона. Шел он с опущенной головой — словно старался решить какую-то невероятно сложную задачу. Тоже понятно. Охранник изо всех сил старался спрятать свои мысли от проклятых Мудрил.
Стоило вертухаю выйти, как телепаты подобрались поближе к Альфу Гундерсону. Лица их стали плавно, едва уловимо меняться, наполняясь индивидуальностью. Потом они перекинулись встревоженными взглядами.
«Этот?» — подумал первый, слегка кивая на заключенного. Тот сидел как сидел, обхватив руками костлявые колени.
«Так в рапорте, Ральф», — подумал в ответ другой. Затем сдвинул прикрывавшую лоб пластинку и, присев на край койки-желоба, нерешительно коснулся ноги Гундерсона. «Боже милостивый! Он не думает!» — вспыхнула мысль. «Ничего не нащупать!»
Мысль так и посверкивала изумлением.
«Может, заблокирован травматическим барьером?» пришел ответ телепата по имени Ральф.
— Вас зовут Альф Гундерсон? — вкрадчиво осведомился первый Мудрила, положив руку на плечо Гундерсону.
Выражение лица арестанта нисколько не изменилось.
Затем, однако, голова его медленно повернулась, и безжизненный взгляд остановился на сером телепате.
— Да. Я Гундерсон. — Голос ничего не выражал — ни интереса, ни тревоги.
С сомнением сморщив губы и нахмурившись, первый Мудрила перевел взгляд на своего напарника. Потом пожал плечами — словно говоря: «Кто его знает?»
И опять повернулся к Гундерсону.
А тот так и не пошевелился. Будто высечен из камня.
И нем как рыба.
— За что вы здесь, Гундерсон? — Речь Мудрилы отличалась характерной для телепата неуверенностью — будто слова ему в новинку. Да так оно, собственно, и было.
Безжизненный взгляд качнулся обратно на пласталевые стенные панели.
— Я поджег лес, — произнес Гундерсон.
От этих слов заключенного Мудрила заметно помрачнел. Именно так и указано в рапорте. В том самом рапорте, что пришел из отдаленного уголка далекой страны.
Американский Союз покрыл оба континента печатными платами, линиями связи и скоростными трассами — но оставались там и участки девственных лесов, так и не познавшие цивилизации. Человечество по-прежнему сохраняло дороги и тюрьмы, леса и озера. Из одного такого местечка и пришли в течение часа сразу три рапорта поразительного содержания. Пройдя предварительную обработку в первичных информационных блоках Капитал Сити в Буэнос-Айресе, они были загружены в компьютер и направлены в Бюро для проверки. Выяснилось странное обстоятельство. В то время как гиперпространственные корабли курсировали среди миров, а Земля вела свои межгалактические войны, здесь, в захолустном уголке американского материка, произошло нечто из ряда вон выходящее.
Полторы квадратные мили бушующего лесного пожара — и все на совести одного Альфа Гундерсона. Поэтому Бюро и направило для разбирательства двух Мудрил.
— Как это получилось, Альф?
Безжизненные глаза вмиг захлопнулись — словно от боли. Потом снова открылись, и Гундерсон ответил:
— Я хотел разогреть котелок. Пытался поджечь растопку. Слишком сильно полыхнулся. — Тень жалости к себе и невыносимый боли набежала на его лицо и тут же исчезла. Снова опустошенный, арестант добавил: — Всегда у меня так.