Наш общий друг (Книга 1 и 2)
Шрифт:
Другое печальное обстоятельство то, что Венирингу, справа от которого сидит пленительная Типпинз, а слева - тетушка новобрачной, крайне трудно поддерживать мирные отношения между ними обеими. Медуза мало того что старается своим взглядом превратить в камень очаровательную Типпинз, она еще сопровождает каждое слово этого милого существа громким фырканьем, которое можно объяснить и хроническим насморком, и чувством презренья и негодования. А так как это фырканье повторяется регулярно, то его начинают предвкушать все сидящие за столом, и разговор прерывается весьма неловкими паузами, когда все умолкают в ожидании, отчего фырканье звучит еще более выразительно.
Третье неприятное обстоятельство то, что убогие незнакомцы словно сговорились ничему не удивляться. Они упорно не желают замечать золотых и серебряных верблюдов и составили между собой заговор - не обращать внимания на изысканную чеканку ведерок со льдом. Они настолько спелись, что осмеливаются даже намекнуть, будто хозяин с хозяйкой порядком наживутся на этом деле; и вообще ведут себя как завсегдатаи в трактире. Присутствие очаровательных подружек тоже не оказывает смягчающего влияния; ибо, не чувствуя почти никакого интереса к новобрачной и ровно никакого друг к другу, прелестные создания начинают, каждая на свой лад, критически разглядывать имеющиеся налицо модные уборы. Тем временем шафер жениха, в изнеможении откинувшись на спинку стула, по-видимому, пользуется случаем, чтобы окинуть мысленным взором все то зло, которое он причинил своим ближним, и покаяться в нем; разница между ним и его другом Юджином заключается в том, что последний, тоже откинувшись на спинку стула, по-видимому, подсчитывает мысленно, сколько зла ему хотелось, бы причинить своим ближним, и особенно всем присутствующим.
При таком положении дел обычные церемонии проходят довольно вяло и без всякого одушевления, и даже великолепный свадебный пирог, разрезанный прелестными ручками невесты, кажется неудобоваримым. Тем не менее уже сказано все, что полагается говорить, и проделано все, что полагается проделать (сюда же относятся зевки, неожиданное погружение в сон и пробуждение леди Типпинз); теперь идут спешные приготовления к свадебной поездке на остров Уайт *, и под окнами сотрясают воздух духовые оркестры и крики собравшихся зрителей. Но так уже было предназначено злою судьбой Химика, чтобы на глазах этих зрителей ему довелось претерпеть осмеяние и муки. Ибо, выйдя на порог, чтобы оказать честь отъезжающим, он вдруг получает препорядочный гостинец в висок - это Буфер, подогревшись шампанским и целясь наугад, запустил, как полагается, на счастье, вслед новобрачным тяжелым башмаком, взятым у рассыльного из кондитерской.
Итак, все снова идут наверх, в пышно убранные гостиные; все раскраснелись после завтрака, как будто все сообща схватили скарлатину, и там убогие незнакомцы вытирают сапоги о турецкие диваны и соединенными силами стараются нанести как можно больше урона великолепной хозяйской обстановке. За сим леди Типпинз, будучи не в состоянии разобраться, что именно сегодня: позавчера, послезавтра или какой-то день на будущей неделе, исчезает незаметно; исчезают и Мортимер Лайтвуд вместо с Юджином; исчезает и Твемлоу, уезжает домой и твердокаменная тетушка - она отказывается незаметно исчезнуть,
Все кончено, то есть на данное время. Но должно наступить и другое время - оно наступает недели через две, и для супругов Лэмл это время наступает на острове Уайт, на песчаном пляже у Шэнклина *.
Мистер и миссис Лэмл довольно давно прогуливаются по пляжу Шэнклина, и по их следам можно видеть, что они гуляют не под руку, и что идут они не по прямой линии, и что оба они не в духе, потому что жена, тыча перед собой зонтиком, оставляет в сыром песке полные воды ямки, а муж волочит за собой трость. Словно он и в самом деле родственник Мефистофелю и гуляет, волоча по песку хвост.
– Не хотите ли вы сказать мне, Софрония... Так начинает он после долгого молчания, и Софрония, сверкнув глазами, круто поворачивается к нему.
– Не сваливайте на меня, сударь. Это я вас должна спросить, не хотите ли вы сказать мне?..
Мистер Лэмл снова умолкает, и они идут дальше тем же порядком. Миссис Лэмл, прикусив нижнюю губу, раздувает ноздри. Мистер Лэмл забирает в левую руку обе рыжеватые бакенбарды и, соединив их вместе, бросает на свою возлюбленную косой взгляд из-за рыжих зарослей.
– Не хочу ли я?
– негодующе повторяет миссис Лэмл после некоторого молчания.
– Сваливать все на меня! Какая трусость, какая низость!
Мистер Лэмл останавливается, расправляет бакенбарды и вопросительно смотрит на нее.
– Какая... что?
Не останавливаясь и не оглядываясь на него, миссис Лэмл высокомерно повторяет:
– Какая... нечестность!
Догнав ее в два шага, он резко возражает:
– Вы не то сказали. Вы сказали "низость".
– Что же, если и сказала?
– Никакого "если" тут нет. Вы это сказали!
– Да, сказала. Так что же из этого?
– Что из этого?
– повторяет мистер Лэмл.
– Вы посмели бросить мне в лицо такое слово?
– Еще бы не посмела!
– отвечает миссис Лэмл, глядя на него с холодным презрением.
– Нет, как вы смеете говорить мне такие слова?
– Я никаких не говорил.
Это правда, и миссис Лэмл остается только прибегнуть к вечному женскому ресурсу, сказав:
– Какое мне дело, говорили вы или нет!
Прогулка возобновляется; некоторое время они идут молча, затем мистер Лэмл нарушает молчание.
– Пускай будет как вам угодно. Вы считаете себя вправе спрашивать, не хочу ли я сказать вам. Что именно я должен был сказать?
– Что вы человек с состоянием.
– Нет.
– Значит, вы женились на мне обманом?
– Пусть будет так. Теперь ваша очередь. Уж не хотите ли вы сказать, что вы состоятельная женщина?
– Нет, не хочу.
– Значит, вы обманом вышли за меня замуж.
– Если вы так неудачно охотились за приданым и сами себя обманули; если по своей алчности вы слишком легко поверили внешнему блеску, то чем же я виновата, - вы, авантюрист?
– очень резким тоном говорит жена.
– Я спросил Вениринга, и он сказал мне, что вы богаты.
– Вениринга! (очень презрительно).
– А что знает обо мне Вениринг?
– Разве он не опекун ваш?
– Нет. Моего опекуна вы видели в тот день, когда обманом женились на мне, и никакого другого опекуна у меня нет. И денег у него немного - это всего-навсего рента, сто пятнадцать фунтов в год. Есть еще сколько-то шиллингов и пенсов, если вы гонитесь за точностью.