Наша Рыбка
Шрифт:
Итак, седьмое ноября. Диван перед телевизором обит гобеленовой тканью, изображавшей жизнерадостную фламандскую деревушку. Я сел скраю, прямо на чей-то дом. Фильм «Амели» я видел уже не один раз, поэтому в экран почти не смотрел, а все только думал о Ярославне, рука которой лежала рядом с моей рукой на голове веселого пастуха. Я мысленно просил ее бежать от нас, от грязных извращенцев, – от порождений нашего грязного города.
Всего неделю назад тут была Лера… Правда, фильм мы ей смотреть не предлагали. И тогда я не заметил, что жители вышитой деревни глядят на меня так враждебно.
– Зовите меня Ясна, – сказала
– Ясно, – сказал Петя и тут же добавил с улыбкой: – В смысле яснО, а не ЯснА.
Интересно, зачем я нужен был Воронцову? Он же так легко находил с девушками общий язык. Зачем ему нужен был я в роли свидетеля и соучастника? Чего он хотел от меня? Зачем втягивал меня в свою жизнь? Что это было за отклонение? А я? Кем я был, если соглашался на все это? Или, может, это считалось совершенно нормальным явлением в мужской дружбе, и я просто об этом не знал? Ха-ха.
Добрый французский фильм, конечно, не мог не тронуть. Надо быть совсем бесчувственным, чтобы не любить «Амели», – и вам вряд ли удастся меня в этом переубедить. Ближе к середине Петя выключил свет и предложил разложить диван, чтобы было удобнее смотреть. Я сказал ему, что идея – полный отстой, и мы останемся сидеть, как сидели? Нет.
Я так разволновался, что уже не мог понять, чего хочу. Было бы лучше, если бы фильм вообще никогда не кончился и мы просто так продолжали лежать рядом, еле-еле касаясь друг друга пальцами. Ясна улыбалась, глядя в экран. Я долго искоса наблюдал за ней, рассматривал ее лицо, короткую челку, одежду. На ней были красные колготки. Иришка никогда бы не стала ходить в красных колготках!
К тому времени как лениво поползли титры, я пребывал в состоянии, близком к панике. Вам может показаться, что мне просто не нравилась девушка.Это неправда, она мне понравилась сразу – с той самой минуты, когда я только увидел ее в метро. И меня начинало подташнивать, едва я представлял руку Воронцова на ее острой коленке.
– Ну как? – Петя потыкал в пульт, и экран телевизора стал ядерно-синим. В его потустороннем свете я увидел, что его голова лежит на ее плече.
– Хороший фильм. И почему я раньше сопротивлялась и отказывалась его смотреть? После него хочется в Париж, а ведь кое-кто из моих дурзей утверждает, что там вообще нечего смотреть, кроме Лувра. Я в это не очень верила, конечно, а теперь не верю совсем.
Петя встал, вынул из плеера диск. Ясна тоже было поднялась, но он не дал ей даже слезть с дивана: поймал за руки и приник носом к ее лицу.
– Мне нравится, как от тебя пахнет. Что это за запах? Мандарины?
Я видел, что пальцы их рук были сплетены. Она не двинулась с места, точно застыв, и только хлопала ресницами, пытаясь высмотреть что-то в его глазах. Петя прижался к ее губам, но она не ответила на поцелуй, хотя и не отвернулась. В ней происходила борьба. В тот момент она стала понимать, в чем дело… Давай, маленькая, соображай скорее… Я тебе ничем не помогу.
Мне показалось, что Ярославна дернулась, но ее руки были тесно зажаты в Петиных пальцах. Она медленно обернулась на меня. А что я должен был сделать? Я сидел, будто пригвожденный к дивану вилами, пиками и косами жителей фламандской деревни, и даже не мог пошевелиться. И в глаза ей смотреть не мог – меня смущали ее разноцветные радужки. Мне казалось, что я должен непременно смотреть
Интересно, что, если она начнет кричать и вырываться? Отбиваться? Плакать? Что мы будем делать? Совершать преступление?
Петя опустился на диван, потянул ее к себе. Его руки ослабили хватку. Она снова повернулась к нему и вдруг медленно и даже нежно провела по его щеке пальцем, хотя ее пальцы слегка дрожали – это я увидел.
– Ты очень красивый, Петя. Редко встретишь такого красивого мужчину. – Она сама забралась к нему на колени. – И… что же у нас тут происходит?
Я ждал, что Петя ответит что-нибудь, но он смотрел на Ясну и молчал. Я предполагал, что он найдет слова, – эта скотина всегда умела находить нужные слова, чтобы усыпить бдительность собеседника. Например, мог бы ответить, что сегодня день из другой жизни Ясны и что она должна сделать что-нибудь такое, чего не делала раньше. Но он опустил руки и перестал тискать ее бедро. Так, в тишине и темноте, мы просидели несколько долгих мгновений, потом я заметил, что Ясна делает какой-то жест, и различил наконец, что она манит меня ближе. Я кое-как привстал с крыши деревенского дома и подполз к ней. В темноте мою шею обвили ее руки (да, все-таки вздрагивающие!), и она поцеловала меня. Появилось ощущение, будто за это седьмое ноября я прожил целую жизнь, и теперь кто-то невидимый и как будто давно знакомый прикасается ко мне, нежно тянет за волосы за затылке – пусть даже и просто от страха. Но ведь и я тонул в собственном страхе, растворялся в нем, обездвиженный, сам не верящий в то, что делаю. И Ясна спасала не только себя, но и меня заодно.
Я снова ощутил Петино присутствие рядом. Все шло не так, как я и говорил. Что это были за нежности? Разве ради этого мы все затеяли? Но я не успел додумать мысль, крошечные ладони снова принялись трогать мое лицо, пальцы скользнули по векам, касаясь ресниц. Я бы понял ее, может быть, даже морально поддержал, если бы в этот самый миг она надавила большими пальцами на мои глаза и выдавила их. Но ничего такого она не замышляла. Я нащупал сквозь плотное вязаное платье худенькую талию и пояс лифчика – это значило, что у Ясны под одеждой все же было тело, и пока что оно мне не сопротивлялось.
Внезапно моя рука, осторожно ползущая по ее груди, наткнулась на маленький жесткий комочек. Я пощупал находку, но, так и не поняв, что это, решился посмотреть Ясне в глаза.
– Здесь цепочка. Тяни за нее.
Я подергал за цепочку и вытащил из-под вязаного воротника платья крупную золотую подвеску. В смутных бликах света из окна мне удалось разглядеть в ней рыбку. Она была сделана прямо как настоящая, с подвижными мерцающими чешуйками и круглыми глазами.
– Это рыба?
Петя взял подвеску в ладонь.
– Да, – ответила Ясна.
– Здоровская, – прошептал он. Хорошо, что его легче легкого можно было отвлечь блестящими побрякушками. – Как живая. Вся двигается.
– Это подарок.
– От кого?
Ярославна молчала несколько секунд, а потом сказала:
– От полковника Аурелиано Буэндиа.
Услышав ее ответ, я вдруг нервно рассмеялся. Сначала, конечно, пытался сдержаться, но не получилось. Не понимаю, что тут было смешного. Мы втроем, в темноте, в пустой квартире, занимаемся непонятно чем, а она вдруг говорит такое!