Наше преступление
Шрифт:
И Ивану показалось, что онъ лежитъ на ровномъ пеобозримомъ пол и что онъ такъ же громаденъ, какъ это поле, и что его раскинутыя руки и ноги давно приросли къ этому полю; на нихъ уясе тихонько покачивается невысокая травка, хотя она такъ дале-ко, что видть онъ ее не можетъ, какъ не можетъ видть своихъ рукъ и ногъ, но знаетъ, что она тамъ выросла, и самъ онъ весь медленно, но врно Ъриро-стаетъ къ земл и это громадное поле и онъ — одно и то же и по немъ — полю, медлепно, важно шествуютъ, блестя глянцевитыми, круглыми, • рыжеватыми голов-ками несмтныя полчища крупныхъ, величиною съ кузнечика, муравьевъ, и эти наскомыя своими без-численными ножками щекочатъ его тло. Онъ все
«Да вдь я — поле», догадался Иванъ и уже боль-ше не замчалъ муравьевъ. Онъ уже никого изъ род-ныхъ не видлъ и не узпавалъ. Зрячій глазъ его остановился и безъ всякаго выраженія неподвижно глядлъ передъ собой; дыханіе вырывалось у него съ шумомъ, и въ груди, по народному выраженію — «заговорилъ хорохолъ»г еіапвка^ак.ги
Опять пришелъ невидимый и близкій, тотъ, кото-рый нриходилъ давеча дважды и ісотораго оба раза спугнули. Теперь Иванъ зналъ уже, что онъ ближе всхъ къ нему, ближе матери, жены, братьевъ, почти то жб, что и онъ самъ; разница была только въ томъ, что этотъ невидимый и 'близкій все торопился уйти, а уйти онъ могъ только съ нимъ, съ Иваномъ, а ему, Ивану, уходить не хотлось, ему до смерти жаль было разставаться, но съ чмъ и съ кмъ разста-ваться онъ не сумлъ бы сказать, и ему предстояла дорога и страшно пускаться въ эту невдомую дорогу и потому хотлось помедлить еще хоть одну минуту, хоть одну лишнюю секунду, но опъ уже зналъ, что этотъ близкій возьметъ верхъ и путь съ нимъ неиз-бженъ, какъ сама смерть, и вотъ невидимый схва-тилъ его за одежду и настоятельно щепталъ: «Ну, што-жъ, іготовъ? пора, пойдемъ, ждутъ!»
Иванъ ,съ испугомъ и отчаяніемъ вырывалъ у него свою одежду, но тотъ, уже не спрашиваясь его, та-щилъ^. И между ними завязалась ожесточенная борьба.
— Оправляется, жаланный, — покачавъ головой, безъ слезъ промолвила Акулина, строго погрозила гла-зами всхлипывающимъ дтямъ, осторожно, съ молит-вой скрестила костенющія руки на груди умирающаго и, вставъ лицомъ къ прившенному въ углу почернв-шему образу, начала шептать молитвы. Елена, Маша и Аонька тоже стали креститься.
Катерина вышла изъ больницы ровно въ четыре часа, а въ исход пятаго Иванъ вдругъ рванулся и затрепеталъ на кровати. Невидимый и близкій, уб-дившись, что Иванъ добровольно не уходитъ, силой сталъ т ащить его, и это было самое страшное мгно-веніе въ яшзни Ивана. Въ отчаяніи и ужас онъ боролся изо всхъ силъ, но невидимый и близкій оказался куда сильне и одоллъ и вырвалъ Ивана. И, уже выходя совсм№№а^1>е*ап>вша2ГШ'Ьи' 122
мый и близкій былъ никто другой, какъ онъ самъ, его духъ и удивленію его не было предла...
То, что минуту назадъ называлось Иваномъ, те-перь. вытянувшись во весь огромный ростъ, съ от-крытымъ удивленнымъ ртомъ и остекленвшимъ, ис-пуганнымъ глазомъ лежало на кровати, прикрытое одяломъ.
XXII.
Иванъ умеръ въ субботу. Два часа спустя скон-чался и парень съ перерзаннымъ горломъ.
Трупы ихъ вынесли въ мертвецкую, находившуюся во двор. Трупъ Ивана положили на большомъ, длин-номъ стол, посреди мертвецкой, а трупъ зарзаннаго парня у стны на деревянную койку.
Въ восісресепье утромъ туда пришелъ уздный врачъ — старый, армянскаго типа* господипъ, съ ко-роткими, сдыми бачками, подстриженными въ вид сосисекъ.
Съ нимъ былъ слдователь, лысый ординаторъ больницы и два фельдшера.
Сдой господинъ, осдлавъ горбатый носъ ріпсе-пег въ золотой оправ на черномъ шнурк, съ бумагой и карандашемъ въ рукахъ, расположился въ святомъ углу, подъ болыпой иконой, у столика, передъ запы-леннымъ и закапаннымъ воскомъ, болыпнмъ церков-нымъ подсвчникомъ съ толстой, блой свчей, на которой виднлось овальной формы изображеніе въ краскахъ какого-то святого. Передъ изголовьемъ трупа Ивана въ камин весело потрескивали разгорвшіяся дрова, красноватымъ пламенемъ освщая часть гряз-наго, залитого водою пола.
Одинъ фельдшеръ въ бломъ халат, черноглазый, съ оливковымъ цвтомъ лица, съ тонкими, черными усиками, франтовато завитыми въ колечки, острымъ, неболыпимъ ножемъ рзалъ трупъ Ивана, другой по-
. 123 '
давалъ ему воду и инструменты, уздный врачъ ос-матривалъ разрзанные члены, иногда совтовался съ ординаторомъ и слдователемъ и заносилъ свои за-ключенія на бумагу.
Сначала разрзали грудь, осмотрли легкія и сердце, потомъ перебрали кишки и грудобрюшную пре-граду, наконецъ фельдшеръ, отдливъ при помощи лаыцета кожу вмст съ волосами отъ головы, тонень-кой, острой пилкой сталъ пилить черепъ...
’ Пилка въ опытныхъ, ловкихъ рукахъ, блестя, какъ змйка, съ неуловимой быстротой скользила, вр-зываясь въ кость и производя непріятные звуки, по-
добные лязгу ножа по тарелк.....%.....
Въ понедльникъ пріхали съ пустымъ гробомъ Акулина и Катерина. Администрація больницы выда-ла имъ останки Ивана.
Деминъ съ больничными служителями, обмывъ трупъ покойника. положилъ его въ гробъ, накрылъ гробъ крышкой, поставилъ его съ служителями на те-лгу и крпко прикрутилъ его веревкой къ дрожи-намъ. •
— Ну, такъ ладно будетъ, не сорвется, нсколько разъ повторилъ Деминъ, съ разныхъ сторонъ заходя и любуясь своей работой.
Бабы съ Машей и Аонькой тихимъ шагомъ по-везлі: покойника черезъ городъ, а Деминъ побжалъ въ кабакъ выпить сотку, пообщавъ бабамъ догнать ихъ на дорог.
Въ этотъ же день утромъ слдователь, пе найдя достаточпыхъ уликъ противъ убійцъ, сдлалъ поста-новленіе объ освобожденіи ихъ изъ-подъ ареста.
Выйдя изъ тюрьмы — двухъэтажнаго дома обыкно-веннаго городского типа, обнесеннаго частоколомъ и стоявшаго на берегу рки, парни зашли въ 'ближнюю пивную лавку. Настроепіе у нихъ было вначал ли-кующее и задорное, но они сдерживались. Оттудауже
немножко подъ ^^‘^^^^•еіаіп-ша^ак зна~
124
комую иивную въ иродмсть. Тегіерь они были уб-ждены, что власти одурачены ими, что имъ самъ чортъ не братъ, и такъ какъ выпитое вино развязало имъ языки, то они открыто похвалялись этимъ другъ другу. Въ ихъ невжественныхъ, чадныхъ отъ без-просыпнаго пьянства головахъ сложилось убжденіе, что и въ будугцемъ, какія бы гадоети они ни натво-рили, имъ все такъ же легко сойдетъ съ рукъ, какъ сошло это дло, а что оно уже сбшло, они въ томъ не сомнвалиеь. Сашка ходилъ гоголемъ.
— А што, робя, не врили? — говорилъ онъ. — Я сказывалъ, что четыре-пять денъ продержатъ, а тамъ выпустятъ. Вотъ и вышло на мое... Ужъ я эти дла хорошо знаю.
— И едька, проклятая душа, съ носомъ остался,— заытилъ Лобовъ. — Думалъ, ежели донесетъ, такъ-такъ ему сычасъ и поврилд. Какъ же, чорта съ два погрили... Погоди, еще доберемся до тебя!..
— Въ эфтихъ длахъ слдователь веему голова, — иродолжалъ поучать Сашка. — Какъ ёнъ повернетъ, такъ судъ на томъ и постановитъ. А ужъ ёнъ бы насъ не выпустилъ, ежели бы мы были виновати. А то противъ насъ уликъ нтути. Чистая работа!