Наш человек в горячей точке
Шрифт:
— Ой-ой-ой… Ой-ой-ой, — повторяла она. — Как жалко… Я не знаю… Знаешь, сейчас я уже пришла в театр… — сказала она. Потом, как будто что-то посчитала, и добавила: — Иди домой. Не надо больше пить…
— Не беспокойся… Не знаю. Что мне делать дома? Посмотрю.
— Не пей больше, о’кей?
— О’кей. Успокойся. Всё под контролем.
И что только я плету, подумал я, закончив разговор, какой тут контроль?
Я сварил кофе по-турецки и вышел на балкон, сел в плетеное кресло.
Прекрасный день, открывается вид на зелень
Я понятия не имел, что теперь делать… Куда идти?
День распростерся передо мной как огромная загадка.
Пить дальше? Пойти домой? В город? Прогуляться?
Может, пойти в зоосад? Взять с собой Маркатовича и посмотреть на слонов?
Вот, это всё то, что и рассказывают о безработице, подумал я.
Я пошел посмотреть, что с Маркатовичем. Приоткрыл дверь спальни. Он лежал на своем брачном ложе, по диагонали. Заморгал глазами.
— Спи, спи, — сказал я и закрыл дверь.
Всё же я надеялся, что разбудил его. Чисто для компании.
Я вернулся в гостиную.
Тут зазвонил мой телефон. Неизвестный номер. Общественность обо мне не забыла. Какая-то журналистка, спросила, со мной ли она говорит.
— Надеюсь, — сказал я.
Она хотела бы получить от меня комментарий. У неё был длинный, подло льстивый («…вы как уважаемый профессионал, стечением обстоятельств оказавшийся в центре внимания общественности…») вопрос о том, чувствую ли я себя «ответственным» за судьбу своего сотрудника и родственника.
— Да, я виноват, — сказал я.
— Хорошо… — После этого последовала пауза. Похоже, она думала, что ей придется морализировать и расставлять риторические западни для того, чтобы получить то, что она себе наметила, а тут оказалось, что всё мигом решилось. И теперь она может отправляться на кофе.
— Большое вам спасибо, — сказала она.
Теперь Маркатович приоткрыл дверь и высунул голову. Не знаю, к чему такая осторожность. Должно быть, сохранилась из брачной жизни.
— Я не собираюсь ничем в тебя бросать… — сказал я. Он вошел.
Взгляд у него был как у только что прозревшего детеныша. Так же он и передвигался.
Смотрел он на меня, как бы припоминая.
— Ох, мать твою, — проговорил он.
— Да, вот так… — сказал я.
Он спросил: — Кофе есть?
— Есть.
Он доковылял до журнального столика, сел в кожаное кресло.
Сидит, потягивает кофе, обмениваемся какими-то незаконченными фразами, безвольно ужасаемся собственному похмелью. Он сказал, что видел какой-то кошмарный сон. Диана и близнецы преследовали его, каждый на своем дорожном катке, гонялись за ним на огромном паркинге перед торговым центром, вход в который он никак не мог найти…
— Поздравляю, — сказал я. — А мне снилось, что я блуждаю в Интернете, какие-то пароли, больше ничего не помню…
Маркатович вгляделся в глубины похмельной памяти. Покачал головой.
— Тебе снилось
— Откуда ты знаешь?
— Вообще-то не знаю… Может быть, это тебе и снилось. Но, видишь ли, ночью ты был в Интернете и вбивал пароли… Ты послал на биржу распоряжение, не помнишь?
— Нет! — испуганно крикнул я.
— Ты дал распоряжение о покупке акций Ри! — он глянул на меня и поднял брови. — Я говорил тебе, что не…
Я молча пялился на него.
Он повторил: — Не помнишь?
Я подошел к компьютеру. Включил его. Посмотрел на мобильный — 12:40. Биржа стартует в десять. Зависит, какую цену я предложил, может быть, распоряжение ещё не прошло.
— А я думал, это мне снится, — сказал я.
— Мать твою, ведь я говорил тебе, что не надо, но без толку, ты хотел и хотел! — сказал Маркатович. — И ты был так настойчив, что под конец я подумал, что у тебя есть какая-то информация.
Как долго грузится этот Windows. Долго меня соединял. Я закурил. Зашел на сайт своего брокерского дома. Вбил пароли. Открылся мой портфель.
Что за дерьмо! Распоряжение выполнено!
Мой основной капитал испарился… Я купил три тысячи акций разоренного банка! Вот они, в портфеле!
Ух. Сраная кокаиновая самоуверенность! Три тыщи акций!
По 50,50 кун.
Всё-таки, как я вижу, я предложил немного ниже, чем последняя вчерашняя цена, но дело сделано!.. Ясно. Не скажешь, что акции идут нарасхват. Я купил этих бумажек на 151.500 кун! Сто пятьдесят тысяч!
Забудь о квартире, звенело у меня в голове… Я пялился на этот портфель. С сегодняшнего утра акции РИБН-Р-А упали до 43,30 кун. Пока я спал на этом сраном диване, я потерял, сколько? Посчитал… Вот, 21.600 кун.
Я сжал руками голову. Как же так получилось? — обвинял я себя во внутреннем диалоге с кем-то, кого считал ответственным за это дело.
Я был последней опорой самому себе, подумал я. Но теперь я даже себе не могу больше верить… Мне стало как-то страшно… Можно ли вообще верить в себя, подумал я. Что за дела? Кто он, тот, который верит?
Нужно оставить эти мысли.
Я посмотрел на Маркатовича. Он во всем виноват, подумал я. От него действительно одни убытки… Это так. Лузерство заразно, это я знал всегда. Нужно выбирать компанию! Почему, какого хрена я не дружу с преуспевающими молодыми людьми из рекламы?! Их в телевизоре полно, почему же их не видно на моих горизонтах?
Один только Маркатович, старый неудачник, смотрит на меня и моргает.
— Это ты виноват! — сказал я. — Ты так скулил из-за Ри-банка, ты заставлял утешать тебя…
— Да нет же, что ты! Я же тебе сегодня ночью говорил…
— Но я-то говорил противоположное! — выкрикнул я. — Чтобы тебе доказать, что всё будет о’кей!
— Но зачем?
— Так ты же хотел, чтобы я тебе это говорил… Ты меня уже несколько дней вынуждаешь тебя успокаивать! Ты причитаешь, а я должен вселять в тебя оптимизм!